— Ни в коем случае, — сказала Пегги.
— Ой, ну мам! Позволь! Я осторожно.
— Зачем ты его дразнишь? — сказал я матери. — Вот теперь он не успокоится.
— Я и не думала дразнить. Если я в пятьдесят лет могла выучиться, Ричард и подавно может. Ездить на велосипеде в нью-йоркской толчее куда мудренее.
Я возразил:
— Велосипед останавливается, как только ты захотел остановиться. А для трактора требуется целая система новых рефлексов.
— Ой, ну пожалуйста, пожалуйста. — Ричард весь трясся, как крышка на котле, в котором закипела вода; в его умоляющем взгляде, обращенном к Пегги, я уловил смесь робости и нетерпения, напомнившую мне его отца.
— Зря только расстроили мальчика, — сказала матери Пегги. — Об этом и речи быть не может.
Мать скривила рот в коротеньком смешке, всегда служившем ей самозащитой.
— Любой деревенский мальчишка его лет — уже давным-давно работник в доме.
— Он не деревенский мальчишка, — вставил я.
Мать охотно обратилась ко мне в попытке извернуться, задав совсем уж нелепый вопрос:
— Как же Ричард будет справляться с нашим семейным святилищем, если он даже трактор водить не умеет?
Но тут вмешалась Пегги:
— Ричарду ни с чем таким справляться не придется. Не рассчитывайте сделать из него второго Джоя.
Жестокость этого отпора была неожиданной и ненужной. Мать сразу сникла, видя, что хитрость не удалась, и сказала тихо:
— Милая Пегги, мне и одного Джоя довольно.
— Мне, пожалуй, тоже, — подхватил я.
Но ни та, ни другая не засмеялась, ни та, ни другая не взглянула на меня.
Ричард слушал, не понимая, что судьба его уже решена. Он стал дергать Пегги за нижнюю половину ее одеяния.
— Мам, ну я только поучусь немножко. Урок первый, Lecon Premiere. — Он подражал диктору телевизионного курса французского языка, который они слушали вместе еще до меня.
Она присела перед ним на корточки и обняла его своими длинными руками; бедра ее раскорячились, в углублении между грудями кожа была влажной.
— Ладно, можешь влезть на сиденье и подвигать рычагами — только при выключенном моторе. Но сперва помоги бабушке снести в дом продукты, которые вы купили.
— Вот это будет правильно, — сказала мать.
Я затаил дыхание, чувствуя, как легко сделалось у меня внутри, лишь только распался затянувшийся было вокруг меня живой узел. Ричард сел в машину, и мать повела ее к дому. Я крикнул им вслед, чтобы поискали какую-нибудь шляпу. Пегги снова взялась за мотыгу, я протянул руку и остановил ее.
— Прости, — сказала Пегги. — Она меня разозлила.
— Тут уж ничего не поделаешь. Ты очень хорошо вышла из положения.
— Я и сейчас не перестала злиться.
— Злись лучше на меня.
— На тебя я тоже злюсь.
— За что?
— От тебя никакой помощи. Ждешь, пока мы не сцепимся, а потом начинаешь нас мирить.
— Я держал твою сторону.
— Что-то я не заметила.
— Не мать же придумала, чтобы ему сесть на трактор, он сам стал проситься.
— А она подхватила. Идиотская затея.
Слово «идиотская» показалось мне лишним.
— Это ведь верно, что здесь все ребята работают на тракторе с малых лет.
— Идиотская затея.
— Ответь мне на один вопрос. Спала ты с Маккейбом после развода?
Пегги удивленно воззрилась на меня и перепачканной рукой откинула назад волосы, оставив на лбу грязный след.
— Почему ты вдруг об этом спрашиваешь?
— Ричард мне радостно сообщил, что папа иногда оставался у вас ночевать.
Когда Пегги не улыбается, левый уголок ее рта оттянут вниз, и это придает лицу брезгливое выражение.
— Опасаться мне было нечего. Я его знаю. И я считала, что так будет лучше для нас обоих.
— Еще бы.
Она пожала плечами в ответ на то, что прочитала в моих глазах.
— Простая бумажка не может сразу все зачеркнуть, что было.
— Это я знаю. Очень хорошо знаю. Ты забываешь, что у меня была полная возможность убедиться в этом.
— Вот и нечего на меня так смотреть.
— Я никак по-особенному на тебя не смотрю. Я просто смотрю и вижу, что ты очень красива, тебе даже и ни к чему такая красота, а мне всегда жаль, когда что-нибудь пропадает впустую.
— Что ж, можешь считать, что я не хотела пропадать впустую.
— Но ты тогда и с другими мужчинами встречалась.
— Тогда — нет. Это ведь было вскоре после развода. Это очень давно было, Джой.
— Почему же Ричард так хорошо это помнит?
Она посмотрела вниз, туда, где рукоятка мотыги упиралась в праздно торчащее острие, и я так ясно увидел, что она лжет, как будто это было написано у нее на лбу грязным мазком, похожим на хвост кометы.
— Странное дело, — сказал я. — Почему-то мне все равно, если бы другие, а вот если Маккейб — не все равно, хотя он мне даже понравился, этот твой Маккейб.
— Других ты не знаешь, и они для тебя просто не существуют, — сказала она и, спохватясь, что объяснение вышло не совсем ловким, добавила: — Для меня они тоже не существуют, теперь, — и потянулась поцеловать меня. Я не отстранился; ее губы на вкус были как горсть тепловатой земли. Она закинула руки мне на плечи, свои длинные, в светлых волосках руки, которыми она только что обнимала Ричарда, и шепнула чуть слышно: — Слушай, Джой. Это все было, когда я даже не была знакома с тобой, огорчаться из-за этого — все равно что огорчаться из-за чего-то, случившегося до твоего рождения. Разве ты не чувствуешь, что я люблю тебя?
Мне хотелось точности.
— Я чувствую, что ты женщина, которая любит, а я случайно оказываюсь с тобою в одной постели.
— Нет, — сказала она. — Тогда я была бы просто шлюхой, а на самом деле это ты, только ты делаешь меня женщиной, которая любит, потому что ты умеешь принимать любовь. Этому тебя научила мать, и это чудесно.
— Это дар слабых натур, — счел я нужным ответить.
По дороге шел Ричард со шляпой в руках. Шляпа была не отцовская, а материна — большой блин из плетеной соломы, подвязывавшийся ленточками под подбородком и для верности еще закреплявшийся бечевкой. Такие шляпы носят азиатские кули. И Ричард и Пегги расхохотались, когда я ее надел. Только этой детали недоставало моему шутовскому наряду. Мы с Ричардом пошли к недокошенному полю, лежавшему за дорогой, там я помог ему взгромоздиться на тракторное седло и, не включая зажигания, стал показывать, как работают педали и различные рычаги управления. Под облачным небом он восседал на тракторе, как на троне — маленький король с ямочками на щеках, — и был, видимо, совершенно счастлив. После окончания урока он побежал к матери на огород. Мне видно было издали, как он ткнул ее в живот кулаком и завязалась шуточная схватка. На одиноком проводе, по которому шел в дом электрический ток, знаками препинания невидимой фразы чернели воробьи и дрозды. Я сел на трактор и снова начал косить. Цикорий и златоцвет свернули свои лепестки, словно сжались перед угрозой дождя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37