К концу месяца я оставил попытки взять его, и
теория, которую я строил, совершив подлог, стремительно приобрела стройный
и законченный вид.
Но, конечно, я еще не сознавал, что же произошло. Просто душа всегда
первой чувствует надвигающуюся беду.
- Теперь амплитуда тоже не очень значительна, - сказал я, стараясь,
чтобы голос мой звучал нейтрально. Да и о чем я мог волноваться? Подумаешь
- обнаружение каких-то пульсаций в солнечном ветре! Новый эффект,
зарегистрированный при помощи спутниковой аппаратуры - что в этом
удивительного? Для того и запускаются спутники, чтобы открывать такие вот
новые закономерности. Но изгнать какое-то нехорошее предчувствие из сердца
мне все же не удавалось.
- Дело не в амплитуде, - произнес профессор. - Дело не в амплитуде.
Дело именно в периоде, - он помолчал, потер глаза, приподняв очки - глаза
у него были красные, невыспавшиеся - потом продолжил: - Понимаешь, меня
самого поначалу этот период удивил. Если бы не твоя работа, я так и не
нашел бы ему объяснения. Но, если привлечь твои построения, то сомнений, в
общем, не остается...
- Сомнений... в чем?
- В том, что наше светило, оказывается, далеко не так устойчиво, как
мы привыкли считать. Я тут пока не спешил делиться своими выводами - ты
знаешь, не люблю скоропалительных сенсаций. Тем более, сенсаций такого
рода. Я вообще предпочел бы, чтобы все это оказалось неверным и поскорее
позабылось. Но, видимо, рациональное зерно в моих построениях имеется. К
сожалению.
- Вы хотите сказать, что наличие именно такого периода
свидетельствует об особой форме неустойчивости.
- Да, именно так. Хотя кто бы мог подумать - учитывая геологические
данные? Кто бы мог подумать? Я, правда, надеюсь, что допустил где-то
ошибку - потому мне необходима твоя помощь. Ты ведь можешь отложить свою
работу на время?
- Разумеется.
- Ну и прекрасно. А то, знаешь, мне не хотелось бы привлекать к этому
анализу еще кого-нибудь. Я все же надеюсь пока, что ошибся. Уж больно
выводы получаются неутешительные. Да что там неутешительные - просто
ужасные, знаешь ли, получаются выводы.
Профессор посмотрел мне в лицо, и меня даже передернуло - настолько
жалким, совершенно для него не характерным был этот взгляд. Я не помнил,
чтобы он хоть когда-либо прежде глядел такими вот глазами - даже тогда,
когда три с половиной года назад хоронил брата. Тот тоже работал у нас в
Университете.
Позже я понял, почему он так смотрел. Чтобы это понять, много времени
мне не потребовалось - к утру следующего дня я успел подробнейшим образом
проверить все выводы профессора и пришел к тем же самым ужасным
результатам.
Если говорить кратко, все можно описать в двух словах: наше Солнце,
которое во всех до сих пор существовавших моделях звездной эволюции
признавалось звездой достаточно устойчивой - по крайней мере, в течение
значимого для существования человечества времени - на самом деле таковой
не являлось. В силу весьма тонких эффектов взаимодействия в конвективном
слое, вполне корректно описываемых в рамках развитой мною теории, в
определенный момент времени должен был произойти качественный скачок в
светимости Солнца, предвестником которого с достаточной степенью
достоверности можно было бы считать как раз замеченную недавно
периодичность в интенсивности солнечных протонов. Сами эти вариации
интенсивности свидетельствовали о близости скачка, а их период, в
совокупности с некоторыми другими данными, указывал, что светимость Солнца
должна резко, в течение ближайших десяти-пятнадцати лет упасть не менее,
чем на двадцать процентов.
Думаю, не требуется объяснять, что это будет означать для
человечества и вообще для всей жизни на Земле. Конечно, от такого
изменения светимости жизнь еще не погибнет - но это будет уже другая
жизнь, это будет другая биосфера, и я сомневаюсь, что современному
человечеству найдется в ней место. Разве что жалким его остаткам - это в
случае, если люди не уничтожат всех себе подобных в борьбе за место под
новым, холодным Солнцем.
Когда рано утром я снова пришел на кафедру, профессор уже сидел в
своем кабинете. Возможно, он вообще не уходил домой или, во всякому
случае, засиделся допоздна - количество окурков в пепельнице говорило само
за себя. Но спрашивать я не стал, это теперь не имело особенного значения.
- Ну, ты проверил? - спросил он, едва я открыл дверь.
- Да.
Он не потребовал уточнений. Все и так было ясно.
Я сел к столу, достал из кейса распечатку со своими результатами -
моему компьютеру пришлось поднапрячься, и полночи, пока он работал, я
сумел поспать. Вернее, забыться - отдыха после пробуждения я не
почувствовал.
Профессор вывел на экран данные из памяти своего компьютера,
несколько минут, что-то бурча себе под нос, сравнивал наши результаты.
Потом, не поворачиваясь, спросил:
- А что у тебя получилось с амплитудой пульсаций?
- Она должна постепенно нарастать.
- Но ведь этого же нет. Ты же помнишь - в последние две недели она
снова упала. Как ты это объясняешь?
- Не знаю... Может, какой-то побочный эффект? Если оставаться в
рамках теории, интенсивность не должна падать...
- Вот именно, - оживился профессор. - Интенсивность падать не должна
- а она падает. Может, мы просто не учитываем какой-то существенный
момент, и все наши страхи совершенно напрасны? Проверь-ка ты снова все
свои выкладки.
- Х-хорошо... - ответил я упавшим голосом. Глупец! - тогда
разоблачение и неизбежное презрение со стороны профессора казалось мне не
менее страшным, чем ужасные предсказания теории о судьбе Солнца. Я и
помыслить не мог тогда о том, чтобы сознаться - а ведь тогда у нас
оставалось бы больше времени. А теперь - не то ли же самое совершаю я
теперь, храня в тайне нашу с профессором роль в появлении звезды Ранкора?
Конечно, я забросил все текущие дела, еще совсем недавно казавшиеся
столь срочными, что даже в выходные я не отрывался от работы. Проверка
всех выкладок заняла у меня почти месяц, но я с самого начала был убежден,
что не совершил ошибки в своих теоретических построениях. Кроме
единственного места - но там была не ошибка, там был сознательный подлог.
Когда я вновь дошел до того злополучного интеграла, я знал уже наверняка:
если в теории, мною построенной, и есть слабое звено, то оно именно здесь.
Профессор же занимался дальнейшим анализом информации, пару раз слетал на
Гавайи и в Симеиз, чтобы проконсультироваться с работающими там
специалистами, но пока что не раскрывал никому причины своего столь
пристального интереса к определенного рода солнечным данным.
1 2 3 4 5