Глаза её как будто умоляли: «Не покидайте меня! Мне будет так страшно без вас в чужой стране!»
— Я должен что-то сделать для неё, — решительно проговорил Ваня.
Анюта насторожилась. Саша приготовился к любым неожиданностям. А Ваня вдруг открыл свою сумку, достал оттуда ручку, выдернул лист из тетрадки и начал быстро-быстро писать.
Саша заглянул через плечо. Конечно, это были стихи.
— Она не поймёт, — тихо сказал он другу.
— Неважно, — буркнул тот, продолжая чиркать по бумаге. — Она почувствует. Думаю, больше никто и никогда не напишет ей такого.
— Ещё бы! — не удержалась Аня. — Ведь до рождения Пушкина так много веков!
— Это не Пушкин, — бросил Ваня, даже не обидевшись, ему было некогда.
Наконец, он закончил, подбежал к Анхесенамон и, протянув ей листок, встал на одно колено. Анхесенамон приняла загадочный дар чужеземца, Ваня припал губами к руке царицы и замер, словно впадая в транс.
— Назад! Быстро! — закричал Саша.
Ваня встрепенулся, но еще на мгновение задержал руку Анхесенамон в своей ладони, и лишь потом порывисто вскочил. Оказавшись рядом с ребятами, он в последний раз посмотрел в глаза царицы. Они были полны слёз. Они были прекрасны… даже сквозь пелену белого-белого тумана…
Густое молочное облако образовалось в том месте, где стояли трое чужестранцев. Потом оно стало серебристым, полупрозрачным, мерцающим, и, наконец, рассеялось полностью…
Анхесенамон стояла с тончайшим «папирусом» в руках, смотрела на непонятные знаки, и крупные слёзы катились по её бледным щекам, катились и капали на этот странный листок. Быть может, мудрецы и расшифруют эти таинственные символы, но юной владычице было понятно и без них, что здесь написано признание в любви:
Я слышу зов Отчизны дальней
И покидаю край чужой;
В час незабвенный, в час печальный
Стою я здесь перед тобой.
Мои волнующие руки
Тебя желают удержать;
Томленье страшное разлуки
Мой стон молит не прерывать.
Но здесь, увы, где неба своды
Сияют в блеске голубом,
Где тень олив легла на воды,
Явилась ты лишь сладким сном.
Ты, как мираж, ты, как виденье,
Исчезнешь в хаосе времён;
Твой взор ловлю хоть на мгновенье,
А в сердце слышится лишь стон.
Твоя краса, твои страданья
Исчезнут в дымке голубой.
А с ними поцелуй свиданья…
Но жду его, он за тобой…
Глава 56
ЧТО ДАЛЬШЕ?
Временной зазор между исчезновением людей и предметов, «улетающих» в далекие века, и возвращением их назад чисто теоретически измерялся в микросекундах, то есть практически равнялся нулю — путешественники в свои и чужие прошлые жизни возвращались ровно в ту же точку на оси времени. Однако на деле наблюдающие со стороны люди становились свидетелями достаточно долгого процесса: вокруг объекта перемещения начинал клубиться туман, становясь всё гуще, превращаясь в сплошное непроницаемое для глаза облако и, наконец, таял, исчезая полностью. Затем, с видимым разрывом в несколько секунд абсолютно прозрачный воздух вновь затуманивался, и события раскручивались, как в кино, если плёнку запустить обратным ходом. На финише, разумеется, из облака мог появиться и совсем другой человек или тот же, но трудно узнаваемый — из-за причёски, одежды, загара, грязи, порою сильных увечий, а иногда — были и такие случаи — возвращался попросту труп.
И время от фактического «отлета» до прибытия исчислялось таким образом уже несколькими минутами.
Сам Рафаэлич в эти минуты не любил стоять возле стартовой площадки и ждать, с содроганием гадая: вернётся — не вернётся, и кто вернётся. Он предпочитал ждать окончания очередного эксперимента у себя в кабинете и приходил поздравить вернувшихся или посочувствовать коллегам уже по звонку подчиненных. Он вёл себя, как нормальный отец в ожидании загулявших допоздна детей: отвлекался на другие дела и не думал о самом страшном. Роль заботливой и нервной мамы, бегающей от двери к телефону и обратно с трудно сдерживаемым желанием обзвонить все морги, исполняли в Лаборатории другие, чаще всего — начальник службы безопасности генерал Круглов. И на этот раз лично он встречал материализовавшихся из облака Булаева с Соколовым.
Слава Богу, ребята были живы-здоровы, вот только выражения лиц чуточку подкачали: оба выглядели замученными, расстроенными и виноватыми.
— Ну, докладывайте, орлы! — сурово сказал Круглов.
— Задание не выполнено, — как можно более нейтрально постарался произнести Булаев.
— Почему? — спросил Круглов уже мягче.
