В результате в отделение иммиграции прибыла карета «скорой помощи», которую сопровождали двое санитаров, прихватившие смирительную рубашку. При виде их графиня вдруг почувствовала себя гораздо лучше и изъявила желание доехать до железнодорожного вокзала в автомобиле службы иммиграции. Когда она с достоинством выходила из ворот тюрьмы, кто-то спросил:
«А Шофилд в Техасе?»
Ответ был утвердительным — тот прибыл в Техас на два дня раньше графини. Переезд в Техас графиня увидела в новом свете: оттуда можно бежать через мексиканскую границу.
Прибыв в Сиговиль, графиня немедленно отправила следующую телеграмму сотруднику службы иммиграции:
«Для матери невозможно. Пожалуйста, отбросьте всякие размышления или условности, добивайтесь и настаивайте чтобы Б. (так она называла Шофилда) сделал все, что вы хотите. Крайне срочно. Стефени».
Телеграмму было нетрудно расшифровать: тот служащий, который был целиком и полностью в руках графини, должен был, забыв про осторожность, добиться, чтобы Шофилд без лишней шумихи вернул графиню в Глостер. По-видимому, она поняла, что бежать в Мексику невозможно.
В Сиговиле прямо с вокзала она была доставлена на 10 дней в больницу, хотя состояние ее здоровья не вызывало опасений. Стефени Гогенлоэ потребовала разрешить пользоваться телефоном, увеличить время свиданий с матерью и получить снотворные таблетки. Однако возможности в Сиговиле были ограниченны. Инспектор, возглавлявший местное отделение службы иммиграции, не обращал внимания на просьбы Шофилда и следил за тем, чтобы никаких поблажек графине не давалось. Более того, он добавил двух охранников, но графиня заявила, что все равно убежит в Мексику при первой же возможности. Мать Стефени изъявила желание разделить заключение вместе с дочерью. Биддл не преминул издать приказ и о ее аресте.
В начале 1943 года графиня довольно пространно изложила свое жизнеописание и отправила в ФБР.
Написанное ею представляло смесь правды с фантазией и тайными угрозами. По-видимому, этот сумбур на кого-то в Вашингтоне произвел впечатление, поскольку заговорили о слушании дела графини Гогенлоэ. Она направила несколько писем Гуверу, которые свидетельствовали, что графиня отмежевалась от Гитлера, узнав о понесенных им поражениях на военных фронтах.
Агент ФБР посетил графиню в ноябре 1943 года и нашел ее в состоянии чрезвычайного душевного смятения. Он описывал ее как «превосходную актрису», а «ее моральное потрясение деланным, рассчитанным на то, чтобы вызвать сочувствие».
1 марта 1944 года наконец состоялось слушание дела графини Гогенлоэ. В состав комиссии вошли два представителя министерства юстиции и один — ФБР. Комиссия признала ее… ни в чем не виновной и постановила немедленно освободить условно! Она покидала Сиговиль с победоносным видом. Гувер затянул дело на несколько недель, а Рузвельт лично контролировал деятельность комиссии.
В конце января 1945 года Стефени пыталась покончить с собой, отравившись лекарствами. Каким образом ей удалось их получить — остается загадкой. При этом она направила резкое письмо Биддлу и пространное послание Элеоноре Рузвельт.
Стефени Гогенлоэ вышла на свободу вскоре после Дня победы. Майор Шофилд, которому вся эта история с графиней не повредила, встретил ее с распростертыми объятиями. Они поселились на ферме Шофилда под Филадельфией и зажили как муж и жена.
Видеману тоже сопутствовала удача. Во время войны он успешно руководил фашистской разведкой в оккупированном Китае из консульства в Тяньцзине. После вступления американских войск он остался на свободе, заявив о своей дипломатической неприкосновенности и о содействии спасению евреев в Китае во время оккупации.
В 1945 году Видеман был взят под арест. Он выступил на Нюрнбергском процессе свидетелем, и достаточно известные факты представил столь запутанными, что был освобожден от дальнейшей дачи показаний. Денацификация Видемана не коснулась. Поверили, что он участвовал в заговоре главы абвера адмирала Канариса, а вернее Гиммлера, с целью свержения Гитлера. ФБР так никогда и не направило пухлые досье на этого дипломата и графиню в Нюрнберг — никто об этом и не просил. «Братство» и на этот раз плотно сомкнуло ряды.
