Последнее действие отложу на обратный путь, на Индийский океан. Южный Ледовитый океан и Мирный — это такие места, где надо будет смотреть, смотреть и смотреть.
Было ещё одно большое событие — стрижка. В последнее время у нас это ремесло необычайно процветает. Приближается Кейптаун. Моим парикмахером был мастер парашютного спорта Медведев. У него на счёту уже полторы тысячи прыжков. Он один из немногих, кто прыгал в районе Северного полюса.
Стрижка сопровождалась обменом мнений, демонстрирующих наши обширные познания в данной области. Бокс, полубокс, стрижка «под горшок», «под стилягу», «Бульба» (у одного из участников нашей экспедиции вся голова острижена наголо, лишь на темени оставлен чуб, — это и есть «Бульба»), а la Жерар Филип, а la голая репа и т. д. и т. д. Один из собеседников считал, что такой выпуклый затылок, как у меня, уже вышел из моды и что парикмахеру следует его замаскировать. Было предложено несколько соответствующих способов, заставивших меня содрогнуться от страха за свою жизнь и за сохранность содержимого своей головы. Васюков тоже отпустил несколько критических замечаний по адресу моего черепа. Это было отнюдь не умно. Его собственный затылок вытянут назад ещё больше, чем у меня, и он носит шапку шестьдесят второго размера. У него, несомненно, самая большая голова на всей «Кооперации» и даже на всем тропике Козерога. Пословица о бревне в своём глазу и о щепке в чужом ещё не утратила своего значения. Но сейчас мы оба с Васюковым обкорнаны и у нас торчат уши.
Видели сегодня хороший фильм «Разные судьбы». Очень ёмкая, художественная, правдивая картина. После того как по радио пожелали спокойной ночи и на спардеке погасили свет, группы спорщиков перебрались в коридоры. У каждого своё отношение к «Разным судьбам», но у всех оно положительное. Одна из групп стоит у двери нашей каюты, тут собрались радисты Якунин, Яковлев, Чернов, Сушанский и начальник складов Сергеев. Поскольку фильм отличается правдой жизни, то его психологическая разработка споров не вызывает. Но уж и квартиры же в нем! Композитор занимает огромные апартаменты, родители Татьяны тоже живут не хуже Рокфеллера. И это повод для дискуссии. Квартирный вопрос, как и все прочие жизненные вопросы, занимает умы и здесь. Другая группа состоит из конструкторов, транспортников и Бурханова с Васюковым. Васюков уже дошёл до анализа драматургии Островского, но слушающий его Бурханов с сомнением щурится. В курительном салоне собрались лётчики, метеорологи и некоторые участники предстоящей морской экспедиции на «Оби». Разные судьбы сходятся в группы и опять расходятся, бродят по коридорам и совсем не думают спать. Чудесный народ!
2 декабря
Атлантика
До Кейптауна осталось меньше четырехсот миль. При нормальной скорости мы добрались бы туда уже четвёртого в начале дня. Но, очевидно, прибудем после обеда. Сильный ветер в семь, а временами и в восемь баллов, волна встречная, в шесть баллов. Это сбивает скорость. Океан сегодня красив. Крепкий ветер уже вздымает воду, ходят волны, наш бак обдаёт густыми брызгами. Океан кажется на глаз серо-синим, а сквозь бинокль — блекло-серебристым.
«Кооперацию» провожает множество альбатросов. Красивые птицы! Не шевеля крыльями, скользят они с волны на волну, скрываются в провалах меж волн, взлетают на гребень, а порой воздушный ток подбрасывает их вверх. У них очень длинные мечевидные крылья, но, сколько я ни смотрел на альбатросов, ещё ни разу не видел, чтобы они взмахивали крыльями дважды подряд. Они планируют, летя против ветра. Сегодня день альбатросов — для экспедиции они все ещё новые знакомые.
3 декабря
Координаты в полдень: 30°08' южной широты и 15°20' восточной долготы. Ветер сильный — в восемь баллов, волна — в шесть-семь баллов. При шести баллах у форштевня начинает взлетать вода, при семи ветер ещё яростней налетает на корабль, а при восьми баллах уже предчувствуется шторм. Днём снимал на баке альбатросов. Ветер пригнал их к самому объективу «Зоркого». Потом через борт начала бить волна, и я вернулся в каюту промокший, а объектив аппарата покрылся солью.
Редко удаётся слышать такой ровный гул океана, как сегодня. Гул этот громкий, он проникает в каюты, во все помещения, и на второй день кажется, что ты слышал его всегда и будешь слышать всю жизнь. «Кооперацию» сильно качает. Сегодня волна отличается особым свойством: те, кто не держатся за что-нибудь, ходят фокстротным шагом, независимо от того, умеют они танцевать или нет. Да, это настоящий океан.
