Взяв пропуск, я сразу направился к коменданту. Константин Егорович встретил меня радушно и стал всячески благодарить: оказывается, сын Савватеева достал для него чижа и снегиря — замечательных строителей гнезд, а это очень важно для выведения канареечных птенцов. Потом он принялся рассказывать, каких канареек выводят голландцы, англичане, немцы: «школы пения» у них разные. Для большей убедительности почтенный комендант стал насвистывать мелодии кенарей разных стран.
Я понял, что это надолго, и поэтому неделикатно перебил Константина Егоровича, спросив, получили ли все заказчики по своим квитанциям отремонтированные в мастерской Золотницкого инструменты. Оказалось, что почти половина заказчиков ждет возвращения мастера. Потом он пожаловался, что ему много беспокойства причиняют кинематографисты.
— Мосфильм заканчивает съемки фильма-спектакля
«Евгений Онегин», — говорил он. — По коридорам протянуты толстые кабели софитов, полно чужих людей, сломя голову носятся ассистенты. Ералаш!..
Слушая его, я машинально оглядывал комнату и заметил висящий в углу на стенном крючке синий халат, Синий халат!
Мгновенно в голове созрел план. Я попросил Константина Егоровича дать мне на полчасика этот халат, дескать, хочу потолкаться среди мосфильмовцев и, не привлекая к себе внимания, посмотреть, как проводятся съемки «Евгения Онегина». Комендант подал мне халат. Надевая его, я поинтересовался, по каким документам проходят сюда работники киностудий. Оказалось, что по временным пропускам.
— Но вахтеры, зная некоторых в лицо, пропускают их, ничего не спрашивая, — посетовал Константин Егорович. , — Слабовата еще бдительность, придется кое-кому из вахтеров подкрутить гайки! — закончил он.
Во дворе я обошел «пикап» киностудии научных фильмов, в кабине которого читала журнал Маруся Ларионова — шофер, о котором упомянул Разумов. Войдя в здание, я понял, что в съемках «Онегина» наступил перерыв. В столовой сидели загримированные, в костюмах пушкинской эпохи, артисты и обедали. Белкина в столовой не было. Я поднялся наверх, в буфет, и потерялся среди одетых в синие халаты реквизиторов, осветителей, гримеров, рабочих. Они стояли возле стоек и закусывали. Слева за сдвинутыми столиками разместились «командиры»: режиссер, ассистенты, операторы, их помощники. Их обслуживала единственная официантка, которую изредка отзывали свои: театральные костюмеры, бутафоры, декораторы — все в одинаковых синих халатах. Я подсел к ним. Они приняли меня за киноработника и стали расспрашивать, когда наконец кончатся съемки «Онегина». Взяв стакан кофе и ватрушку, я стал искать глазами Белкина. Если бы не белесая голова, я едва ли обнаружил бы его — в синем халате среди синих халатов! Вероятно, кинематографисты считали Белкина работником сцены, как театральные служащие меня — сотрудником киностудии.
Белкин дожевал бублик, протиснулся сквозь ряды завтракающих, прошмыгнул мимо нашего столика. Его взгляд скользнул по моей фигуре, но он не узнал меня и вышел из буфета. Я поднялся и последовал за ним.
Он быстро шагал по длинному коридору, уставленному вдоль стен сохнущими декорациями, различными «юпитерами», реквизитом. На ходу он извлек из кармана фотоаппарат в желтом футляре и накинул его ремень на плечо. По коридору сновали в синих халатах работники из разных мастерских: пошивочной, струнной, костюмерной, красильни. В их руках были картонки, доски, узлы, ящики… Синий халат в отведенном для мастерских флигеле был настолько привычен, что на человека в нем никто не обращал внимания.
Белкин стал подниматься на третий этаж по лестнице, а я, зная о грузовой подъемной машине, юркнул в нее и опередил его. Возле дверей пошивочной я остановился будто заинтересовавшись объявлением, и краем глаза наблюдал за оператором. Белкин подошел к двери мастерской Золотницкого. Посмотрев на сургучные печати, он в сердцах плюнул и отправился по лестнице вниз. Тем же путем, в лифте, я обогнал его, прошел по коридору первого этажа до конца и здесь, в вестибюле, встал за широкую колонну. Я видел, как Белкин взял в гардеробе свою кожанку на цигейке, шапку, снял синий халат, сунул его — я это разглядел! — в пустой желтый футляр фотоаппарата и вышел во двор.