— Мы упустили их и приняли решение возвращаться, так как рисковать собственной жизнью при исчезающе малой надежде на успех сочли нерациональным.
— Исчезающе малая надежда… — раздумчиво повторил генерал. — Да вы просто поэт, капитан! Хорошо, через два часа представите подробный отчёт. У вас та же задача, старший лейтенант Соколов.
— Задание понял, товарищ генерал майор, — Максим вытянулся по стойке «смирно», и в египетской одежде смотрелось это достаточно комично.
А Круглов уже вызвал кого-то по мобильному и спрашивал:
— Они вернулись? Что?! И вы их упустили? Потрясающе! — он не удержался и начал хохотать.
В этот момент дверь распахнулась и вошёл Рафаэлич. Он несколько опешил от увиденного, улыбнулся и еще не успел ни о чём спросить, когда Круглов сам, давясь от хохота поведал:
— Роман, они их опять упустили!
— Кто — они? — решил уточнить Каюмов.
— И те, и другие, — генерал ничего не мог с собой поделать и всё продолжал смеяться.
Рафалич смеяться не стал, только улыбнулся ещё шире и радостней, а вслух выдал одно, но совершенно неожиданное для Максима и Сергея слово:
— Отлично!
И никакой иронии в этой короткой реплике. И никакого продолжения.
Оперативники, провалившие задание и ожидавшие самых серьезных разборок, стояли перед начальством совершенно обескураженные.
— Разрешите идти? — спросил, наконец, Булаев.
— Да, конечно, — кивнул Рафаэлич. — Пишите отчёт. Впрочем, постойте, один вопрос. Только честно. Вы не играли с ними в поддавки?
— Ну, знаете… — обиделся Сергей. — Я там готов был каждому из них шею свернуть!
— Молодцы, ребята! — ещё раз загадочно похвалил шеф. — Спасибо за отличную работу.
А уже возле дверей Сергей и Максим успели услышать, как генерал Круглов спросил у Рафаэлича:
— Ну что, будем брать их здесь по-взрослому?
— Нет, — ответил Каюмов абсолютно серьезно, — для чистоты эксперимента надо дать им шанс третий раз слетать в прошлое. Два путешестия — это ещё не статистика…
В коридоре Сергей спросил у Максима:
— Ты что-нибудь понял?
— Так, кое-что, — уклончиво ответил Максим. — Я тебе потом объясню. Давай для начала отчет напишем
— Ладно, — согласился Сергей угрюмо, — но, прежде всего, я бы помылся и переоделся.
— Разумеется, — не спорил Максим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Я должен что-то сделать для неё, — решительно проговорил Ваня.
Анюта насторожилась. Саша приготовился к любым неожиданностям. А Ваня вдруг открыл свою сумку, достал оттуда ручку, выдернул лист из тетрадки и начал быстро-быстро писать.
Саша заглянул через плечо. Конечно, это были стихи.
— Она не поймёт, — тихо сказал он другу.
— Неважно, — буркнул тот, продолжая чиркать по бумаге. — Она почувствует. Думаю, больше никто и никогда не напишет ей такого.
— Ещё бы! — не удержалась Аня. — Ведь до рождения Пушкина так много веков!
— Это не Пушкин, — бросил Ваня, даже не обидевшись, ему было некогда.
Наконец, он закончил, подбежал к Анхесенамон и, протянув ей листок, встал на одно колено. Анхесенамон приняла загадочный дар чужеземца, Ваня припал губами к руке царицы и замер, словно впадая в транс.
— Назад! Быстро! — закричал Саша.
Ваня встрепенулся, но еще на мгновение задержал руку Анхесенамон в своей ладони, и лишь потом порывисто вскочил. Оказавшись рядом с ребятами, он в последний раз посмотрел в глаза царицы. Они были полны слёз. Они были прекрасны… даже сквозь пелену белого-белого тумана…
Густое молочное облако образовалось в том месте, где стояли трое чужестранцев. Потом оно стало серебристым, полупрозрачным, мерцающим, и, наконец, рассеялось полностью…
Анхесенамон стояла с тончайшим «папирусом» в руках, смотрела на непонятные знаки, и крупные слёзы катились по её бледным щекам, катились и капали на этот странный листок. Быть может, мудрецы и расшифруют эти таинственные символы, но юной владычице было понятно и без них, что здесь написано признание в любви:
Я слышу зов Отчизны дальней
И покидаю край чужой;
В час незабвенный, в час печальный
Стою я здесь перед тобой.
Мои волнующие руки
Тебя желают удержать;
Томленье страшное разлуки
Мой стон молит не прерывать.
Но здесь, увы, где неба своды
Сияют в блеске голубом,
Где тень олив легла на воды,
Явилась ты лишь сладким сном.
Ты, как мираж, ты, как виденье,
Исчезнешь в хаосе времён;
Твой взор ловлю хоть на мгновенье,
А в сердце слышится лишь стон.