Мы уже тридцать три дня в море. В жизни бывает так, что в самые заурядные, серые, посконные будни врывается вдруг праздничное чувство. Его порождают приятная новость или доброе слово, успешная работа или её окончание, счастливая идея или пресыщение серьёзностью, взглянувшие на тебя красивые глаза или какой-либо другой неожиданный случай. Это чувство может вызвать и баня. Нынешнее моё чудесное настроение, видно, объясняется тем, что погода свирепая, что сегодня банный день и что завтра мы ступим на твёрдую землю Южной Африки.
Банный день называется на корабле «санитарным авралом». Длится этот аврал двенадцать часов — с восьми утра до восьми вечера. За это время следует вынести на воздух и выбить матрацы, одеяла, подушки и ковры, хорошенько убрать каюту, вымыть пол, убрать на столе (по моей вине самое неряшливое место в нашей каюте — стол), принять ванну, выстирать самое необходимое из белья и т. д. и т. д. При ветре в восемь баллов санитарный аврал становится особенно сложным предприятием. У второго люка волна бьёт через борт, и все промокает, подветренная прогулочная палуба забита матрацами, и пристроить свою постель очень трудно. А только отыщешь свободное местечко, как оказывается, что тут надо мыть палубу, и ты носишься со своим матрацем, словно грешница с незаконным дитятей.
Утром у нас не было тряпки, а без тряпки пол не вымоешь. Я попытался найти боцмана, но не нашёл. И Васюков тоже. Но потом Васюков отыскал на палубе повешенный кем-то мешок (очевидно, из-под угля), сунул его под полу и притащил в каюту. Мы почувствовали себя богачами. Васюков сказал мне:
— Какое счастье, Юхан! Гляди — мешок, целый мешок!
И я ответил серьёзно:
— Действительно счастье!
Все на свете относительно.
Четверть часа спустя каюта была залита водой, все наше добро было нагромождено на койки, а мы оба метались как на пожаре. Боялись, что придут за мешком. Сейчас все сверкает. Мешок мы спрятали. Несмотря на советское воспитание, в нас ещё сохранились пережитки собственничества.
Чудесно сидеть в ванне, в которой ходят в такт качанию корабля волны тёплой и пресной воды. Мыло мылится, волосы на голове становятся пушистыми, а мысли в голове — воздушными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Было ещё одно большое событие — стрижка. В последнее время у нас это ремесло необычайно процветает. Приближается Кейптаун. Моим парикмахером был мастер парашютного спорта Медведев. У него на счёту уже полторы тысячи прыжков. Он один из немногих, кто прыгал в районе Северного полюса.
Стрижка сопровождалась обменом мнений, демонстрирующих наши обширные познания в данной области. Бокс, полубокс, стрижка «под горшок», «под стилягу», «Бульба» (у одного из участников нашей экспедиции вся голова острижена наголо, лишь на темени оставлен чуб, — это и есть «Бульба»), а la Жерар Филип, а la голая репа и т. д. и т. д. Один из собеседников считал, что такой выпуклый затылок, как у меня, уже вышел из моды и что парикмахеру следует его замаскировать. Было предложено несколько соответствующих способов, заставивших меня содрогнуться от страха за свою жизнь и за сохранность содержимого своей головы. Васюков тоже отпустил несколько критических замечаний по адресу моего черепа. Это было отнюдь не умно. Его собственный затылок вытянут назад ещё больше, чем у меня, и он носит шапку шестьдесят второго размера. У него, несомненно, самая большая голова на всей «Кооперации» и даже на всем тропике Козерога. Пословица о бревне в своём глазу и о щепке в чужом ещё не утратила своего значения. Но сейчас мы оба с Васюковым обкорнаны и у нас торчат уши.
Видели сегодня хороший фильм «Разные судьбы». Очень ёмкая, художественная, правдивая картина. После того как по радио пожелали спокойной ночи и на спардеке погасили свет, группы спорщиков перебрались в коридоры. У каждого своё отношение к «Разным судьбам», но у всех оно положительное. Одна из групп стоит у двери нашей каюты, тут собрались радисты Якунин, Яковлев, Чернов, Сушанский и начальник складов Сергеев. Поскольку фильм отличается правдой жизни, то его психологическая разработка споров не вызывает. Но уж и квартиры же в нем! Композитор занимает огромные апартаменты, родители Татьяны тоже живут не хуже Рокфеллера. И это повод для дискуссии. Квартирный вопрос, как и все прочие жизненные вопросы, занимает умы и здесь. Другая группа состоит из конструкторов, транспортников и Бурханова с Васюковым. Васюков уже дошёл до анализа драматургии Островского, но слушающий его Бурханов с сомнением щурится. В курительном салоне собрались лётчики, метеорологи и некоторые участники предстоящей морской экспедиции на «Оби». Разные судьбы сходятся в группы и опять расходятся, бродят по коридорам и совсем не думают спать. Чудесный народ!
