— Мы человек маленький, пароходом не управлял.
Мадам оглядела грека снизу вверх: от штиблет до фески.
— Слушай, как тебя там…
— Ксенофонтос Михалокопулос.
— Длинновато для короткого разговора. Сколько?
— Нисколько.
— Вам дают не бумажки, а золото!
— Пассажиров не берём.
— Половина сейчас, половина в Константинополе.
— Не берём пассажиров.
— Все сейчас! Сразу! Тут же!
Дама стала отстёгивать серьги с подвесками…
— Нет, нет, мадам. Ваше золото лёгкое, а вы тяжёлая: много чемодан. «Джалита» совсем маленький ботик.
— Контрабандистская лайба! Вроде я не знаю. У самой муж моряк. Капитан! Понял? Был бы он здесь… Ну да черт с тобой! — из бархатного ридикюля, расшитого несортовым жемчугом, дама вынула золотой портсигар, нажала кнопочку — полированная крышка откинулась, осыпав грека солнечными зайчиками, машинка внутри портсигара сыграла первые такты ноктюрна Шопена. — В нём без малого фунт золота, — сказала она, — можешь взвесить.
— Не интересуемся.
Её глаза, узкие, «в японском стиле», сузились ещё больше:
— Может, ты не коммерсант? Прикидываешься? А? — дама отступила шага на два, как бы фотографируя грека. — Интересный сюжет для контрразведки!
Грек протянул руку за портсигаром:
— Подумать надо.
— Подумай, пока думалка на плечах.
Грек взвесил портсигар в руке, внимательно рассмотрел его и даже обнюхал.
— Что ты там ищешь? Пробу?
Но грек читал надпись на крышке.
— Вы сказали, ваш супруг капитан?
— Дальнего плаванья.
— А здесь написано — генерал. — Грек довольно сносно, хотя и медленно, читал по-русски: — «Генералу медицинской службы, профессору Санкт-Петербургской военно-медицинской академии Станиславу Казимировичу Забродскому от друзей и коллег в день…»
— По-твоему, у дочери Забродского могло удержаться золото в доме? — прервала она чтение.
— Мария Станиславовна очень дорожит память папа.
— Ей не приходится дорожиться! Интересно, как бы она прокормила целый выводок кухаркиных детей?
— Это все дети кухарки? — не понял грек.
— Ну, так говорится… У неё сейчас и кухарки-то нет. Старшие дети все делают: Рая и Коля. А вообще-то там всякие есть: Рая вон внучка статского советника, а Колю при красных привели, при Крымской Республике, Серёжу — тоже…
Грек, подумав, сунул портсигар в карман обдергайчика.
— Будем считать — это задаток. Вы где живёте?
Дама указала в конец аллеи, где виднелась ограда санатория:
— Тут, по соседству, за заборчиком. Но твоё дело телячье — ждать на пристани. И ни с кем больше не договаривайся. Понял? Кто меня обманет, тот долго не проживёт. — Она наклонилась к самому уху грека так, что он чуть не задохнулся от запаха розовой эссенции и вина. — Знаешь, кто у меня сейчас на веранде сидит, угощается белым мускатом? Не знаешь? Так вот, не приведи бог тебе узнать!..
Заскрипел ракушечник аллеи — дама исчезла в зарослях табаков. Запах вина и эссенции долго не выветривался там, где она прошла. Грек пошёл по ароматному следу дамы и уткнулся в решётчатую ограду. За оградой был, видимо, чей-то хозяйственный двор. В загончике хрюкала свинья. Мужик в клеёнчатом фартуке приволок эмалированную кастрюлю и вывалил свинье в корыто остатки пищи.
— Здравствуйте, — заулыбался грек. — У вас табачочек не найдётся? У нас весь выкурился. — Грек вытащил золотой портсигар — аванс дамы, нажал кнопочку. По лицу мужика запрыгали солнечные зайчики, заиграла музыка. — Немного пустует. Правда?
— Ух ты! — мужик, как младенец, потянулся к игрушке. — Живут же люди!
— У вас свинки живут не хуже, — заметил грек. — Картофель фри кушают.
— Так ведь у нас пансион мадам-капитан.
— Дама-капитан?!
— Муж у неё капитан, а сама мадам пансион содержит: господа живут, которые больные, нуждаются в поправке. Я сторожем при них. — Сторож не сводил глаз с портсигара. — А сколько, к примеру, тянет этот портсигар?
— Два пуда сахар.
— Ну уж и два!..
В столовой санатория дети уже допили чай и составляли стаканы на поднос, когда вошёл грек. Он нёс объёмистый бумажный куль с казённой лиловой печатью. Куль был не полон, но достаточно тяжёл. Грек поискал глазами, куда бы пересыпать содержимое, увидел большой стеклянный шар, видимо, бывший аквариум без воды и рыбок, опрокинул над ним куль, потекла струйка сахарного песка. Струйка становилась струёй, сосуд наполнялся сахаром. Дети смотрели как зачарованные.
— Мимо ваших ворот молочный речка течёт с кисельный бережочек, — сказал грек загадочно и вышел из столовой.
Мимо ворот климатической станции по-прежнему под охраной солдат катились возы, гружённые ящиками, мешками и кулями. На них лиловели такие же казённые печати, как на том куле с сахаром, который грек принёс из пансиона мадам-капитан.
В ЭТО ВРЕМЯ В МОСКВЕ
В Москве в это время уже выпал снег. От снега слегка посветлели улицы. А больше, собственно говоря, освещать их было нечем: кое-где горели одиночные неразбитые фонари, да у извозчиков за фонарными стёклами колыхались жёлтые язычки огня. Свет гасили рано: спешили лечь спать, зарыться под одеяло, потому что в домах было холодно, топить нечем. Долго не гасли лишь окна учреждений: в те времена работали чуть ли не до утра. На фасаде Наркомата здравоохранения желтели ряды окон. В приёмной подшивала бумаги бессменная секретарша.
— Нарком у себя? — спрашивали все, кто входил в приёмную.
И всем она отвечала одинаково:
— Товарищ Семашко на совещании в Отделе лечебных местностей.
Совещание только начиналось.
— Уважаемые коллеги, — говорил Николай Александрович Семашко, народный комиссар здравоохранения, прохаживаясь вдоль длинного стола для заседаний, уставленного стаканами жидкого чая в солидных дореволюционных подстаканниках. — Хочу вам напомнить, что ещё в прошлом, 1919 году постановлением Совнаркома от 4 апреля все лечебные местности и курорты, где бы таковые на территории России ни находились, переходят в собственность республики и используются для лечебных целей. Подчёркиваю: где бы ни находились! В том числе и в Крыму, где мы уже приступили в своё время к национализации курортов, но, к сожалению, нам помешали деникинский десант и врангелевщина. — Нарком быстро оглядел собравшихся здесь врачей, одетых весьма разномастно: кто в кителе царского ещё образца, кто в новой форме врача Красной Армии, а кто, как и сам нарком, в пиджачной тройке. — Сейчас, когда Красная Армия вновь вступает в пределы Крыма, я прошу вас, русских курортных врачей, мобилизовать все свои силы и знания. В Крыму мы наглядно осуществим лозунг о переселении бедноты из хижин во дворцы богачей. — Семашко взглянул на бородатого профессора, о котором знал точно: профессор терпеть не может лозунгов. — Мой совет вам, профессор, безотлагательно затребовать под тубсанаторий царскую дачу в Ливадии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27