Повторяя избитые и не про новую действительность сказанные истины, правозащитники и демократы не доходят до такой истины: к соблюдению законов свободы тоже нужно принуждать.
Они привыкли протестовать против самого существования аппарата принуждения тоталитарного государства, принуждавшего народ к соблюдению законов несвободы, и по инерции брешут на нарождающееся демократическое государство, призванное обеспечить, в том числе и принуждением, соблюдение законов свободы .
Полицейское государство? Да: сильное демократическое государство, должное быть куда сильнее тоталитарного. Сильное, в том числе, и своей полицией, и своей армией.
5. «Жители Северного Кавказа – это романтические герои, они на протяжении всей своей истории боролись за свободу, вот и сегодня маленький, но свободолюбивый чеченский народ борется за свободу, таков уж менталитет гордых кавказцев – свобода у них в крови»
Увы, мои оценки прямо противоположны приведенной выше. Логически, приведенная выше оценка опровергается фактом неукорененности в сознании северокавказцев (конечно, не только их) понимания Закона, правильно-построенных законов как необходимого условия свободы.
Менталитет кавказца, на мой взгляд, ближе всего менталитету латиноамериканцев: та же философия и мораль мачо, мужчины, культ мужчинизма, переходящий в культ силы, в свою очередь переходящий в уважение и почитание людей («настоящих мужчин»), сумевших силой добиться власти над… почитателями сильных мужчин. От философии мачо логически неизбежен, в политике, переход к авторитарным латиноамериканским режимам. К авторитарности, а не к свободе и равноправию, тяготеют и северокавказцы: логика поклонения не правоте, а силе, логика морали мужчинизма (мачо) рыхлит почву для законного и логичного раболепия, рабства, согласия на неравноправие.
Хорошо, на мой взгляд, сказал об этом, почти двести лет назад, Гегель: «На Востоке тот почитается счастливым, у кого хватает отваги подчинить себе то, что слабее его, и достаточно ума для того, чтобы не нападать на то, что его сильнее, а в случае необходимости, сразу этому подчиниться. А мудрым считается тот, кто уходит от реальности и действует лишь в речах и сентенциях», и: «… в восточном характере так тесно переплетаются между собой два с первого взгляда противоречащих определения: стремление властвовать над всем и покорное подчинение любому рабству. Над тем и другим властвует закон необходимости. (А не свободы. – прим. авт. ). Господство и порабощение – оба этих состояния здесь на месте, ибо в обоих царствует одинаковый закон власти. (А не правоты. – прим. авт. ). (Г.В.Ф.Гегель, Работы разных лет, том 1, стр.214–215).
Эти идеи ничем не походят на сладкий сироп ученых уверений научного сотрудника Института Востока АН России Арутюнова.
6. «Не бандформирования, а вооруженный народ», «Волеизъявившийся народ»
Аргументы, весь вес которых сосредоточен в слове народ, на меня не действуют или действуют отрицательно: народ за, значит надо было решать иначе.
Народ проголосовал за Гитлера, ну и что – он был прав?
Народ проголосовал за Гамсахурдиа – ну и что?
Народ Кубы проголосовал за Кастро – и что?
Народ Кубы в состоянии экстатического опьянения (сравни с состоянием митингующих на площади Грозного чеченцев) голосовал «за свободу – против диктатуры Батисты!» И что? Оказалось, что, как всегда, как в большинстве случаев, народ оказался неправ: он проголосовал за диктатуру куда более жестокую, куда более грязную, карикатурную, паранойяльную – за диктатуру Кастро, которого не знает теперь как ссадить со своей, народной, шеи.
Глас народа – глас божий? Абсолютная неправда. Инструментом истины является человек. Одинокий голос первооткрывателя – вот глас божий. Через одного, поначалу враждебного народу, человека народ и доводится до истины. Но для этого надо, чтобы до общества, до народа (с трудом выговариваю это не любимое мною, но очень любимое Сталиным, Лениным, Гитлером, Муссолини, Кастро, Гамсахурдиа, Дудаевым, Даниэлем Ортегой, Менгисту Хайле Мариамом, Муамаром Каддаффи, Саддамом Хусейном – всеми теми, кто вскакивал на шею прославляемому ими народу, слово) мог дойти одинокий голос человека, которому дано.
Этого-то одинокого голоса пуще смерти боятся прославители народа. Они не дают говорить несогласным с их, быстро возводимым в сан «народного», мнением. Посему слитный, единодушный глас народа – это всегда признак несвободы.
Несвободен был СССР, и потому народ в нем был единодушен, несвободна была и Чечня там, где она была единодушна (в дудаевских районах), несвободна была гамсахурдиевская Грузия, ортеговская Никарагуа, кастровская Куба, каддаффиевская Ливия… Там единодушны, потому что несвободны. Чего ж стоит аргументация мнением запуганного народа? И с чего бы это господа журналисты называют дудаевцев «борцами за свободу»? (Сегодня сложилась забавная ситуация: Дудаева признают уже и журналисты преступником, криминальной личностью, а дудаевцев, по инерции, еще продолжают величать «борцами за свободу»). Они борцы не за свободу, а за рабство, за рабство народа под режимом Дудаева. При всех режимах, установившихся в результате «народно-освободительной» идеологии, «народно-освободительных» движений действует структура несвободы – несогласные уничтожаются, заключаются под стражу, изгоняются, проклинаются. Это общее, ненарушимое правило поведения режимов, приведенных к власти «народно-освободительными» движениями. Народно-освободительные движения непременно оказываются народно-поработительными. Случайно? Нет, на мой взгляд, вполне логично и потому неизбежно. Виновен народ, виновна категория народ, виновно возведение этой категории в ранг первой, высшей. Народ, вдруг собравшись на Совет, Курултай, Вече, Митинг, Конгресс, Ассамблею и т д и т п. не в силах родить истину, он в силах только проклясть человека не льстящего народу, а говорящего ему, народу, правду о нем – всегда в этих случаях неприятную.
Неправда, самообман, нелепица (на манер отождествления суверенитета государства и свободы человека) провозглашаются народами на этих массовых радениях своею целью и ведут их (народы) к несчастьям, к рабству, падению, гибели.
Все изменится, если не народ станет высшей категорией, а человек, личность. У народа, для которого не народ, как целое, а личность – высшая категория, и жизнь общества иначе структурирована и государство другое, в нем создаются, действуют структуры свободы. Свободы, под которой должна разуметься только свобода каждого отдельного человека.
Верховенство народа над человеком, как я указал выше, неизбежно ведет к несвободе личности и, тем самым, к несвободе народа как целого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19