Беда, просто беда...
Тимофей вошел в свой рабочий кабинет, постаравшись остаться никем не замеченным, тщательно запер дверь на ключ и уставился в колонки цифр, за которыми и был приставлен наблюдать. Там, за этой абракадаброй, открывались такие бездны, которые нормальный человек вообразить просто не в состоянии: он измеряет жизнь своими мерками, его век - шесть или семь десятков лет, предельно возможное расстояние, которое он способен представить, - восемь часов лету от Москвы, скажем, до Сиднея, самое огромное, что способен он увидеть своими глазами, - гора Эверест. И как, скажите на милость, может с этим сравниться период обращения галактики АК3480855 в несколько миллиардов световых лет? Никак. Она, галактика, - обыкновенная фикция, условность, повод, чтобы загрузить работой несколько десятков ученых прохвостов и обслуживающего их персонала. Все трудятся, все заняты, все потеют - а зачем? Не есть ли это образчик всего, к чему стремятся люди? Иные лоб себе расшибают из-за того или этого, другие предпочитают своему лбу чужие, а результат? Результата ищи на кладбище - ищи, хоть обыщись.
Вот так мысли Тимофея, сделав сложный виток, вернулись к окаянному трупу. Да чтоб он провалился, в конце концов, чтоб ему пусто было! Но внезапно налетевший гнев вдруг сменился чувством совершенно противоположным, и Тимофей схватился за голову. Почему это, скажите на милость, у вас внутри кто-то умер? Значит, вы создали ему невыносимые условия существования, плохо кормили, не добавляли в пищу витаминов, злоупотребляли курением и вином. Неизвестно еще, было ли ему внутри вас достаточно места и вообще, не тюремной ли камерой стал для него ваш организм? Ах, воскликнул Тимофей, это правда! Питался я и впрямь скверно, но ведь при моих доходах в ресторан не пойдешь. Табак и алкоголь - да, бывало, но ведь совсем не часто и не в таких количествах, как вы тут себе навыдумывали. Конечно, следовало бы наладить свой быт, посещать спортзал и прочее, но ведь тысячи людей живут точно так же, и ничего, никто внутри них не умирает, а досталось одному мне!..
Но все доводы были бессмысленны, и слезы раскаяния заливали уже раскрасневшиеся тимофеевы щеки. Я, я убил, лепетал он, как в горячке, я уничтожил ни в чем не повинное существо, я посягнул на чужую жизнь, и нет мне прощения. Убийца, убийца! Теперь тебе век жить с этой болью, с этой невыносимой мукой, поскольку некому ее доверить, некому сознаться в содеянном зле, и впереди ждут тебя ад и адское пламя... Так горевал Тимофей долго, но образумился. С какой это радости стану я убивать невинного человека, сказал он. Нет, тут все не так просто. Что нам известно насчет этого типа? Ничего. Жил тихо, как мышь или крот, носа не казал наружу, а разве свойственно такое поведение человеку, имеющему чистые помыслы? Конечно, нет. Зачем ему прятаться? Что скрывать? Вот именно, выходит, было что, и смерть его не такая уж случайность, как может показаться на первый взгляд. Не иначе, он чтото затевал против меня, вынашивал планы, что-то продумывал, а тут я возьми и опереди! Тело первым почуяло опасность и выработало особый яд, чтобы прекратить любые поползновения раз и навсегда. Поделом ему, мерзавцу! Лежит теперь падаль падалью, а я жив и здоровехонек.
Внезапно вычислительная машина, до тех пор спокойно урчавшая, издала треск, задрожала и остановилась, а у Тимофея волосы встали дыбом. Как можно было забыть? Ведь одной из немногих непременных его обязанностей было нажимать каждые 15 минут особую клавишу, без чего машина не желала спокойно рассчитывать движение светил. Теперь все пропало! Уже тарабанили в дверь и в стену! Тимофей поспешно отворил и побелел от ужаса: на пороге стоял никто иной, как сам инспектор из комнаты 300, которому вздумалось зачем-то совершать утреннюю проверку.
- Что вы себе позволяете, очковтиратель? - выпалил он и затопал ногами. - Не для того ли вас здесь держат, как ученую обезьяну, чтобы выполнять простейшую работу, к которой вы, оказывается, тоже не способны! Отвечайте немедленно, что случилось?
- Я... я болен, - пролепетал Тимофей онемевшими губами. - У меня кружится голова.
- Ах, бездельник! - воскликнул инспектор. - Какую нелепую ложь вы себе позволяете. Если у человека кружится голова, он идет к доктору, а не на службу, а вы - вы совсем не больны. Немедленно отправляйтесь вон, не то я вышвырну вас отсюда своими собственными руками.
- Я не виноват! - рыдая и прижимая ладони к груди, бормотал Тимофей, а затем упал перед инспектором на колени. - Я тут ни при чем. Это все он... мертвец... он меня с утра мучит и не дает покоя. Разве я когда-нибудь допускал ошибки? Ведь нет же, нет... А теперь вот допустил, потому что все время думаю о нем, без конца о нем думаю...
