И мы получим величайшую радость в сердце, когда победим грех, потому что эта победа не может быть сделана человеком самостоятельно. Ни один человек не может победить никакой грех сам: он побеждается только благодатью Божией. Поэтому если мы исцеляемся от какого-то греха, значит, в нас пришла благодать Божия. А соединение сердца человека с благодатью Божией и есть блаженство. Это есть Царство Небесное, это есть общение с Истиной. И пока мы этого не вкусим, мы никогда не поймем ни что такое христианство, ни что такое Дух Святой – для нас это будет просто абстрактное понятие, одна из философий. Конечно, эта философия самая совершенная, самая высокая, безукоризненная; с христианской православной философией ни одна другая сравниться не может, но это опять только пища для ума. А пока мы не приблизились к Богу, не начали действовать по заповедям Божиим, не воцерковили этот ум, мы через него тоже будем много страдать. Поэтому существует некая антиномия: если мы хотим достигнуть вечного блаженства, то надо добровольно обречь себя на страдания; а если мы хотим вечного страдания, то мы должны стремиться к счастью.
Счастье здесь, на земле, все время манит. Как это просто: захотел – взял и закурил, и вот блаженствую, нога на ногу, о чем-то так мечтается, и мне хорошо, я как-то забыл обо всем, смотрю, как дым поднимается, табачком так приятно пахнет – вот оно, наслаждение, вот она, плотская утеха, очень дешевая, две копейки за штуку. А можно и отказаться, не потешить свою плоть – ради Христа. Потому что курение – это есть угождение собственной плоти; если же мы совершим маленький подвиг, то тем самым свой дух возвысим. Так душа наша может либо крылья расправлять, либо опять складывать. И вот в этой непрестанной борьбе со своей плотью, со своей душой и состоит духовная жизнь, потому что грех побеждается только благодатью Божией. Чем больше мы приближаемся к Богу, тем меньше в нас плотскости и душевности – они должны, по замыслу Божию, умирать. И цель нашей жизни, если мы православные христиане, в этом и состоит: назвался груздем, полезай в кузов; раз в храм пришел – значит, вроде, верующий, значит, надо стараться постоянно стремиться душу свою освобождать.
Сам Господь так премудро устроил, что человек перед смертью стареет – чтобы ему легче было расстаться с этой землей. Даже Лев Толстой уж на что был человек не церковный и ненавидящий благодать Божию, а и то говорил, что лучшее время жизни – это старость. В старости меньше сил уходит на всякую чепуху, а человек больше смотрит в корень, вглубь, приближается к Истине; сам ход вещей таков. Но мы-то, христиане, крестились не для того, чтобы просто сидеть и ждать. Нет, христианство – это делание; надо постоянно бежать, вот как Петр. И пусть он побежал совсем не туда: Христос сказал, что Он будет встречать их в Галилее, а он побежал ко гробу, опять искать живого среди мертвых. И ничего страшного, если мы, придя в храм, здесь ищем совсем не того: мы в храме тоже ищем и душевности, и угождения собственной плоти, и угождения своему слуху и так далее. Хотим, чтобы и здесь у нас было все хорошо. Но это недостижимо.
Мы настолько расслаблены, что даже пасхальные стихиры не можем спеть: за нас другие поют. Ну что с нас взять? О каких там подвигах можно говорить, если мы самую малость не можем. Поэтому наш удел – это совершение маленьких подвигов. Мы должны то, что есть, воспринимать как величайшую милость Божию – что мы приходим в храм, собственно, на все готовое: здесь уже идет служба, весь механизм ее как-то отлажен – пусть он искусственный, потому что служба эта, собственно, не настоящая, она не от нашего сердца идет, а как бы сама по себе, а мы сами по себе. Это же не так должно быть: служба должна идти из недр Церкви, из сердца христианского. Христианин – человек, который непрестанно совершает службу Богу: дома ли, в поле, в автобусе, в магазине. А мы не можем даже по книгам богослужение совершить, мы часто и не понимаем, что вообще в храме происходит, заняты своими мыслями, своими заботами. Забросить нас куда-нибудь на необитаемый остров – мы даже не будем знать, что делать; хорошо, если из утренних молитв штук шесть вспомним, да и то мы часто в эти слова и не вникаем, и не понимаем их.
Что мы можем Богу принести? Наша немощь настолько очевидна и глубока, что мы еле-еле в состоянии на протяжении двух с половиной часов хотя бы десять минут умом не рассеиваться. Ну и то слава Богу! Это уже хорошо. И это совсем на самом деле не мало. И если будет наше постоянное стремление, и постоянное усилие, и постоянное распятие себя, и постоянное заколение себя (заколение – не от слова "закалялась сталь", а от слова "закалывать себя, как агнца, распинать себя"), тогда в нас будут происходить великие вещи, мы будем изменяться совершенно незаметно для себя – но окружающие, к сожалению, это очень часто замечают и начинают, конечно, на нас нападать.
Поэтому не надо никогда показывать этого изменения, а надо принимать вид иной – вот как Господь имел вид путешествующего в Иерусалим и был среди иудеев как иудей, и они воспринимали Его как себе равного. Он очень понемножку и в силу необходимости открывал Свою власть Сына Божия, а Себя называл Сыном Человеческим (хотя, собственно, для хорошо знавших Священное Писание слова эти были равносильны тому, как если Он бы сказал, что Он есть Сын Божий). Потому что Христос знал: как только они узнают точно, что Он – Сын Божий, то распнут Его. Вот и каждый из нас, если мир узнает, что он свят, будет распят немедленно, незамедлительно; и в ту меру, в какую он будет возрастать духовно, его страдания будут увеличиваться.
Тьма ненавидит свет и хочет его уничтожить всякими путями. Это неизбежно и есть закон духовной жизни. Но это страдание будет нами восприниматься совершенно иначе, чем сейчас. Мы его будем принимать с радостью. Почитаем жития святых мучеников, с какой они радостью, с ликованием, с песнями, со светлыми лицами шли на смерть. Казалось бы, их хотят убивать – а они радуются. Чему радуются? Духу Святому, Который поселился в их сердцах; общению с Богом в той великой полноте, которую они имеют. И эту радость отнять никак нельзя. Последим за собой: даже когда у нас радость на сердце, как ее легко потерять. Чуть-чуть, на пять минут автобус пришел попозже – и она улетучилась; вот оно, наше счастье – как оно зыбко! Мы уже раздражаемся, негодуем, проклинаем муниципальный совет, ругаем водителей, и вообще все уже плохо. А подумаешь, всего пять минут! Это оттого, что мы не знаем истинной радости.
Настоящая радость о Господе не бывает ничем поколеблема, но наоборот: чем темнее вокруг, тем ярче звезды. В августе, когда бывает самая темная ночь, самые яркие звезды. Когда человек живет духовной жизнью, то в скорбях (а Господь всегда близок к скорбящим) он еще больше радуется сердцем, внутри, тайно, в глубинах духа своего, вот этому общению с Богом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47