И слава богу! Я никогда не был карьеристом, а теперь… Вы слышали? Открывается академия Генерального штаба Красной Армии. Это — дело другое.
— То есть?
— А я бы очень не прочь попрофессорствовать. Вот мое настоящее дело… Но мы все говорим почему-то лишь обо мне. Расскажите же, пожалуйста, и о себе, о ваших планах, о том, как вы представляете себе свое участие в гражданской войне и самое гражданскую войну. Я с большим интересом вас слушаю…
Карбышев пожал плечами. Действительно до сих пор говорил только Азанчеев и только о себе. Заметив, наконец, как это глупо и невежливо получается, он приостановился. «Я вас слушаю»… — и сейчас же опять заговорил сам.
— Должен вам сказать, что я все-таки ничего не понимаю в гражданской войне. Иногда мне кажется, что это даже вовсе не война, а просто какой-то кинематограф.
— Кинематограф?
— Да, именно… Политическая фильма на тему «Поехала кума неведомо куда». Вот вы собираетесь в Симбирск. А известно вам, как мы взяли Симбирск? Ведь только потому и взяли, что Симбирск — родной город Ленина.
И он принялся рассказывать историю, хорошо известную здесь, но которой еще не знал Карбышев. Едва дошел до Первой армии Восточного фронта слух о покушении на Ленина эсерки Каплан, как политком Первой Куйбышев созвал красноармейский митинг. «Освободим родину Ильича от белых!» Первая тотчас двинулась на Симбирск. Через два дня Куйбышев телеграфировал Ленину: «Взятие вашего родного города — это ответ на одну вашу рану, а за вторую — будет Самара!» Ленин отозвался: «Взятие Симбирска — моего родного города — есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и силы. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все жертвы». Здесь Азанчеев сделал такое движение обеими руками, которое должно было выразить его полное недоумение.
— Теперь судите сами: настоящая это война или всего лишь такое напряжение политической раскаленности, при которой сами ружья стреляют?
Карбышева поразил рассказ Азанчеева. Но рядом с его величественным и прекрасным смыслом узколобость азанчеевских рассуждений была нестерпима. Карбышев вскочил со стула, быстро обежал кабинет и остановился перед его хозяином.
— Леонид Владимирович! Неужто так трудно разглядеть в гражданской войне прямое продолжение революции? Без этого вы никогда не уразумеете природы гражданской войны. Она — результат победы, которую одержала революция. Побежденный класс сопротивляется классу-победителю, и этим вызывается гражданская война. Идет борьба государственной власти рабочего класса и с иностранной интервенцией и с буржуазией своей страны…
— С буржуазией — за диктатуру?
— Да… И поэтому гражданская война — неизбежная, необходимая, прогрессивная война…
— Простите меня, — вдруг заявил Азанчеев, — я больше не желаю разговаривать на эту тему.
Карбышев пожал плечами.
— Как вам угодно. Но странные, очень странные, — я бы сказал, — бесполые у вас мысли…
— Что делать… Мы — военные люди. Наша тема — не политическая, а тактическая сущность гражданской войны. Впрочем, к сожалению, и эта сторона вопроса покамест совершенно темна.
Карбышев опять заспорил.
— Не совсем так. В той мере, в какой тактика гражданской войны должна будет определить фортификационные формы, уже и сейчас кое-что ясно.
— Вы — гениальный «товарищ». Что же, например, вам ясно?
— Ясно, что в условиях гражданской войны приобретут очень большое, не только военное, но и политическое значение так называемые укрепленные районы.
— Вот как! Слушаю вас с величайшим вниманием. Неужели это ваше собственное измышление?
Карбышев пожал плечами.
— Конечно, нет. Или вы не заглядываете в директивы, которые к нам идут из Москвы?
— Черт побери! Заглядываю.
— И что же?
— Ничего.
Все-таки Карбышеву хотелось высказать вслух мысли, густо толпившиеся сейчас в его голове. Действительно последние московские указания прямо наталкивали его на целую систему интереснейших идей. Уже много раз замечал Карбышев, как точно выраженная словом идея необычайно быстро созревает в видимых формах для дальнейшего использования на практике. Идея — слово — чертеж — позиция. Посредством слова облегчается мысль, в чертеже слово уплотняется и затем оживает в земляных сооружениях.
