Никто тебя не осудит».
Но второе «я» нашёптывало совсем иное: «Бедная девочка! Как же ты бросишь её? Ведь за ней, больной, требуется ещё больший уход, чем за здоровым ребёнком. Никакое самое хорошее учреждение не даст ей того, что может дать семья, любящая мать. Разве ты брала из роддома игрушку, которую можно за ненадобностью выбросить? Что было бы, если бы все родители сдавали своих больных детей в интернаты? У девочки живые, смышлёные глаза, в них уже сейчас проглядывает душа. Вчера она впервые сказала „мама“. Да ведь твой же, твой это ребёнок!»
Я вскочила, подбежала к матери, которая никак не могла успокоить Айку, — уж не передалось ли ей моё состояние? — и выхватила у неё ребёнка с такой поспешностью, что та отшатнулась.
— Малышка моя, — бормотала я, прижимая крошку к груди. — Да разве можно тебя бросить? Бедняжка моя маленькая, и тебя коснулась вражда человеческая, жестокость людская. Никому, слышишь, никому и никогда не отдам тебя, как бы ты не болела. Все ещё можно повернуть в лучшую сторону, мы ещё поборемся.
Уж не знаю, сколько времени ходила я из угла в угол, качая девочку и прижимая к себе так крепко, будто её и впрямь хотят отобрать у меня. А мать стояла в дверном проёме, сухими глазами смотрела на меня, и я видела, как с каждой минутой старится её лицо.
Наконец выдохнувшись, я положила уснувшую Айку на диван и легла рядом, долго вглядываясь в девочкино лицо. Она то и дело всхлипывала во сне, будто от горькой обиды на мои зловредные мысли. Когда же наконец её губы растянулись в улыбке, я успокоилась и, коснувшись подушки, провалилась в сон.
Истина, что несчастья делают человека мудрее. В свои двадцать пять я чувствовала себя так, будто прожила все пятьдесят. Неожиданно открылись такие стороны жизни, о которых раньше и не подозревала. Прекрасный, беспечный мир вдруг предстал очень несовершенным в каких-то своих главных основах. Поговорка: «В каждой избушке свои погремушки» неожиданно обрела смысл. Я стала перебирать знакомых и нашла, что и впрямь в каждой семье своя неурядица или горе, почти у всех в доме — старые, немощные, больные. Конечно, существовало много и благополучных семей. Молодые, как правило, счастливы во все века, но есть исключения и среди них. И вот это исключение ожидало мою дочь.
Понимаю, что такой взгляд на мир, как на нечто очень негармоничное, мой организм приобрёл как бы из чувства самосохранения — это была реакция на ситуацию: с бедой легче жить среди неблагополучных, нежели среди тех, кто лопается от самодовольства.
К годику, когда дети обычно начинают ходить, ноги Айки стали совсем недвижными. Однако она как-то ухитрялась плавать в воде и под водой, и я возила её в бассейн, а летом — к морю. Но стоять она не могла, ножки тряпично подламывались всякий раз, когда я пробовала поставить её вертикально, С отчаянием, вновь и вновь пыталась приучить дочь к стоячему положению, но усилия были тщетны. А как могла бы я гордиться своей девочкой, будь она здоровой! Густые светлые кудряшки обрамляли её бледное личико с не по-детски серьёзными глазами. В три года она уже знала алфавит и пробовала читать.
«Мама, я хочу ходить. Почему я не хожу?» — часто спрашивала она, и я каждый раз утешала её обещаниями, что скоро выздоровеет. Когда Айке исполнилось пять, я пригласила, как обычно, на её день рождения соседских детей. Они расселись за столом по обе стороны от её кресла. Перед каждым стояло блюдечко с пирожным, сладкая вода, печенье, конфеты. Исподтишка я наблюдала за детьми, и было странно видеть, как моя безножка дирижировала ребятами. В белом платьице, с воздушным красным бантом в светлых волосах, она держалась свободно, раскованно, и я с горечью поняла, что Айка родилась принцессой, которой не суждено быть на балу, её местом всегда будет прихожая.
Ребята декламировали, пели, танцевали, и надо было видеть, как при этом сияло лицо именинницы.
Детские голоса звучали в нашей квартире не только в дни рождений. Но тот день мне запомнился особенно. Возбуждённая, с пылающими щеками, Айка ёрзала в креслице, и я боялась, что она вывалится из него. Можешь представить, как горько мне было смотреть на дочь, когда, взявшись за руки, дети начали водить вокруг неё хоровод, а потом пустились в пляс. Её глаза вспыхнули, встрепенулось и напряглось под звуки мелодии худенькое тельце, и я поняла, что главные беды Айки впереди, а сейчас, как любой ребёнок, она вживается в состояние других, где-то на бессознательном уровне прокручивает ту же пляску и умеет быть довольной. Но что ждёт её в будущем?
