Собственный опыт подсказывал Аликино, что любую работу, даже самую заурядную, всегда можно выполнить лучше. Нет такого результата, который невозможно было бы превзойти, и не существует — в абсолюте — некоего предела. «И потом, — сказал себе Аликино, возвращаясь к игре, к спору, возбуждавшему его, — возможно, жизнь слишком сложна для воспроизведения ее перипетий интеллектом машины».
Красным миганием Memow призвал своего оператора к его обязанностям хорошо оплачиваемого — тридцать шесть тысяч долларов в год — служащего гигантской «Ай-Эс-Ти».
— Эй, не стоит, — громко отозвался Аликино, словно обращаясь к человеку. — День окончен, а в моем контракте не предусмотрена сверхурочная работа.
Курсор запрыгал, словно развеселившийся на ветру листок.
Я нашел твоего человека.
Аликино кинулся к клавиатуре.
Ура! Только не говори мне, что он живет в Бразилии.
Это Франц Вейнфельд. Живет в Нью-Йорке на Стейтен-Айланд.
— Дай адрес и телефон. Я позвоню ему сегодня же вечером.
Он опять обратился к компьютеру как к человеку. Эта рассеянность заставила его улыбнуться. Он повторил свой вопрос письменно и ласково похлопал Memow по холодной спине.
Машина произвела безупречный поиск: из нескольких сотен имен, отыскивая их на разных континентах, она вычислила имя именно этого нужного человека.
4
В тот день, когда Аликино договорился встретиться с мистером Вейнфельдом — в последнее воскресенье сентября, — на город обрушился самый настоящий потоп.
Привычка к сидячему образу жизни побуждала Аликино отложить встречу, но он так давно искал ее, готовил, планировал, что теперь уже не мог обуздать нетерпение. Поэтому он набрался мужества и вышел из квартиры.
Миссис Молли, которую он встретил в вестибюле, с изумлением посмотрела на него:
— В такую погоду, мистер Маскаро?
— Насколько я понимаю, вас она тоже не испугала?
— Я, разумеется, и не подумала бы никуда выходить, если б не обнаружила, что у меня нет сахара. Ну да, сахара. Разве не знаете, что он необходим для яблочного пирога? А это значит, что я отложу вам хороший кусок.
— Благодарю, миссис Молли. Не представляю, что бы я делал без ваших чудесных пирогов.
— Когда вернетесь, он окажется вам весьма кстати. Если вернетесь.
Аликино посмеялся, довольный, что и сейчас не попался в ловушку, какую эта женщина всегда расставляла, чтобы узнать, куда же он отправляется. Тем временем по лестнице спустился мистер Холл, банковский служащий, что жил на втором этаже. Он был в высоких резиновых сапогах, в плаще и широкополой клеенчатой шляпе вроде тех, какие надевают моряки во время шторма.
— Вот как надо одеваться, чтобы выйти на улицу в такую погоду, — заметила миссис Молли, указывая на мистера Холла.
Тот с гримасой посмотрел на ботинки Аликино:
— Итальянские мокасины, надо полагать.
— Да.
— Как бумажные кораблики. Это уж точно.
Миссис Молли потянула Холла за рукав:
— Скажите и вы мистеру Маскаро, что нельзя так выходить на улицу.
— У меня же шляпа, плащ и зонт, — попытался оправдаться Аликино. — Думаю, этого достаточно.
— Не всегда, — продолжала женщина. — Это зависит от того, какой путь вам предстоит.
Аликино оставил без внимания столь прямо поставленный вопрос, хотя ему и нечего было скрывать. Просто досаждал покровительственный тон, с каким жильцы дома считали вправе обращаться к нему.
Но тут и мистер Холл отнесся к проблеме вполне серьезно:
— Не собираетесь же вы садиться за руль?
— Да, я как раз подумал, что в такую погоду без машины…
— Извините, но вы просто безумец. Допустим даже, что у вас не зальет карбюратор. Но разве вы не знаете, что «дворники» в такой ливень бесполезны. К тому же ничего не видно, так как потеют стекла.
Лишь бы только удовлетворить свое любопытство, миссис Молли выдвинула альтернативу. Обращаясь к мистеру Холлу, она посоветовала:
— Если направляетесь не за город, то стоит воспользоваться метро.
— Что? — вздрогнул тот. — Извините, теперь, по-моему, вы сошли с ума, миссис. Ни один нормальный человек не станет спускаться в это мерзкое чрево, которое буквально разлагает Нью-Йорк, наводняя город неграми и пуэрториканцами. Лезут отовсюду, словно ядовитые грибы. И кто виноват в этом, если не метро? Следовало бы окружить их кварталы колючей проволокой.
— Какая же я глупая, совсем не подумала, что предлагаю. Хорошо, что никогда не пользуюсь метро. И правильно делаю. Не хожу дальше трех кварталов направо и трех налево.
Мистер Холл погрузился в размышления, качая головой.
— Я хорошо знаю, что нужно делать. Идти пешком.
Миссис Молли бросила озабоченный взгляд на черные мокасины Аликино, у которых все же была толстая резиновая подошва.
— Будь у вас хотя бы сабо?
«Наверное, она хотела сказать „галоши“», — подумал Аликино.
Мистер Холл пожал плечами и, смирившись, развел руками.
— Остается только автобус.
Аликино взглянул на часы и понял, что надо спешить.
— Хорошо, поеду на автобусе.
— Это пока что единственное приличное средство передвижения, — заключил мистер Холл. Приветствуя Аликино, он коснулся полей шляпы и решительно переступил порог. Дождь с шумом обрушился на мистера Холла, но тот, не обращая на него внимания, спустился по нескольким наружным ступенькам и пересек улицу.
Аликино раскрыл зонт.
— До свидания, миссис Молли.
На этот раз она отступила, но надеялась взять реванш, когда ее подопечный вернется.
— Хорошей прогулки. И не забудьте о куске пирога, который ждет вас. — Тут она вдруг заторопилась. — Мне ведь надо еще приготовить его, а я все болтаю. У тебя стала совсем старая голова, бедная Молли!
Ее квартира была на первом этаже. Она скрылась за дверью, а Кино бросился под дождь и побежал к гаражу.
Возможно, он мог бы попасть на мост из района Веррацано, но не рискнул ездить по незнакомым улицам. Только однажды, много лет назад, он бывал в этих местах. И сейчас на своей старой верной «ланче» он сделал большой круг, обогнув Гудзон сначала с одной стороны, затем с другой, и проехал мимо Джерси-сити, вдоль бухты Ньюарк, прежде чем добрался до Стейтен-Айланда, к дому № 104 на Райбон-стрит, по адресу, который мистер Вейнфельд сообщил ему по телефону.
Невысокий, окруженный ухоженным садом дом стоял в одном ряду с точно такими же одинаковыми зданиями по всей улице, отделявшей их от обширных земельных участков.
Франц Вейнфельд сам открыл гостю дверь. На вид ему было меньше семидесяти четырех лет, какие обозначил Memow. Редкие волосы, еще имевшиеся на голове, были уложены венчиком и сохраняли прежний рыжеватый цвет.
Он был высокий, плотный. К петличке пиджака его серого костюма был прикреплен круглый эмалированный значок, на котором выделялась маленькая черная фашистская свастика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53