2 декабря
Атлантика
До Кейптауна осталось меньше четырехсот миль. При нормальной скорости мы добрались бы туда уже четвёртого в начале дня. Но, очевидно, прибудем после обеда. Сильный ветер в семь, а временами и в восемь баллов, волна встречная, в шесть баллов. Это сбивает скорость. Океан сегодня красив. Крепкий ветер уже вздымает воду, ходят волны, наш бак обдаёт густыми брызгами. Океан кажется на глаз серо-синим, а сквозь бинокль — блекло-серебристым.
«Кооперацию» провожает множество альбатросов. Красивые птицы! Не шевеля крыльями, скользят они с волны на волну, скрываются в провалах меж волн, взлетают на гребень, а порой воздушный ток подбрасывает их вверх. У них очень длинные мечевидные крылья, но, сколько я ни смотрел на альбатросов, ещё ни разу не видел, чтобы они взмахивали крыльями дважды подряд. Они планируют, летя против ветра. Сегодня день альбатросов — для экспедиции они все ещё новые знакомые.
3 декабря
Координаты в полдень: 30°08' южной широты и 15°20' восточной долготы. Ветер сильный — в восемь баллов, волна — в шесть-семь баллов. При шести баллах у форштевня начинает взлетать вода, при семи ветер ещё яростней налетает на корабль, а при восьми баллах уже предчувствуется шторм. Днём снимал на баке альбатросов. Ветер пригнал их к самому объективу «Зоркого». Потом через борт начала бить волна, и я вернулся в каюту промокший, а объектив аппарата покрылся солью.
Редко удаётся слышать такой ровный гул океана, как сегодня. Гул этот громкий, он проникает в каюты, во все помещения, и на второй день кажется, что ты слышал его всегда и будешь слышать всю жизнь. «Кооперацию» сильно качает. Сегодня волна отличается особым свойством: те, кто не держатся за что-нибудь, ходят фокстротным шагом, независимо от того, умеют они танцевать или нет. Да, это настоящий океан.
Мы уже тридцать три дня в море. В жизни бывает так, что в самые заурядные, серые, посконные будни врывается вдруг праздничное чувство. Его порождают приятная новость или доброе слово, успешная работа или её окончание, счастливая идея или пресыщение серьёзностью, взглянувшие на тебя красивые глаза или какой-либо другой неожиданный случай. Это чувство может вызвать и баня. Нынешнее моё чудесное настроение, видно, объясняется тем, что погода свирепая, что сегодня банный день и что завтра мы ступим на твёрдую землю Южной Африки.
Банный день называется на корабле «санитарным авралом». Длится этот аврал двенадцать часов — с восьми утра до восьми вечера. За это время следует вынести на воздух и выбить матрацы, одеяла, подушки и ковры, хорошенько убрать каюту, вымыть пол, убрать на столе (по моей вине самое неряшливое место в нашей каюте — стол), принять ванну, выстирать самое необходимое из белья и т. д. и т. д. При ветре в восемь баллов санитарный аврал становится особенно сложным предприятием. У второго люка волна бьёт через борт, и все промокает, подветренная прогулочная палуба забита матрацами, и пристроить свою постель очень трудно. А только отыщешь свободное местечко, как оказывается, что тут надо мыть палубу, и ты носишься со своим матрацем, словно грешница с незаконным дитятей.
Утром у нас не было тряпки, а без тряпки пол не вымоешь. Я попытался найти боцмана, но не нашёл. И Васюков тоже. Но потом Васюков отыскал на палубе повешенный кем-то мешок (очевидно, из-под угля), сунул его под полу и притащил в каюту. Мы почувствовали себя богачами. Васюков сказал мне:
— Какое счастье, Юхан! Гляди — мешок, целый мешок!
И я ответил серьёзно:
— Действительно счастье!
Все на свете относительно.
Четверть часа спустя каюта была залита водой, все наше добро было нагромождено на койки, а мы оба метались как на пожаре. Боялись, что придут за мешком. Сейчас все сверкает. Мешок мы спрятали. Несмотря на советское воспитание, в нас ещё сохранились пережитки собственничества.
Чудесно сидеть в ванне, в которой ходят в такт качанию корабля волны тёплой и пресной воды. Мыло мылится, волосы на голове становятся пушистыми, а мысли в голове — воздушными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81