После танцев Айка высыпала детям дюжину загадок, и всем очень понравились сюрпризы для отгадчиков: сделанные её руками бумажные герои «Золотого ключика» и «Русалочки».
Когда был разлит по чашкам чай, дети вновь уселись за стол. Я беглым взглядом окинула компанию. Айка ничем не отличалась от других, и вдруг почудилось — сейчас она вскочит и будет, как здоровый ребёнок, прыгать, бегать, кататься по полу. Я чётко увидела её в движении и вздрогнула.
Ещё до праздничного вечера мама посоветовала не включать магнитофон, мол, девочка огорчится, что все танцуют, а она не может. Но я не послушалась. Зачем превращать праздник в скуку? Айка должна научиться принимать чужие радости, как свои.
Когда дети разошлись, утомлённая весельем дочка вдруг схватила меня за руку и, прижавшись щекой, полушёпотом спросила: «Мама, скажи правду, я ходить когда-нибудь буду?»
И ты знаешь, что я сказала?.. Услышав мой ответ, мать подбежала к Айке и, обняв, стала говорить, что я пошутила. Но я стояла на своём, я говорила Айке жестокие, но, как мне думается, правильные слова:
— Может, со временем учёные что-нибудь и придумают, однако привыкай к мысли, что в ближайшее время этого не случится.
— Ты что, спятила? — выкрикнула мать и бросилась к девочке. — Не слушай её, Айгюль, она сегодня устала и говорит чушь. Ты очень скоро будешь бегать!
— Я сказала правду, — повторила я.
— Ты злая, злая, ты не мать! — Она схватила Айку на руки и унесла в спальню.
Я тяжело опустилась на стул, вытирая кухонным полотенцем лоб.
Когда-нибудь я должна была сказать девочке правду, чтобы она как можно раньше приспособилась к своему положению. Что толку от иллюзий? Они лишь воспаляют воображение. Мне надо было готовить её к трудной жизни, и сила моей любви к ней была такова, что я хотела с младенческих лет воспитывать в Айке умение противостоять судьбе, а не поддаваться пассивному ожиданию иллюзорного счастья. Если врачи и впрямь поднимут её на ноги, пусть это будет для неё подарком. Однако сейчас она должна идти навстречу этому самостоятельно и без ложных надежд.
Я уверена, моя девочка со временем будет счастлива, но счастье она не найдёт, а добудет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Но второе «я» нашёптывало совсем иное: «Бедная девочка! Как же ты бросишь её? Ведь за ней, больной, требуется ещё больший уход, чем за здоровым ребёнком. Никакое самое хорошее учреждение не даст ей того, что может дать семья, любящая мать. Разве ты брала из роддома игрушку, которую можно за ненадобностью выбросить? Что было бы, если бы все родители сдавали своих больных детей в интернаты? У девочки живые, смышлёные глаза, в них уже сейчас проглядывает душа. Вчера она впервые сказала „мама“. Да ведь твой же, твой это ребёнок!»
Я вскочила, подбежала к матери, которая никак не могла успокоить Айку, — уж не передалось ли ей моё состояние? — и выхватила у неё ребёнка с такой поспешностью, что та отшатнулась.
— Малышка моя, — бормотала я, прижимая крошку к груди. — Да разве можно тебя бросить? Бедняжка моя маленькая, и тебя коснулась вражда человеческая, жестокость людская. Никому, слышишь, никому и никогда не отдам тебя, как бы ты не болела. Все ещё можно повернуть в лучшую сторону, мы ещё поборемся.
Уж не знаю, сколько времени ходила я из угла в угол, качая девочку и прижимая к себе так крепко, будто её и впрямь хотят отобрать у меня. А мать стояла в дверном проёме, сухими глазами смотрела на меня, и я видела, как с каждой минутой старится её лицо.
Наконец выдохнувшись, я положила уснувшую Айку на диван и легла рядом, долго вглядываясь в девочкино лицо. Она то и дело всхлипывала во сне, будто от горькой обиды на мои зловредные мысли. Когда же наконец её губы растянулись в улыбке, я успокоилась и, коснувшись подушки, провалилась в сон.
Истина, что несчастья делают человека мудрее. В свои двадцать пять я чувствовала себя так, будто прожила все пятьдесят. Неожиданно открылись такие стороны жизни, о которых раньше и не подозревала. Прекрасный, беспечный мир вдруг предстал очень несовершенным в каких-то своих главных основах. Поговорка: «В каждой избушке свои погремушки» неожиданно обрела смысл. Я стала перебирать знакомых и нашла, что и впрямь в каждой семье своя неурядица или горе, почти у всех в доме — старые, немощные, больные. Конечно, существовало много и благополучных семей. Молодые, как правило, счастливы во все века, но есть исключения и среди них. И вот это исключение ожидало мою дочь.