Теперь я уже не сомневался, что именно оператор, скорее всего, и есть тот вор-невидимка, который похитил красный портфель. Более того, возможно, что он подходил сегодня к дверям мастерской, чтобы разузнать, не работает ли мастер Золотницкий над «Родиной» и не пора ли начать охоту за этой скрипкой.
Мог ли я немедленно что-то предпринять против Белкина? Нет! Надо выяснить, с кем он связан, кто стоит за ним, что он собой представляет, судился ли? Наконец, нужны еще веские, «железные» улики! Ведь одних моих умозаключений и того факта, что Белкин постоял перед дверями мастерской, совершенно недостаточно для возбуждения против него уголовного дела!
Пришло время обратиться в Уголовный розыск.
В УГОЛОВНОМ РОЗЫСКЕ
Александр Корнеевич Кудеяров был еще подполковником милиции, когда я впервые пришел туда, чтобы писать о людях милиции, об их труде и подвигах, чтобы глубже изучить повседневную обстановку их работы. Кудеяров сказал, что читает почти все книги о людях его профессии, но авторы частенько романтизируют своих героев. По существу, все немного проще и в то же время гораздо труднее. Я возразил: проще — значит обыкновеннее, но кто же назовет связанный с опасностью для жизни розыск преступников обычным делом? Конечно, для него, подполковника, втянувшегося в свою работу, все кажется обыденным, даже героизм его сотрудников. А разве это заурядное явление?
Александр Корнеевич велел выдать мне постоянный пропуск. И я начал выезжать с оперативными работниками па места происшествий и постигать методы, с помощью которых раскрываются преступления. Я присутствовал при допросах в отделе дознания, в кабинетах следователей. И передо мной раскрывались тяжелые человеческие судьбы, изломанные, уродливые характеры. В криминалистическом музее я увидел в документах и фотографиях историю многих преступлений, макеты орудий рецидивистов. И это помогло мне ознакомиться с жестоким и гнусным уголовным миром.
Когда передо мной открылись двери научно-технического отдела, голова пошла кругом. Достижения физики, почерковедения, медицины, электроники, химии, дактилоскопии, биологии, рентгенографии были поставлены на борьбу с преступностью.
Сотрудники научно-технического отдела, как и все работники милиции, стремились не только раскрыть любое злодеяние, но считали своим долгом предупредить преступление. В этой напряженной работе им помогали профессора, кандидаты и доктора наук, изобретатели и крупные научные учреждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Я понял, что это надолго, и поэтому неделикатно перебил Константина Егоровича, спросив, получили ли все заказчики по своим квитанциям отремонтированные в мастерской Золотницкого инструменты. Оказалось, что почти половина заказчиков ждет возвращения мастера. Потом он пожаловался, что ему много беспокойства причиняют кинематографисты.
— Мосфильм заканчивает съемки фильма-спектакля
«Евгений Онегин», — говорил он. — По коридорам протянуты толстые кабели софитов, полно чужих людей, сломя голову носятся ассистенты. Ералаш!..
Слушая его, я машинально оглядывал комнату и заметил висящий в углу на стенном крючке синий халат, Синий халат!
Мгновенно в голове созрел план. Я попросил Константина Егоровича дать мне на полчасика этот халат, дескать, хочу потолкаться среди мосфильмовцев и, не привлекая к себе внимания, посмотреть, как проводятся съемки «Евгения Онегина». Комендант подал мне халат. Надевая его, я поинтересовался, по каким документам проходят сюда работники киностудий. Оказалось, что по временным пропускам.
— Но вахтеры, зная некоторых в лицо, пропускают их, ничего не спрашивая, — посетовал Константин Егорович. , — Слабовата еще бдительность, придется кое-кому из вахтеров подкрутить гайки! — закончил он.
Во дворе я обошел «пикап» киностудии научных фильмов, в кабине которого читала журнал Маруся Ларионова — шофер, о котором упомянул Разумов. Войдя в здание, я понял, что в съемках «Онегина» наступил перерыв. В столовой сидели загримированные, в костюмах пушкинской эпохи, артисты и обедали. Белкина в столовой не было. Я поднялся наверх, в буфет, и потерялся среди одетых в синие халаты реквизиторов, осветителей, гримеров, рабочих. Они стояли возле стоек и закусывали. Слева за сдвинутыми столиками разместились «командиры»: режиссер, ассистенты, операторы, их помощники. Их обслуживала единственная официантка, которую изредка отзывали свои: театральные костюмеры, бутафоры, декораторы — все в одинаковых синих халатах. Я подсел к ним. Они приняли меня за киноработника и стали расспрашивать, когда наконец кончатся съемки «Онегина». Взяв стакан кофе и ватрушку, я стал искать глазами Белкина. Если бы не белесая голова, я едва ли обнаружил бы его — в синем халате среди синих халатов! Вероятно, кинематографисты считали Белкина работником сцены, как театральные служащие меня — сотрудником киностудии.