Инспектор многозначительно переглянулся с окружавшими его слугами.
- Выходит, вы и впрямь больны, - сказал он Тимофею. - Это вас извиняет. Идите-ка поскорее домой и примите успокоительных таблеток. Пожалуй, я распоряжусь, чтобы вам дали небольшой отпуск.
Вне себя от горя, Тимофей поплелся домой. Боже, думал он, за что Ты меня так караешь? Чем заслужил я Твой гнев, чем оскорбил или обидел Тебя? Ведь если человек просыпается себе утром, а внутри у него покойник, тут есть от чего сойти с ума. Не успеваешь даже толком понять в чем дело, а неприятностей уже пруд пруди, да еще каких! Ведь инспектор, пожалуй, этого так не оставит, у него власти будь здоров сколько, и выгнать меня - плевое дело. Конечно, за меня вступятся мой начальник и коллеги, ведь я сотрудник со стажем и всегда честно трудился, и люди меня уважают. Я не ябедник, не сплетник, никому не делаю зла и веду себя смирно, а в таком змеином гнезде, как наша контора, это незаменимое качество. Если бы, к примеру, я старался кого-то подсидеть или обскакать, тогда только держись, а в моем случае все как раз совсем наоборот. Хотя, с другой стороны, я повел себя ужасно глупо: эти разговоры о мертвеце ума мне не прибавляют. Решат еще, пожалуй, что я рехнулся, или у меня нервный срыв, или депрессия, а разве можно такого человека подпускать к вычислительной машине? Ох, как глупо... Дадут неделю отпуска, а потом фить! - и на улицу. Ищи потом себе работу где хочешь или ложись и умирай с голоду. Кто станет разбираться, из-за чего весь сыр-бор? Теперь точно не миновать беды, это еще только самое начало...
Но что же делать, черт возьми? Вот что: немедленно избавиться от трупа! Дело не терпит отлагательств, а то ведь поди знай, чем все это может еще обернуться. Однако, каким же образом? Конечно, лучшим выходом была бы немедленная операция, но попробуй объясни доктору, чего ты от него хочешь, да и страшно ложиться под нож. Остаются домашние методы. Вернувшись в квартиру и охваченный предчувствием скорого избавления, Тимофей с охотой принялся за дело, но оно тотчас застопорилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Тимофей вошел в свой рабочий кабинет, постаравшись остаться никем не замеченным, тщательно запер дверь на ключ и уставился в колонки цифр, за которыми и был приставлен наблюдать. Там, за этой абракадаброй, открывались такие бездны, которые нормальный человек вообразить просто не в состоянии: он измеряет жизнь своими мерками, его век - шесть или семь десятков лет, предельно возможное расстояние, которое он способен представить, - восемь часов лету от Москвы, скажем, до Сиднея, самое огромное, что способен он увидеть своими глазами, - гора Эверест. И как, скажите на милость, может с этим сравниться период обращения галактики АК3480855 в несколько миллиардов световых лет? Никак. Она, галактика, - обыкновенная фикция, условность, повод, чтобы загрузить работой несколько десятков ученых прохвостов и обслуживающего их персонала. Все трудятся, все заняты, все потеют - а зачем? Не есть ли это образчик всего, к чему стремятся люди? Иные лоб себе расшибают из-за того или этого, другие предпочитают своему лбу чужие, а результат? Результата ищи на кладбище - ищи, хоть обыщись.
Вот так мысли Тимофея, сделав сложный виток, вернулись к окаянному трупу. Да чтоб он провалился, в конце концов, чтоб ему пусто было! Но внезапно налетевший гнев вдруг сменился чувством совершенно противоположным, и Тимофей схватился за голову. Почему это, скажите на милость, у вас внутри кто-то умер? Значит, вы создали ему невыносимые условия существования, плохо кормили, не добавляли в пищу витаминов, злоупотребляли курением и вином. Неизвестно еще, было ли ему внутри вас достаточно места и вообще, не тюремной ли камерой стал для него ваш организм? Ах, воскликнул Тимофей, это правда! Питался я и впрямь скверно, но ведь при моих доходах в ресторан не пойдешь. Табак и алкоголь - да, бывало, но ведь совсем не часто и не в таких количествах, как вы тут себе навыдумывали. Конечно, следовало бы наладить свой быт, посещать спортзал и прочее, но ведь тысячи людей живут точно так же, и ничего, никто внутри них не умирает, а досталось одному мне!..