Твоя краса, твои страданья
Исчезнут в дымке голубой.
А с ними поцелуй свиданья…
Но жду его, он за тобой…
Глава 56
ЧТО ДАЛЬШЕ?
Временной зазор между исчезновением людей и предметов, «улетающих» в далекие века, и возвращением их назад чисто теоретически измерялся в микросекундах, то есть практически равнялся нулю — путешественники в свои и чужие прошлые жизни возвращались ровно в ту же точку на оси времени. Однако на деле наблюдающие со стороны люди становились свидетелями достаточно долгого процесса: вокруг объекта перемещения начинал клубиться туман, становясь всё гуще, превращаясь в сплошное непроницаемое для глаза облако и, наконец, таял, исчезая полностью. Затем, с видимым разрывом в несколько секунд абсолютно прозрачный воздух вновь затуманивался, и события раскручивались, как в кино, если плёнку запустить обратным ходом. На финише, разумеется, из облака мог появиться и совсем другой человек или тот же, но трудно узнаваемый — из-за причёски, одежды, загара, грязи, порою сильных увечий, а иногда — были и такие случаи — возвращался попросту труп.
И время от фактического «отлета» до прибытия исчислялось таким образом уже несколькими минутами.
Сам Рафаэлич в эти минуты не любил стоять возле стартовой площадки и ждать, с содроганием гадая: вернётся — не вернётся, и кто вернётся. Он предпочитал ждать окончания очередного эксперимента у себя в кабинете и приходил поздравить вернувшихся или посочувствовать коллегам уже по звонку подчиненных. Он вёл себя, как нормальный отец в ожидании загулявших допоздна детей: отвлекался на другие дела и не думал о самом страшном. Роль заботливой и нервной мамы, бегающей от двери к телефону и обратно с трудно сдерживаемым желанием обзвонить все морги, исполняли в Лаборатории другие, чаще всего — начальник службы безопасности генерал Круглов. И на этот раз лично он встречал материализовавшихся из облака Булаева с Соколовым.
Слава Богу, ребята были живы-здоровы, вот только выражения лиц чуточку подкачали: оба выглядели замученными, расстроенными и виноватыми.
— Ну, докладывайте, орлы! — сурово сказал Круглов.
— Задание не выполнено, — как можно более нейтрально постарался произнести Булаев.
— Почему? — спросил Круглов уже мягче.
— Мы упустили их и приняли решение возвращаться, так как рисковать собственной жизнью при исчезающе малой надежде на успех сочли нерациональным.
— Исчезающе малая надежда… — раздумчиво повторил генерал. — Да вы просто поэт, капитан! Хорошо, через два часа представите подробный отчёт. У вас та же задача, старший лейтенант Соколов.
— Задание понял, товарищ генерал майор, — Максим вытянулся по стойке «смирно», и в египетской одежде смотрелось это достаточно комично.
А Круглов уже вызвал кого-то по мобильному и спрашивал:
— Они вернулись? Что?! И вы их упустили? Потрясающе! — он не удержался и начал хохотать.
В этот момент дверь распахнулась и вошёл Рафаэлич. Он несколько опешил от увиденного, улыбнулся и еще не успел ни о чём спросить, когда Круглов сам, давясь от хохота поведал:
— Роман, они их опять упустили!
— Кто — они? — решил уточнить Каюмов.
— И те, и другие, — генерал ничего не мог с собой поделать и всё продолжал смеяться.
Рафалич смеяться не стал, только улыбнулся ещё шире и радостней, а вслух выдал одно, но совершенно неожиданное для Максима и Сергея слово:
— Отлично!
И никакой иронии в этой короткой реплике. И никакого продолжения.
Оперативники, провалившие задание и ожидавшие самых серьезных разборок, стояли перед начальством совершенно обескураженные.
— Разрешите идти? — спросил, наконец, Булаев.
— Да, конечно, — кивнул Рафаэлич. — Пишите отчёт. Впрочем, постойте, один вопрос. Только честно. Вы не играли с ними в поддавки?
— Ну, знаете… — обиделся Сергей. — Я там готов был каждому из них шею свернуть!
— Молодцы, ребята! — ещё раз загадочно похвалил шеф. — Спасибо за отличную работу.
А уже возле дверей Сергей и Максим успели услышать, как генерал Круглов спросил у Рафаэлича:
— Ну что, будем брать их здесь по-взрослому?
— Нет, — ответил Каюмов абсолютно серьезно, — для чистоты эксперимента надо дать им шанс третий раз слетать в прошлое. Два путешестия — это ещё не статистика…
В коридоре Сергей спросил у Максима:
— Ты что-нибудь понял?
— Так, кое-что, — уклончиво ответил Максим. — Я тебе потом объясню. Давай для начала отчет напишем
— Ладно, — согласился Сергей угрюмо, — но, прежде всего, я бы помылся и переоделся.
— Разумеется, — не спорил Максим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127