- О Господи Боже, Муртазал-Али,
Саван сошьет мне Ангел Джабраил.
- О Господи Боже, дочь великого отца Фатима,
Кому поручу я нести носилки с телом твоим?
- О Господи Боже, Муртазал-Али,
Носилки мои понесут райские девы.
- О Господи Боже, дочь великого отца Фатима,
Кому поручу я выкопать могилу тебе?
- О Господи Боже, Муртазал-Али,
Могилу мне выроет Ангел Джабраил.
В этой песне, столь целомудренно поддерживающей равновесие между святостью и человеч-ностью, сыновья Фатимы Хасан и Хусейн представлены маленькими детьми. В предыдущей песне о смерти Магомета, то есть - о событии более раннем по времени, те же Хасан и Хусейн выступа-ют взрослыми мужами. Восхитительна эта бездумная и порывистая расторопность искусства, строго преследуя истину, свободно перестраивать факты в зависимости от правды конкретного места и времени. В день смерти Фатимы ее сыновьям пускай они давно уже выросли - подобает оставаться детьми. Вспомним замечание Гете о правоте Шекспира, то наделявшего леди Макбет детьми, то в зависимости от характера монолога - изображавшего леди Макбет бездетной. Так же делал Рубенс в ландшафте с одним источником света, бросающим двоякие тени в противоположные стороны.
Как заискивают старики у молодых и здоровых: поговорить хоть немного. Снимет шапку, пожелает здоровья. - Ну как, - спросит, - заработок, сколько на харчи и что остается? - Как будто ему интересно. А ему все равно заработок, харчи. Нужно перемолвиться, поддержать себя сознанием, что он в силе еще, пускай с костылями, но тоже живой и в жизни все понимает. Как настоящий, как взрослый.
- Теперь девке - и платье купи, и брюки - купи!..
(О модах)
- Рубашка на нем - центровая!
- Портсигар - пластмассовый: положишь сигарету - дырку прожгет.
- Шарфик с этикеткой.
- И по культуре он выделялся. Разговор такой, сами понимаете. Перстень на нем золотой, с большим камнем. Шофер первого класса.
- Васек пищит.
(О кошке)
- У меня к кошкам серое отношение.
- Какие события разворачиваются? А вот какие.
- В 38-ом году захожу я в магазин, беру поллитру - нет, взял я две четвертинки, помню...
- Тары-бары, сараи-амбары.
- Закрой кашеглотатель!
- До сих пор не могу вложить себе в рамки, как все это произошло...
- А он каким-то способом остался жив.
- Тут не зависит от головы.
- Инстинкт свое играет.
- Ну, конечно, внутри у меня все волнуется, а на лице ничего не видно. Говорю: ноги мои, ноги, несите мою задницу!
- До гробовой доски наших детей!
По радио - женский смех. Как соловьиное пение. Ни от чего. Женщины любят смеяться. И даже существует особый сорт - хохотуши. Есть в этом что-то непостижимое. Холодное. Смеять-ся ни от чего. Это, наверное, какой-то физиологический смех. Как щекотка. Смех в отсутствии юмора. Как внешний раздражитель.
Зато как вполне прекрасна беспомощная косолапость детей. И во сне мы тоже часто спим косолапо, пятками врозь, уткнув коленки...
За эти годы так устал от людей, что, бывает, зайдешь в секцию, и по телу физически, волнами разливается блаженство: она - пуста!..
Но что меня выводит из себя, так это - ноги. Когда человек молчит, болтают ноги. Они притоптывают в такт радиопередаче, и без такта, просто так, у глухонемого ноги ораторствуют. Не посидят ни минуты спокойно. Тело спит, а ноги беснуются. Тело лежит на лавке, а одна нога сползла на пол, осмотрелась, освоилась и начинает выбивать чечетку. Узнаю - по ногам. Вон знакомый ботинок, а вон - сапог. Каждый топочет свое. Солдаты. Мало им шума, подавай барабаны. Чтобы читать и писать, мне хочется быть глухим.
...Космография Средних Веков прекрасно представлена в душеполезной повести Никодима, типикариса Соловецкого, - "О некоем брате". Там Архистратиг Михаил водит душу грешного монаха по небу и преисподней, а тот затем чистосердечно повествует братии обо всем увиденном. Сперва они поднимаются, минуя облака, и выше - твердь ледовидную, и выше - воды, лежащие над твердью и облаками, пока не достигают небес, расступающихся, чтобы открыть им зрелище неизреченного света. Потом они опускаются на землю и под землю, проходят нижние воды, лежащие под землей, и попадают в темную область неподалеку от адского пламени. Там несчастный монах молит отпустить его на покаяние, и по знаку Архистратига разом распахиваются все этажи Вселенной:
"...И возвед очи свои выспрь, и абие разступися вода и земля горе, разступишася же облацы и твердь и воды, яже выспрь, и небеса якоже трубою вверх. Архангел же горе зря, такоже и аз воззрех, и видех вверх, яко трубою, даже до онаго неизреченнаго света, его же прежде на небеси видех, не слышах же его глаголюща что".
Разверзшееся трубою пространство являет точную копию обратной перспективы в иконе. Да и все описание очень похоже на композицию Страшного Суда.
Вообще большие пространства - небо, поле - открываются даже в нашей действительности скорее в обратной, нежели в прямой перспективе. Мы-то крохотные, а пространство громадное и, чем дальше, тем больше и шире выспрь. Раструб трубы разверзается вдаль, и, чтобы передать эту трубную музыку, приходится и ближние вещи разворачивать в том же ракурсе: из подземных глубин - к неизреченному свету.
...Если католичество живет и дышит под знаком Отца, если протестантизм отдает предпочте-ние Сыну, то православие вольно или невольно ставит акцент на третьем сочлене Троицы - на Св. Духе. Образ Пресвятой Троицы (недейственный без третьего Лица) приобрел у нас особый авторитет, как и праздник Троицы, приуроченный ко дню сошествия Св. Духа. Поэтому и спор о "Филиокве" ("и от Сына"), введенном на Западе в дополнение к Символу веры, был столь суров, радикален, что повлек разделение Восточной и Западной церквей. Православие в этом пункте усматривало умаление Св. Духа, который в новой редакции оказывался как бы ниже второй ипостаси - Сына.
С этим незначительным, на современный взгляд, эпизодом - смещением акцента в пользу Св. Духа связано очень многое в религиозной и исторической жизни России: и то, что от Троице-Сергиевой лавры пошла Московская Русь, и что самой знаменитой русской иконой оказалась рублевская Троица, и что повелось у нас старчество, и был Серафим Саровский...
Наша русская чувственность в отношении к чуду, иконам, мощам, обрядам питается осязате-льным, вплоть до магических импульсов, приятием Духа Святаго, Господа животворящего. Его разлитие в мире, приуроченное иной раз к часу праздника-таинства (Крещения, Троицы, Пасхи Христовой), вовлекает всю тварь и плоть земную в круг духовных стяжаний. "Языческие" и "пантеистические" смещения в русском христианском сознании в основе своей православны: Дух мы склонны воспринимать столь же реально, как плоть.
Религия Св. Духа как-то отвечает нашим национальным физиономическим чертам - природ-ной бесформенности (которую со стороны ошибочно принимают за дикость или за молодость нации), текучести, аморфности, готовности войти в любую форму (придите и володейте нами), нашим порокам или талантам мыслить и жить артистически при неумении налаживать повседнев-ную жизнь как что-то вполне серьезное (зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63