ГЛАВА XI. «БРАТСТВО» ЗАМЕТАЕТ СЛЕДЫ
С окончанием Нюрнбергского процесса правду о деятельности «братства» постарались похоронить. Шахт, который знал, как никто другой, финансовое положение нацистской Германии, устроил на суде великолепный спектакль. На вопросы главного обвинителя Роберта Джексона он отвечал либо презрительно, либо насмешливо. Шахту предъявили обвинение в соучастии в тяжелейшем преступлении против человечества — развязывании войны. Однако дело на процессе было представлено так, будто Шахт действовал лишь в рамках политики нейтралитета, проводимой «братством». Конечно же, Шахта оправдали (за соучастие в составлении и осуществлении заговора против мира и человечности Гельмар Шахт вместе с другими главными нацистскими военными преступниками был предан суду Международным военным трибуналом в Нюрнберге 20 ноября 1945 г. — 1 октября 1946 г. Невзирая на решительный протест советских членов суда, представители США и Великобритании добились принятия решения об его оправдании. При этом они выполняли волю тех монополистических кругов западных держав, которые оказывали германскому империализму экономическую поддержку накануне и в ходе второй мировой войны, с тем чтобы его руками если не уничтожить, то хотя бы существенно ослабить Советский Союз. После войны Г. Шахт учредил собственный банк, финансировавший ремилитаризацию ФРГ). А он мог бы поведать во всех подробностях о тайной деятельности «братьев». Тем не менее лишь однажды при перекрестном допросе Шахт обмолвился о сложностях, связанных с доставкой в Берлин австрийского золота (а ни чешского, ни бельгийского, ни датского. — прим. авт.).
А это значит, что он хорошо был осведомлен о финансовых операциях нацистов. Ни разу Шахта, далее выступавшего на процессе свидетелем, не спросили ни о Банке международных расчетов, ни о Томасе X. Маккитрике. Мемуары Шахта не дают абсолютно никакого представления о том, что он знал в действительности.
К счастью для «братства», Геринг и Гиммлер покончили с собой, похоронив тем самым тайны, которые Шарль Бедо, Уильям Родс Дэвис, Уильям Уэйс и Уильям С. Фэриш хранили до самой могилы. Джеймс Форрестол тоже покончил жизнь самоубийством. В 1949 году он повесился в оконном проеме военно-морского госпиталя «Бетсесда» в Вашингтоне, куда его поместили по причине прогрессирующей параноидной шизофрении.
Что касается других членов «братства», то их жизнь в послевоенный период шла своим чередом, вполне спокойно и размеренно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
«А Шофилд в Техасе?»
Ответ был утвердительным — тот прибыл в Техас на два дня раньше графини. Переезд в Техас графиня увидела в новом свете: оттуда можно бежать через мексиканскую границу.
Прибыв в Сиговиль, графиня немедленно отправила следующую телеграмму сотруднику службы иммиграции:
«Для матери невозможно. Пожалуйста, отбросьте всякие размышления или условности, добивайтесь и настаивайте чтобы Б. (так она называла Шофилда) сделал все, что вы хотите. Крайне срочно. Стефени».
Телеграмму было нетрудно расшифровать: тот служащий, который был целиком и полностью в руках графини, должен был, забыв про осторожность, добиться, чтобы Шофилд без лишней шумихи вернул графиню в Глостер. По-видимому, она поняла, что бежать в Мексику невозможно.
В Сиговиле прямо с вокзала она была доставлена на 10 дней в больницу, хотя состояние ее здоровья не вызывало опасений. Стефени Гогенлоэ потребовала разрешить пользоваться телефоном, увеличить время свиданий с матерью и получить снотворные таблетки. Однако возможности в Сиговиле были ограниченны. Инспектор, возглавлявший местное отделение службы иммиграции, не обращал внимания на просьбы Шофилда и следил за тем, чтобы никаких поблажек графине не давалось. Более того, он добавил двух охранников, но графиня заявила, что все равно убежит в Мексику при первой же возможности. Мать Стефени изъявила желание разделить заключение вместе с дочерью. Биддл не преминул издать приказ и о ее аресте.
В начале 1943 года графиня довольно пространно изложила свое жизнеописание и отправила в ФБР.
Написанное ею представляло смесь правды с фантазией и тайными угрозами. По-видимому, этот сумбур на кого-то в Вашингтоне произвел впечатление, поскольку заговорили о слушании дела графини Гогенлоэ. Она направила несколько писем Гуверу, которые свидетельствовали, что графиня отмежевалась от Гитлера, узнав о понесенных им поражениях на военных фронтах.