Белкин дожевал бублик, протиснулся сквозь ряды завтракающих, прошмыгнул мимо нашего столика. Его взгляд скользнул по моей фигуре, но он не узнал меня и вышел из буфета. Я поднялся и последовал за ним.
Он быстро шагал по длинному коридору, уставленному вдоль стен сохнущими декорациями, различными «юпитерами», реквизитом. На ходу он извлек из кармана фотоаппарат в желтом футляре и накинул его ремень на плечо. По коридору сновали в синих халатах работники из разных мастерских: пошивочной, струнной, костюмерной, красильни. В их руках были картонки, доски, узлы, ящики… Синий халат в отведенном для мастерских флигеле был настолько привычен, что на человека в нем никто не обращал внимания.
Белкин стал подниматься на третий этаж по лестнице, а я, зная о грузовой подъемной машине, юркнул в нее и опередил его. Возле дверей пошивочной я остановился будто заинтересовавшись объявлением, и краем глаза наблюдал за оператором. Белкин подошел к двери мастерской Золотницкого. Посмотрев на сургучные печати, он в сердцах плюнул и отправился по лестнице вниз. Тем же путем, в лифте, я обогнал его, прошел по коридору первого этажа до конца и здесь, в вестибюле, встал за широкую колонну. Я видел, как Белкин взял в гардеробе свою кожанку на цигейке, шапку, снял синий халат, сунул его — я это разглядел! — в пустой желтый футляр фотоаппарата и вышел во двор.
Теперь я уже не сомневался, что именно оператор, скорее всего, и есть тот вор-невидимка, который похитил красный портфель. Более того, возможно, что он подходил сегодня к дверям мастерской, чтобы разузнать, не работает ли мастер Золотницкий над «Родиной» и не пора ли начать охоту за этой скрипкой.
Мог ли я немедленно что-то предпринять против Белкина? Нет! Надо выяснить, с кем он связан, кто стоит за ним, что он собой представляет, судился ли? Наконец, нужны еще веские, «железные» улики! Ведь одних моих умозаключений и того факта, что Белкин постоял перед дверями мастерской, совершенно недостаточно для возбуждения против него уголовного дела!
Пришло время обратиться в Уголовный розыск.
В УГОЛОВНОМ РОЗЫСКЕ
Александр Корнеевич Кудеяров был еще подполковником милиции, когда я впервые пришел туда, чтобы писать о людях милиции, об их труде и подвигах, чтобы глубже изучить повседневную обстановку их работы. Кудеяров сказал, что читает почти все книги о людях его профессии, но авторы частенько романтизируют своих героев. По существу, все немного проще и в то же время гораздо труднее. Я возразил: проще — значит обыкновеннее, но кто же назовет связанный с опасностью для жизни розыск преступников обычным делом? Конечно, для него, подполковника, втянувшегося в свою работу, все кажется обыденным, даже героизм его сотрудников. А разве это заурядное явление?
Александр Корнеевич велел выдать мне постоянный пропуск. И я начал выезжать с оперативными работниками па места происшествий и постигать методы, с помощью которых раскрываются преступления. Я присутствовал при допросах в отделе дознания, в кабинетах следователей. И передо мной раскрывались тяжелые человеческие судьбы, изломанные, уродливые характеры. В криминалистическом музее я увидел в документах и фотографиях историю многих преступлений, макеты орудий рецидивистов. И это помогло мне ознакомиться с жестоким и гнусным уголовным миром.
Когда передо мной открылись двери научно-технического отдела, голова пошла кругом. Достижения физики, почерковедения, медицины, электроники, химии, дактилоскопии, биологии, рентгенографии были поставлены на борьбу с преступностью.
Сотрудники научно-технического отдела, как и все работники милиции, стремились не только раскрыть любое злодеяние, но считали своим долгом предупредить преступление. В этой напряженной работе им помогали профессора, кандидаты и доктора наук, изобретатели и крупные научные учреждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30