В «террариуме» одиноко сидел Русанов. Несмотря на то что официальный рабочий день закончился, он прилежно листал папку с материалами по «Самоцветам». Орел посмотрел на него и спросил:
– Слушай, Русанов, ты женат?
– Да, – не удивился тот вопросу.
– Небось жена на ужин заждалась.
Русанов отложил папку и усмехнулся:
– Не уверен.
– Ну тогда пойдем перекусим, а то у меня с семи утра во рту ни крошки, – предложил Никита. – Тут рядом хорошая забегаловка есть. И недорогая. Мы в нее постоянно ходим и пока что не отравились. Как?
– Идет.
Они пошли в небольшое уютное кафе, находившееся неподалеку от их здания.
Народу было мало, в основном сотрудники налоговой, по той или иной причине не спешившие домой. Было накурено.
– Привет, Любасик, – сказал Орел подошедшей официантке и обнял ее за талию.
– Опять от жены скрываешься, – погрозила она ему пальцем.
– Ну не без этого, – потупился Никита, который несуществующей женой отгораживался от излишне энергичных дам.
– Тебе как обычно? – спросила Любасик.
– Да, – при этом Орел вопросительно взглянул на Русанова.
– Что ты, то и я, – быстро сказал тот.
За ужином Никита успел поведать Русанову о результатах своей встречи. Имен он не называл. Русанов молча выслушал. Потом поинтересовался:
– А ей можно верить?
– С чего ты решил, что это она?
– Ты описал реакцию женщины, а не мужчины.
– Чекист всегда начеку. Ты прав, это она.
– Так можно ей верить?
– Ну… процентов на девяносто пять. На сто я даже Господу Богу не верю, – ушел от прямого ответа Орел.
– На чем ты ее зацепил? Или она идейный борец за победу коммунизма?
– Нет, не борец. Но пришла сама.
– Да ты что? – удивился Русанов.
– У нее сын – студент-первокурсник. Одинокая мать. А парень – балбес. В начале весны его замели с наркотой. Может, был правда замешан, а может, и подставили. Скорее, второе. В общем, грозило малому пять лет по двести двадцать восьмой, за попытку незаконного сбыта. Сын единственный. Она запаниковала, не знала, что делать. Даже стала деньги собирать, чтобы дать следаку на лапу.
– Скорее всего, загремела бы вслед за сыном.
– Скорее всего. А мы в то время щупали их фирму. Терять ей было нечего. Вот она и упала в ножки: спаси мальчика.
К столу приближалась официантка с подносом. Поставив на стол тарелки с салатом и двумя порциями свиных отбивных, она ретировалась.
– Вышло, – продолжил Орел через несколько минут, которые ему понадобились, чтобы проглотить салат, – что я оказался ее последней надеждой. Я предложил ей честную сделку: я вытаскиваю сыночка из Бутырки, а она начинает работать на меня. Неплохая возможность заиметь своего человека в самом логове злостного неплательщика, да? Ну а дальше все просто. Я слегка подсуетился, и наше высокое начальство приватно договорилось с прокурорскими. Балбес получил два года с отсрочкой приговора – всего лишь за незаконное хранение без цели сбыта. С тех пор она меня не подводила. Балбес ее с перепугу стал паинькой. Ведет себя прилично. Мамочку любит. Она заслужила, поверь.
Никита вдруг отвернулся от Русанова и крикнул в сторону раздаточной:
– Любасик, солнце мое, принеси нам счет.
Пока Любасик писала счет, Никита спросил Русанова, что он сам-то думает по поводу «Самоцветов» и убийства Тарчевского.
– Во-первых, – раздумчиво сказал Русанов, – ясно, что в «Самоцветах» крутятся огромные деньги, причем неучтенные. В этом я не сомневаюсь. Во-вторых, попробую по своим каналам провентилировать Рудина. Может быть, что-то и откопается. А в-третьих, береги агента, Никита.
– Это ты с чего? – изумился Орел. – Что это ты имеешь в виду, гэбист проклятый?!
– Ого! Надо же, как тебя разбирает, – ухмыльнулся Русанов. – Не иначе как синдром агента прорезался.
Рассчитавшись, они вышли на улицу. Никита решил не уточнять, что это за синдром. Но разыграть Русанова по специальной программе отныне считал делом чести.
Темнело, накрапывал мелкий теплый дождик.
– Ты где живешь? – внезапно спросил Никита.
– В Марьино.
– Далековато. А я – на Брестской, рядом с вокзалом. Очень удобно. Давай я тебя подкину, ты ж без колес?
– Что, для бешеной собаки сто верст не крюк? – насмешливо спросил Русанов.
– А тебе разве мама не говорила, что хамить старшим по званию нехорошо? Ты думаешь, я тебя пожалел? Нет, брат, я тебе не маринист какой-нибудь, чтоб за мужиком ухаживать! Этого ты от меня не дождешься. Просто я за рулем лучше соображаю.
Русанов помедлил и согласно кивнул.
Молча они загрузились в машину и поехали по ночной Москве. Шуршали шины, капли дождя отбивали прерывистый ритм по крыше, умиротворяюще пощелкивали дворники.
Нарушил молчание Русанов:
– Почему маринист?
– А, ты об этом? – хохотнул Никита. – Анекдот есть такой. Интеллигент приходит на вернисаж, а там напротив Айвазовского маленький щупленький мужичонка прыгает и радостно хлопает в ладоши. Интеллигент умилился и спрашивает: «Простите, вы маринист?» – «Нет. Я педераст. Но мне нравится! Нравится! Нравится!»
– А, – сдержанно ухмыльнулся Русанов.
Всю оставшуюся дорогу они молчали.
Настроение у Никиты, несмотря на бодрый тон, было препоганое.
21
Никита возвратился домой совсем поздно. Отвезя Русанова, он еще долго мотался по улицам и, все думал, думал. У него было дурацкое свойство: как только наваливалось новое дело или в старом обнаруживались какие-то неожиданные вещи, оно полностью захватывало сознание. Как будто зациклившаяся компьютерная программа или назойливая муха, которую никак нельзя отогнать.
Когда Никита вошел в дом, мать уже легла. Стараясь не шуметь, он прошел на кухню, быстренько ухватил что-то из холодильника, принял душ и лег в кровать. Чтобы расслабиться, Никита взял небольшую потрепанную книжку, которую недавно выпросил у Поливайко, большого любителя детективов.
Иван глотал эти бестселлеры пачками. И вот чтобы поймать кайф от этого занятия, Никита и решился на столь рискованный шаг. Он прочитал вчера несколько страниц и никак не мог понять, с жизни каких уродов это списано. Вот и сейчас: крутой чувак думает, чем еще порадовать свою бабу. Накануне, в самом начале книги, он подарил ей шубу за десять тысяч долларов, а теперь она на него дуется, что из-за шубы на них напали бандиты. Но этот самый крутой их всех раскидал, шуба осталась цела, бандиты сданы в милицию. Ей бы молиться на него, а она дуется. И вот несчастный крутой думает, что бы еще сделать для капризной бабешки, вместо того чтобы сказать ей: а топай-ка ты, коза, откуда пришла, а я, крутой, со своими немеряными бабками найду себе еще десять, а то и больше таких, как ты.
Он прочитал насколько страниц, и ему стало совсем тошно. Никита кинул книгу на тумбочку, решив завтра же отдать ее Поливайко с нелицеприятным сопроводительным словом о его литературных пристрастиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74