Агент ФБР посетил графиню в ноябре 1943 года и нашел ее в состоянии чрезвычайного душевного смятения. Он описывал ее как «превосходную актрису», а «ее моральное потрясение деланным, рассчитанным на то, чтобы вызвать сочувствие».
1 марта 1944 года наконец состоялось слушание дела графини Гогенлоэ. В состав комиссии вошли два представителя министерства юстиции и один — ФБР. Комиссия признала ее… ни в чем не виновной и постановила немедленно освободить условно! Она покидала Сиговиль с победоносным видом. Гувер затянул дело на несколько недель, а Рузвельт лично контролировал деятельность комиссии.
В конце января 1945 года Стефени пыталась покончить с собой, отравившись лекарствами. Каким образом ей удалось их получить — остается загадкой. При этом она направила резкое письмо Биддлу и пространное послание Элеоноре Рузвельт.
Стефени Гогенлоэ вышла на свободу вскоре после Дня победы. Майор Шофилд, которому вся эта история с графиней не повредила, встретил ее с распростертыми объятиями. Они поселились на ферме Шофилда под Филадельфией и зажили как муж и жена.
Видеману тоже сопутствовала удача. Во время войны он успешно руководил фашистской разведкой в оккупированном Китае из консульства в Тяньцзине. После вступления американских войск он остался на свободе, заявив о своей дипломатической неприкосновенности и о содействии спасению евреев в Китае во время оккупации.
В 1945 году Видеман был взят под арест. Он выступил на Нюрнбергском процессе свидетелем, и достаточно известные факты представил столь запутанными, что был освобожден от дальнейшей дачи показаний. Денацификация Видемана не коснулась. Поверили, что он участвовал в заговоре главы абвера адмирала Канариса, а вернее Гиммлера, с целью свержения Гитлера. ФБР так никогда и не направило пухлые досье на этого дипломата и графиню в Нюрнберг — никто об этом и не просил. «Братство» и на этот раз плотно сомкнуло ряды.
ГЛАВА XI. «БРАТСТВО» ЗАМЕТАЕТ СЛЕДЫ
С окончанием Нюрнбергского процесса правду о деятельности «братства» постарались похоронить. Шахт, который знал, как никто другой, финансовое положение нацистской Германии, устроил на суде великолепный спектакль. На вопросы главного обвинителя Роберта Джексона он отвечал либо презрительно, либо насмешливо. Шахту предъявили обвинение в соучастии в тяжелейшем преступлении против человечества — развязывании войны. Однако дело на процессе было представлено так, будто Шахт действовал лишь в рамках политики нейтралитета, проводимой «братством». Конечно же, Шахта оправдали (за соучастие в составлении и осуществлении заговора против мира и человечности Гельмар Шахт вместе с другими главными нацистскими военными преступниками был предан суду Международным военным трибуналом в Нюрнберге 20 ноября 1945 г. — 1 октября 1946 г. Невзирая на решительный протест советских членов суда, представители США и Великобритании добились принятия решения об его оправдании. При этом они выполняли волю тех монополистических кругов западных держав, которые оказывали германскому империализму экономическую поддержку накануне и в ходе второй мировой войны, с тем чтобы его руками если не уничтожить, то хотя бы существенно ослабить Советский Союз. После войны Г. Шахт учредил собственный банк, финансировавший ремилитаризацию ФРГ). А он мог бы поведать во всех подробностях о тайной деятельности «братьев». Тем не менее лишь однажды при перекрестном допросе Шахт обмолвился о сложностях, связанных с доставкой в Берлин австрийского золота (а ни чешского, ни бельгийского, ни датского. — прим. авт.).
А это значит, что он хорошо был осведомлен о финансовых операциях нацистов. Ни разу Шахта, далее выступавшего на процессе свидетелем, не спросили ни о Банке международных расчетов, ни о Томасе X. Маккитрике. Мемуары Шахта не дают абсолютно никакого представления о том, что он знал в действительности.
К счастью для «братства», Геринг и Гиммлер покончили с собой, похоронив тем самым тайны, которые Шарль Бедо, Уильям Родс Дэвис, Уильям Уэйс и Уильям С. Фэриш хранили до самой могилы. Джеймс Форрестол тоже покончил жизнь самоубийством. В 1949 году он повесился в оконном проеме военно-морского госпиталя «Бетсесда» в Вашингтоне, куда его поместили по причине прогрессирующей параноидной шизофрении.
Что касается других членов «братства», то их жизнь в послевоенный период шла своим чередом, вполне спокойно и размеренно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86