– Расскажите о своей картине, – прокаркал механический голос. – Почему вы назвали ее «Полночь в Марракеше»?
– Раньше я там жила.
– Дело не в этом. В чем истинная причина?
Дело действительно было совершенно в другом, но Гриффит никак не мог этого знать! Лорен взволнованно крутила на запястье серебряный браслет. Все это неважно, только бы ему понравилась картина…
– Я задал вам вопрос.
– Я на него ответила.
Собственный неуверенный тон был ей отвратителен; дрожь усилилась, когда ей удалось разглядеть собеседника. На Гриффите был пиджак цвета хаки и то ли капюшон, то ли шерстяная маска, вроде тех, которыми пользуются террористы.
– Ребенок на картине – это вы?
– Нет, – солгала Лорен. – У персонажа нет конкретного прототипа. Это всего лишь плод моего воображения.
Гриффит ничего не ответил, но Лорен не надеялась, что ей удалось его провести: она никогда не умела врать.
– А руки? – продолжил искаженный голос. – Почему они тянутся к девочке? Что это означает?
Лорен сделала над собой усилие и растянула губы в улыбке. Ей отчаянно хотелось, чтобы ему понравилась ее картина. Если это произойдет, то она поймет, что у нее есть талант, а не одно честолюбие.
– Руки символизируют силы мирового зла, которые пытаются соблазнить ребенка.
Тень коллекционера зашевелилась, голова склонилась набок. Было похоже, что он внимательно разглядывает ее.
– Скажите, почему вы оставили Марракеш… и свою мать?
Лорен напряглась, как тетива лука. Мать? С какой стати Гриффит интересуется ее матерью?
– Я поехала учиться в Сорбонну. – Это было правдой, хотя и не всей, и Лорен надеялась, что в ее голосе не прозвучало фальши.
– Что привело вас в Лондон?
– Желание возродить «Рависсан», снова сделать его преуспевающей галереей. Наверное, Райан вам говорил, что мы уже отыскали одного исключительно талантливого художника.
В комнате повисла противоестественная тишина, похожая на затишье сразу после удара грома. Дожидаясь ответа Гриффита, Лорен увидела у него за спиной окно от пола до потолка, затянутое тяжелой шторой. Видимо, это был бархат, но точно угадать материал и цвет было невозможно. Стол, о который она опиралась, задрожал от очередного громового раската.
– Почему вы не говорите правду? – неожиданно спросил Гриффит почти нормальным голосом. – Считаете, что всякой красивой женщине позволено врать?
Лорен снова охватила паника, по телу побежали мурашки. Ей вдруг показалось, что ее опять настиг злейший враг – прошлое.
– Нет, я…
– Пока я услышал от вас единственный правдивый ответ: что цель вашего пребывания в Лондоне – спасение «Рависсана». Все остальное – сплошная ложь.
– Нет!
– Ваши ответы оцениваются модулятором голоса. Этот прибор надежнее детектора лжи.
Лорен взмокла от безжалостного света, сердце беспорядочно трепыхалось. Вообще-то она ненавидела лгать, но у нее не было ни малейшего желания выдавать совершенно чужому человеку свои тайны.
– Так почему вы лжете? – не унимался Гриффит. Как он смеет ее допрашивать, как смеет вторгаться в ее прошлое? Оно его совершенно не касается!
– Мне не хочется обсуждать смысл моей картины, – сказала Лорен как могла мягко: одобрение Гриффита значило для нее слишком много. – Зритель сам должен ее интерпретировать. Пусть он решает, достойна ли картина внимания, в зависимости от того, находит ли она отклик в его душе.
– При чем здесь картина? Вы лжете, и я хочу понять почему!
И тут Лорен не выдержала: просто не смогла справиться с душившим ее негодованием.
– Для меня картина – самое важное. Если вам не хочется оставлять ее у себя… – Она встала. – Я готова вернуть вам деньги. До свидания.
Гриффит издал какой-то горловой клекот – видимо, этот звук должен был изображать смех, – и это окончательно вывело Лорен из себя. Для него встреча с ней – не более чем игра. Очевидно, в этой игре есть и другой участник – Райан Уэсткотт. Они забавляются с ней, как два кота с затравленной мышкой! Никто еще не находил в ее картинах художественных достоинств – и, наверное, никогда не найдет…
Лорен потянулась за картиной, и в этот момент раздался такой могучий удар грома, что комната содрогнулась, как при землетрясении. Свет замигал и погас, все вокруг погрузилось в абсолютную тьму. Лорен твердила себе, что ей нечего бояться: велика важность – обрыв проводов! Но в следующее мгновение Гриффит оказался рядом с ней – она это скорее ощутила, чем увидела.
– У нас есть запасной генератор, – проговорил он неожиданно ласково. – Через минуту он заработает.
Рука в тонкой хирургической перчатке скользнула по ее щеке, и в ту же секунду настоящее переплелось с прошлым. Лорен показалось, что сейчас он ее обнимет… Борясь с желанием закричать, она отшатнулась, бросились к двери, принялась колотить в нее кулаками, крутить ручку, но все напрасно.
– Дверь отпирается только снаружи, – невозмутимо произнес Гриффит.
– Немедленно выпустите меня! Я хочу домой! Вы не имеете права меня удерживать!
– Вы уйдете, когда я позволю.
«Боже мой, где же Райан?! Неужели он способен бросить меня. Разве он покинет меня в беде?» – пронеслось в голове Лорен. Неожиданно ее кулак угодил во что-то мягкое, и она поняла, что стены комнаты обиты изнутри каким-то звуконепроницаемым материалом. Гриффит явно не в своем уме! Можно сколько заблагорассудится кричать и пинать дверь – все равно никто не придет ей на выручку. А Райан увез ее так быстро, что она даже не успела оставить записку Саманте.
Внезапно прожектор снова зажегся, и она резко обернулась, готовая к сопротивлению. Но Гриффита в комнате уже не было – как и ее картины. Лорен ждала неизвестно чего, привалившись спиной к двери и судорожно ловя ртом воздух. Вдруг дверь распахнулась, и она буквально вывалилась из комнаты.
– Жива? – Райан не дал ей упасть и заглянул в лицо.
Лорен уткнулась в его плечо и только через какое-то время обрела дар речи.
– Где Гриффит? Он унес мою картину… Я хочу ее забрать. Я требую, чтобы ты немедленно отвез меня домой!
– Успокойся. – Райан тихонько гладил ее по спине. – Он тебя напугал, партнерша?
– Еще бы! – Она выскользнула из его объятий. – Вытащи меня из этой могилы! Что это за комната? Пыточная камера?
Райан прищелкнул языком.
– Какое богатое воображение!
Он включил обычный верхний свет, и Лорен увидела голую комнату со столом, двумя креслами и узкой кроватью. В комнате этой не было ровным счетом ничего зловещего.
– А зачем матрасы на стенах? – Она постучала кулаком по мягкой обивке, скрывая смущение.
– Иногда Ти Джи бывает трудно уснуть. В такие ночи он приходит сюда и занавешивает единственное окно, чтобы в комнату не проникал свет. Обивка изолирует комнату от внешних шумов.
Лорен уже чувствовала себя полной идиоткой, но пыталась сохранить достоинство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107