Но все доводы были бессмысленны, и слезы раскаяния заливали уже раскрасневшиеся тимофеевы щеки. Я, я убил, лепетал он, как в горячке, я уничтожил ни в чем не повинное существо, я посягнул на чужую жизнь, и нет мне прощения. Убийца, убийца! Теперь тебе век жить с этой болью, с этой невыносимой мукой, поскольку некому ее доверить, некому сознаться в содеянном зле, и впереди ждут тебя ад и адское пламя... Так горевал Тимофей долго, но образумился. С какой это радости стану я убивать невинного человека, сказал он. Нет, тут все не так просто. Что нам известно насчет этого типа? Ничего. Жил тихо, как мышь или крот, носа не казал наружу, а разве свойственно такое поведение человеку, имеющему чистые помыслы? Конечно, нет. Зачем ему прятаться? Что скрывать? Вот именно, выходит, было что, и смерть его не такая уж случайность, как может показаться на первый взгляд. Не иначе, он чтото затевал против меня, вынашивал планы, что-то продумывал, а тут я возьми и опереди! Тело первым почуяло опасность и выработало особый яд, чтобы прекратить любые поползновения раз и навсегда. Поделом ему, мерзавцу! Лежит теперь падаль падалью, а я жив и здоровехонек.
Внезапно вычислительная машина, до тех пор спокойно урчавшая, издала треск, задрожала и остановилась, а у Тимофея волосы встали дыбом. Как можно было забыть? Ведь одной из немногих непременных его обязанностей было нажимать каждые 15 минут особую клавишу, без чего машина не желала спокойно рассчитывать движение светил. Теперь все пропало! Уже тарабанили в дверь и в стену! Тимофей поспешно отворил и побелел от ужаса: на пороге стоял никто иной, как сам инспектор из комнаты 300, которому вздумалось зачем-то совершать утреннюю проверку.
- Что вы себе позволяете, очковтиратель? - выпалил он и затопал ногами. - Не для того ли вас здесь держат, как ученую обезьяну, чтобы выполнять простейшую работу, к которой вы, оказывается, тоже не способны! Отвечайте немедленно, что случилось?
- Я... я болен, - пролепетал Тимофей онемевшими губами. - У меня кружится голова.
- Ах, бездельник! - воскликнул инспектор. - Какую нелепую ложь вы себе позволяете. Если у человека кружится голова, он идет к доктору, а не на службу, а вы - вы совсем не больны. Немедленно отправляйтесь вон, не то я вышвырну вас отсюда своими собственными руками.
- Я не виноват! - рыдая и прижимая ладони к груди, бормотал Тимофей, а затем упал перед инспектором на колени. - Я тут ни при чем. Это все он... мертвец... он меня с утра мучит и не дает покоя. Разве я когда-нибудь допускал ошибки? Ведь нет же, нет... А теперь вот допустил, потому что все время думаю о нем, без конца о нем думаю...
Инспектор многозначительно переглянулся с окружавшими его слугами.
- Выходит, вы и впрямь больны, - сказал он Тимофею. - Это вас извиняет. Идите-ка поскорее домой и примите успокоительных таблеток. Пожалуй, я распоряжусь, чтобы вам дали небольшой отпуск.
Вне себя от горя, Тимофей поплелся домой. Боже, думал он, за что Ты меня так караешь? Чем заслужил я Твой гнев, чем оскорбил или обидел Тебя? Ведь если человек просыпается себе утром, а внутри у него покойник, тут есть от чего сойти с ума. Не успеваешь даже толком понять в чем дело, а неприятностей уже пруд пруди, да еще каких! Ведь инспектор, пожалуй, этого так не оставит, у него власти будь здоров сколько, и выгнать меня - плевое дело. Конечно, за меня вступятся мой начальник и коллеги, ведь я сотрудник со стажем и всегда честно трудился, и люди меня уважают. Я не ябедник, не сплетник, никому не делаю зла и веду себя смирно, а в таком змеином гнезде, как наша контора, это незаменимое качество. Если бы, к примеру, я старался кого-то подсидеть или обскакать, тогда только держись, а в моем случае все как раз совсем наоборот. Хотя, с другой стороны, я повел себя ужасно глупо: эти разговоры о мертвеце ума мне не прибавляют. Решат еще, пожалуй, что я рехнулся, или у меня нервный срыв, или депрессия, а разве можно такого человека подпускать к вычислительной машине? Ох, как глупо... Дадут неделю отпуска, а потом фить! - и на улицу. Ищи потом себе работу где хочешь или ложись и умирай с голоду. Кто станет разбираться, из-за чего весь сыр-бор? Теперь точно не миновать беды, это еще только самое начало...
Но что же делать, черт возьми? Вот что: немедленно избавиться от трупа! Дело не терпит отлагательств, а то ведь поди знай, чем все это может еще обернуться. Однако, каким же образом? Конечно, лучшим выходом была бы немедленная операция, но попробуй объясни доктору, чего ты от него хочешь, да и страшно ложиться под нож. Остаются домашние методы. Вернувшись в квартиру и охваченный предчувствием скорого избавления, Тимофей с охотой принялся за дело, но оно тотчас застопорилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46