– По долгу службы, – он протянул свое удостове­рение.
– Насчет отца? – завибрировала Катя.
– Естественно.
– Что с ним?
– Пока ничего нового.
– Выходит, не там ищете, где надо!
– Выходит, так. А где надо?
Девушка не сразу уловила скрытый смысл вопроса. А уловив, на минуту утратила задор.
– Почем я знаю… Можете сесть.
– Благодарю за разрешение, – серьезно сказал То­мин и снял пальто. – А если бы знали, Катя?
Вопрос был ей явно неприятен, она помолчала.
– Понятия не имею. Я еще несознательная. Едва до­росла до танцплощадки. Сколько добавляют за побег?
– В данном случае – до трех лет.
– Мало! – с неожиданным ожесточением выпалила она.
– Катя! – урезонил Томин. – Надеюсь, это минут­ное озлобление. Вы возбуждены, к тому же с Витей поссорились… Кстати, из-за чего?
Вскочила, разгневанная:
– Да какое вам дело! Еще не хватало рассказывать!
– Ого! Немножко в отца, а? «Лихих кровей».
– Ну и что?! Отец не так плох… если б не пил. И вырос в другой среде.
– Я уже наслышан про детские годы Багрова внука.
«Везет мне сегодня на строптивых дам. Чем бы ее отвлечь ненадолго, чтобы не искрила?»
Он оглядел стопку учебников на этажерке:
– Вы кончили школу?
– Да, готовлюсь в институт.
– В какой?
– В юридический. Советуете?
– Вам – нет.
– Это почему же?
– Выдержки ни на грош. Терпения, по-моему, того меньше. И сдается, маловато человеколюбия. Впрочем, вы ведь не всерьез – про юридический.
– Человеколюбие?.. Представляю, какой вы гуман­ный! Войди отец сейчас в эту дверь – ему от вас будет одно: «Руки вверх!»
– А он может войти, Катя?
Та замерла, боязливо покосилась на дверь, на Томина:
– Не пугайте меня зря!
– Может, и не зря.
– Как?! – ужаснулась девушка. – Он… пробирается в Еловск?.. Господи! Не хватает, чтобы его тут ловили… вели по улицам… руки за спину…
– Наверняка еще неизвестно, Катя. Потому я и хотел кое о чем спросить Майю Петровну.
– Ради Бога, не трогайте маму! Мама и так извелась! Я вам на все отвечу.
– Н-нет, есть вопросы, которые я могу задать только ей лично… – Томин взглянул на часы. – Мне надо идти. Сумею – загляну попозже. Нет – пусть мама непременно позвонит в милицию завтра с утра.
Уже у выхода обернулся:
– А если все-таки неровен час… не прячьте на чердаке или в подвале. Боюсь, у вашего отца скверное настроение. Он опасен.
Взвинченная, переполошенная, слушала она, как по­скрипывали ступеньки под ногами Томина. Что значит опасен?.. Все Багровы по-своему опасны, мелькнула за­диристая мысль, и Катя посмотрелась в зеркало, прове­ряя, насколько она сама опасна.
Томин неплотно затворил дверь – оттого и ступеньки были слышны, и в щель дуло. Опасен… Что он имел в виду? Когда это говорит старший инспектор МУРа (ти­тул из удостоверения), то… Притягивая дверь за ручку и накидывая крючок, Катя вдруг ощутила холодок внизу живота и задвинула засов, которым пользовались лишь в ночное время.
Ну где же мама? Уже и стемнеет скоро. Почему не возвращается, как обещала? По детской привычке суну­лась к окну. Раньше она вот так нетерпеливо ждала отца… Господи, как жизнь могла быть прекрасна, если б он не пил!

* * *
Шахиня выговорилась, и Сергеева с Багровой поста­вили на ней жирный крест, не поколебав взаимного доверия и дружбы.
Теперь речь шла о Майе Петровне.