— За маневренный период мировой войны, — начал говорить Карбышев, — по части укрепленных районов не было сделано решительно ничего. В позиционный период этой войны укрепленных районов тоже не существовало. Были укрепленные полосы с расчетом на отбитие фронтальных атак и — только. Теперь все это кончено. Гражданская война открывает совершенно новую перспективу…
— В чем?
— В тех чертах своей тактики, которые принципиально отличают ее от мировой войны. Невозможно не видеть, как тяготеют ее операции к населенным пунктам, как жмется она к шоссейным, к железным дорогам, как командуют ее маневрами реки и леса. В этом — новый характер гражданской войны. И такому характеру должна соответствовать фортификация.
— Чем?
— Укрепленными районами…
Азанчеев задумался.
— Укрепленных районов, действительно, не было не только у нас, но и у немцев, и у союзников. Кажется, и впрямь Москва хочет выжать из старой фортификации нечто новое.
Карбышев торопливо говорил:
— Самое новое заключается не в голой идее применения укрепленного района к задачам гражданской войны, а в другом.
— Очень интересно.
— Мы должны использовать укрепленный район как опорный пункт не только в военном, но и в политическом смысле.
— Москва путает военную тему с политической. А может быть, это вы спутали?
Карбышев не слушал.
— Укрепленный район — материальная и организационная база, — говорил он, — это опорный пункт Советской власти… Теперь слово, стратеги, за вами, а мы, инженеры, сделаем все необходимое…
Азанчеев отдувался, быстро записывая что-то в блокноте. И вдруг Карбышеву вспомнилось, как, вернувшись с Бескидов под Перемышль, он наивно выболтал этому самому Азанчееву свою тогдашнюю идею подготовки атак артиллерийской стрельбой гранатами по проволоке, как Азанчеев тотчас перехватил идею и выдал ее за свою. Сейчас повторялась почти такая же история. Только идея была другая, — не маленькая, лично Карбышеву принадлежащая, а громадная, ленинско-сталинская, общая для всех идея. И время иное, тоже громадное. Но маленький человек Азанчеев играл попрежнему большую роль. Карбышев потихоньку улыбался, глядя, как живо бегал по бумаге карандаш Азанчеева. Он даже радовался быстроте карандаша. Усвоив, присвоив себе идею, Азанчеев, наверно, захочет искать для нее путей успеха. А так как он может сделать больше, чем Карбышев, — пусть делает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273
— То есть?
— А я бы очень не прочь попрофессорствовать. Вот мое настоящее дело… Но мы все говорим почему-то лишь обо мне. Расскажите же, пожалуйста, и о себе, о ваших планах, о том, как вы представляете себе свое участие в гражданской войне и самое гражданскую войну. Я с большим интересом вас слушаю…
Карбышев пожал плечами. Действительно до сих пор говорил только Азанчеев и только о себе. Заметив, наконец, как это глупо и невежливо получается, он приостановился. «Я вас слушаю»… — и сейчас же опять заговорил сам.
— Должен вам сказать, что я все-таки ничего не понимаю в гражданской войне. Иногда мне кажется, что это даже вовсе не война, а просто какой-то кинематограф.
— Кинематограф?
— Да, именно… Политическая фильма на тему «Поехала кума неведомо куда». Вот вы собираетесь в Симбирск. А известно вам, как мы взяли Симбирск? Ведь только потому и взяли, что Симбирск — родной город Ленина.
И он принялся рассказывать историю, хорошо известную здесь, но которой еще не знал Карбышев. Едва дошел до Первой армии Восточного фронта слух о покушении на Ленина эсерки Каплан, как политком Первой Куйбышев созвал красноармейский митинг. «Освободим родину Ильича от белых!» Первая тотчас двинулась на Симбирск. Через два дня Куйбышев телеграфировал Ленину: «Взятие вашего родного города — это ответ на одну вашу рану, а за вторую — будет Самара!» Ленин отозвался: «Взятие Симбирска — моего родного города — есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и силы. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все жертвы». Здесь Азанчеев сделал такое движение обеими руками, которое должно было выразить его полное недоумение.
— Теперь судите сами: настоящая это война или всего лишь такое напряжение политической раскаленности, при которой сами ружья стреляют?
Карбышева поразил рассказ Азанчеева. Но рядом с его величественным и прекрасным смыслом узколобость азанчеевских рассуждений была нестерпима. Карбышев вскочил со стула, быстро обежал кабинет и остановился перед его хозяином.