Понимаю, что такой взгляд на мир, как на нечто очень негармоничное, мой организм приобрёл как бы из чувства самосохранения — это была реакция на ситуацию: с бедой легче жить среди неблагополучных, нежели среди тех, кто лопается от самодовольства.
К годику, когда дети обычно начинают ходить, ноги Айки стали совсем недвижными. Однако она как-то ухитрялась плавать в воде и под водой, и я возила её в бассейн, а летом — к морю. Но стоять она не могла, ножки тряпично подламывались всякий раз, когда я пробовала поставить её вертикально, С отчаянием, вновь и вновь пыталась приучить дочь к стоячему положению, но усилия были тщетны. А как могла бы я гордиться своей девочкой, будь она здоровой! Густые светлые кудряшки обрамляли её бледное личико с не по-детски серьёзными глазами. В три года она уже знала алфавит и пробовала читать.
«Мама, я хочу ходить. Почему я не хожу?» — часто спрашивала она, и я каждый раз утешала её обещаниями, что скоро выздоровеет. Когда Айке исполнилось пять, я пригласила, как обычно, на её день рождения соседских детей. Они расселись за столом по обе стороны от её кресла. Перед каждым стояло блюдечко с пирожным, сладкая вода, печенье, конфеты. Исподтишка я наблюдала за детьми, и было странно видеть, как моя безножка дирижировала ребятами. В белом платьице, с воздушным красным бантом в светлых волосах, она держалась свободно, раскованно, и я с горечью поняла, что Айка родилась принцессой, которой не суждено быть на балу, её местом всегда будет прихожая.
Ребята декламировали, пели, танцевали, и надо было видеть, как при этом сияло лицо именинницы.
Детские голоса звучали в нашей квартире не только в дни рождений. Но тот день мне запомнился особенно. Возбуждённая, с пылающими щеками, Айка ёрзала в креслице, и я боялась, что она вывалится из него. Можешь представить, как горько мне было смотреть на дочь, когда, взявшись за руки, дети начали водить вокруг неё хоровод, а потом пустились в пляс. Её глаза вспыхнули, встрепенулось и напряглось под звуки мелодии худенькое тельце, и я поняла, что главные беды Айки впереди, а сейчас, как любой ребёнок, она вживается в состояние других, где-то на бессознательном уровне прокручивает ту же пляску и умеет быть довольной. Но что ждёт её в будущем?
После танцев Айка высыпала детям дюжину загадок, и всем очень понравились сюрпризы для отгадчиков: сделанные её руками бумажные герои «Золотого ключика» и «Русалочки».
Когда был разлит по чашкам чай, дети вновь уселись за стол. Я беглым взглядом окинула компанию. Айка ничем не отличалась от других, и вдруг почудилось — сейчас она вскочит и будет, как здоровый ребёнок, прыгать, бегать, кататься по полу. Я чётко увидела её в движении и вздрогнула.
Ещё до праздничного вечера мама посоветовала не включать магнитофон, мол, девочка огорчится, что все танцуют, а она не может. Но я не послушалась. Зачем превращать праздник в скуку? Айка должна научиться принимать чужие радости, как свои.
Когда дети разошлись, утомлённая весельем дочка вдруг схватила меня за руку и, прижавшись щекой, полушёпотом спросила: «Мама, скажи правду, я ходить когда-нибудь буду?»
И ты знаешь, что я сказала?.. Услышав мой ответ, мать подбежала к Айке и, обняв, стала говорить, что я пошутила. Но я стояла на своём, я говорила Айке жестокие, но, как мне думается, правильные слова:
— Может, со временем учёные что-нибудь и придумают, однако привыкай к мысли, что в ближайшее время этого не случится.
— Ты что, спятила? — выкрикнула мать и бросилась к девочке. — Не слушай её, Айгюль, она сегодня устала и говорит чушь. Ты очень скоро будешь бегать!
— Я сказала правду, — повторила я.
— Ты злая, злая, ты не мать! — Она схватила Айку на руки и унесла в спальню.
Я тяжело опустилась на стул, вытирая кухонным полотенцем лоб.
Когда-нибудь я должна была сказать девочке правду, чтобы она как можно раньше приспособилась к своему положению. Что толку от иллюзий? Они лишь воспаляют воображение. Мне надо было готовить её к трудной жизни, и сила моей любви к ней была такова, что я хотела с младенческих лет воспитывать в Айке умение противостоять судьбе, а не поддаваться пассивному ожиданию иллюзорного счастья. Если врачи и впрямь поднимут её на ноги, пусть это будет для неё подарком. Однако сейчас она должна идти навстречу этому самостоятельно и без ложных надежд.
Я уверена, моя девочка со временем будет счастлива, но счастье она не найдёт, а добудет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71