– Мучительней всего неизвестность, – признавалась она. – То представляется, что в сугробе замерз… то кра­дется где-то задами, будто вор… И все гадаю – дойдет или не дойдет.
– Куда, Майя?
– Домой, наверное.
Сергеева поразилась:
– Но домой же бессмысленно! На что он может здесь рассчитывать?
– Михаил не привык особенно рассуждать. Да и куда ему еще?
– И что ты будешь делать, если действительно?..
Та устало вздохнула:
– А что можно поделать? Только ждать.
– Маечка, эта слепая любовь тебя погубит!
– Ой, Лена, насмешила! – слабо улыбнулась Багрова. – Какая слепая любовь? Моей слепой любви хватило года на два от силы. Потом была зрячая… А там и она пошла на убыль…
У Сергеевой в горле застрял комок. До чего судьба несправедлива! Даже неловко за свое счастье и безоблачный мир в семье.
– Майя, – тихо произнесла она, когда вернулся голос, – я бы никогда не стала спрашивать, но ты сама заговорила. Я смутно слышала о Загорском…
– Да… был Загорский, Лена. Все, кроме печати в паспорте.
– Но почему же…
– Почему променяла? – докончила за нее Maйя Петровна. – Ах, Лена, – повеселела она, – надо было видеть Михаила тогда, девятнадцать лет назад! Ты застала уже ошметки прежнего человека. Он был совершенно из Мамина-Сибиряка: такая стихийная сила, размах, удаль! Кого я раньше видела? Чистеньких мальчиков из приличных семей. А Михаил… нет, ты не можешь представить…
– Но Семен Григорьевич – не мальчик.
– Да, согласна. Умный, благородный тактичный… Обаятельный… Однако потускнел он рядом с Михаилом Багровым. Прикинь, Лена, сколько мне было. А Миша так неистово добивался… – она развела руками, – невоз­можно было устоять!
– Но когда первый угар прошел, когда ты взглянула трезво…
– Да ведь не сразу же, Лена. Понемножку-потихоньку утекало и не возвращалось… Он не напивался до беспа­мятства, но как-то шалел и вылезало что-то… свинское… А протрезвится – и снова Илья Муромец.
– А… Загорский не был причиной, что Михаил начал пить?
– Да что ты! Полгорода родственников и свойствен­ников. Свадьбы, поминки, крестины, именины – и везде Михаил душа общества, везде «пей до дна, пей до дна»… И нахваливают: «Ох, молодец! Ох, силен мужик!» Един­ственное было спасение – уехать. Сколько раз звала! Не мог оторваться от родового гнезда… Оскорблялся за сво­их: не любишь, мол, брезгуешь… А во мне тоже дурацкий гонор играл – не хотела подлаживаться: грибы солить, капусту квасить. Да и Семен… Григорьевич был рядом, не хотела я на его глазах обабиться.
– И почему не уехал? Все бы стало проще!
– Уперся, не хуже Михаила: «Мало ли что, я всегда поблизости, а ты, Маечка, не обращай на меня внима­ния». Не обращай внимания, когда мы каждый божий день в школе вместе!.. Я перед ним фасон держала, а Михаил перед своими куражился. Доказывал, что хозяин в доме. Не дай Бог подумают, будто приезжая вертихвост­ка в руки забрала! И пил порой лишнего – только чтобы доказать… Уже не для веселья – стал привыкать. Ну что, Лена, банальная история, тысячи жен страдают, о чем тут философствовать?
– Майя, ты должна была уйти! Жить с человеком, который на глазах деградирует. Во имя чего?!
– Однажды заикнулась о разводе. Страшно вспомнить. Он меня ударил… и сразу заподозрил Семена, еле удер­жала, чтоб не кинулся выяснять отношения!
– Бедная моя. Он же еще и ревновал!
– Первые годы – совсем нет. Был слишком уверен в себе. Но когда почувствовал, что я уже не та… Конеч­но, вообразил, что замешан Загорский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27