— Леонид Владимирович! Неужто так трудно разглядеть в гражданской войне прямое продолжение революции? Без этого вы никогда не уразумеете природы гражданской войны. Она — результат победы, которую одержала революция. Побежденный класс сопротивляется классу-победителю, и этим вызывается гражданская война. Идет борьба государственной власти рабочего класса и с иностранной интервенцией и с буржуазией своей страны…
— С буржуазией — за диктатуру?
— Да… И поэтому гражданская война — неизбежная, необходимая, прогрессивная война…
— Простите меня, — вдруг заявил Азанчеев, — я больше не желаю разговаривать на эту тему.
Карбышев пожал плечами.
— Как вам угодно. Но странные, очень странные, — я бы сказал, — бесполые у вас мысли…
— Что делать… Мы — военные люди. Наша тема — не политическая, а тактическая сущность гражданской войны. Впрочем, к сожалению, и эта сторона вопроса покамест совершенно темна.
Карбышев опять заспорил.
— Не совсем так. В той мере, в какой тактика гражданской войны должна будет определить фортификационные формы, уже и сейчас кое-что ясно.
— Вы — гениальный «товарищ». Что же, например, вам ясно?
— Ясно, что в условиях гражданской войны приобретут очень большое, не только военное, но и политическое значение так называемые укрепленные районы.
— Вот как! Слушаю вас с величайшим вниманием. Неужели это ваше собственное измышление?
Карбышев пожал плечами.
— Конечно, нет. Или вы не заглядываете в директивы, которые к нам идут из Москвы?
— Черт побери! Заглядываю.
— И что же?
— Ничего.
Все-таки Карбышеву хотелось высказать вслух мысли, густо толпившиеся сейчас в его голове. Действительно последние московские указания прямо наталкивали его на целую систему интереснейших идей. Уже много раз замечал Карбышев, как точно выраженная словом идея необычайно быстро созревает в видимых формах для дальнейшего использования на практике. Идея — слово — чертеж — позиция. Посредством слова облегчается мысль, в чертеже слово уплотняется и затем оживает в земляных сооружениях.
— За маневренный период мировой войны, — начал говорить Карбышев, — по части укрепленных районов не было сделано решительно ничего. В позиционный период этой войны укрепленных районов тоже не существовало. Были укрепленные полосы с расчетом на отбитие фронтальных атак и — только. Теперь все это кончено. Гражданская война открывает совершенно новую перспективу…
— В чем?
— В тех чертах своей тактики, которые принципиально отличают ее от мировой войны. Невозможно не видеть, как тяготеют ее операции к населенным пунктам, как жмется она к шоссейным, к железным дорогам, как командуют ее маневрами реки и леса. В этом — новый характер гражданской войны. И такому характеру должна соответствовать фортификация.
— Чем?
— Укрепленными районами…
Азанчеев задумался.
— Укрепленных районов, действительно, не было не только у нас, но и у немцев, и у союзников. Кажется, и впрямь Москва хочет выжать из старой фортификации нечто новое.
Карбышев торопливо говорил:
— Самое новое заключается не в голой идее применения укрепленного района к задачам гражданской войны, а в другом.
— Очень интересно.
— Мы должны использовать укрепленный район как опорный пункт не только в военном, но и в политическом смысле.
— Москва путает военную тему с политической. А может быть, это вы спутали?
Карбышев не слушал.
— Укрепленный район — материальная и организационная база, — говорил он, — это опорный пункт Советской власти… Теперь слово, стратеги, за вами, а мы, инженеры, сделаем все необходимое…
Азанчеев отдувался, быстро записывая что-то в блокноте. И вдруг Карбышеву вспомнилось, как, вернувшись с Бескидов под Перемышль, он наивно выболтал этому самому Азанчееву свою тогдашнюю идею подготовки атак артиллерийской стрельбой гранатами по проволоке, как Азанчеев тотчас перехватил идею и выдал ее за свою. Сейчас повторялась почти такая же история. Только идея была другая, — не маленькая, лично Карбышеву принадлежащая, а громадная, ленинско-сталинская, общая для всех идея. И время иное, тоже громадное. Но маленький человек Азанчеев играл попрежнему большую роль. Карбышев потихоньку улыбался, глядя, как живо бегал по бумаге карандаш Азанчеева. Он даже радовался быстроте карандаша. Усвоив, присвоив себе идею, Азанчеев, наверно, захочет искать для нее путей успеха. А так как он может сделать больше, чем Карбышев, — пусть делает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273