Поэтому он просто вел записи, предоставляя ломать над ними голову бывшему хозяину и понемногу копя деньги, чтобы вернуть свой рабский долг. Он брал деньги у Йаниры, по возможности немного, но все-таки брал, ибо почти ничего не желал так страстно, как вырваться из-под этой зависимости, чтобы обрести статус, хоть немного приближающий его к ее уровню.
Эти горько-сладкие мысли Маркуса были бесцеремонно прерваны голосом, несомненно принадлежащим Голди Морран. От мгновенной неприязни дрожь пробежала по коже, как у коня при виде жирных, истосковавшихся по кровушке мух. Глядя на Голди Морран, Маркус иногда задавал себе вопрос, назвали ли ее Голди за цвет волос, ценившийся у римских матрон так высоко, что они носили парики из кос своих рабынь (впрочем, в настоящий момент определить это было невозможно, ибо шевелюра Голди имела причудливый пурпурный оттенок, не имеющий ничего общего с изначальной окраской), или за то, что эта алчная старая гарпия ничего не любила так сильно, как наличные деньги, предпочтительно в виде золотых монет, песка, слитков — всего, на что она могла наложить свои когтистые лапы.
А тем временем глаза гарпии смотрели уже на него.
— Маркус, налей мне пива.
Она без приглашения плюхнулась на соседний от Скитера стул. Пока Маркус наливал ей пива у стойки, кипя от возмущения, но мужественно стиснув зубы, — Голди Морран была постоянным клиентом — она переключилась на Скитера.
— Слыхала я, что ты собрался в Нижнее Время. Новенького захотелось?
Маркус поставил пиво на стол перед Голди. Она жадно припала к нему, ожидая обычных для Скитера уклончивых ответов.
Скитер, однако, удивил их обоих.
— Да, я собираюсь в Рим. Тихий двухнедельный отдых — хочу получше познакомиться с Агнес Ферчайлд. Мы с ней за последнюю неделю здорово сблизились, и потом она имеет право брать с собой гостя в несложные туры. — Он развел руками. — А кто я такой, чтобы отказаться от даровой поездки в Древний Рим?
— А что, — Голди с притворной скромностью подняла на него глаза, — что ты собираешься потырить на этот раз?
Скитер с облегчением рассмеялся.
— Я, конечно, негодяй, чего скрывать, и ты это прекрасно знаешь, но красть я не собираюсь ничего. Разве что сердце Агнес. Я бы, возможно, попробовал украсть твое, Голди, если бы только верил, что оно у тебя есть.
Голди возмущенно фыркнула, смерила его свирепым взглядом, но смолчала, возможно, не найдя слов — впервые в истории «Нижнего Времени». Потом, повернувшись к нему спиной, она залпом проглотила остатки пива и швырнула на стол пригоршню монет. Они со звоном раскатились по столу; одна слетела на пол и задребезжала там, описывая круги по доскам.
«Серебро», — автоматически отметил про себя Скитер, хорошо ознакомившийся за последние дни с монетами античного Рима.
— Ты еще пожалеешь об этом, Скитер Джексон, — сказала Голди, перегнувшись через спинку его стула. Теперь она один в один — гарпия, ниспосланная богами, чтобы покарать нечестивых. Голос ее был леденее арктического льда, и за этими ледяными словами Маркус явственно услышал угрозу, терпкую и густую, как неразбавленное римское вино. На мгновение угроза зависла в воздухе. Потом Голди немного отодвинулась. — Вот уж чего не пойму, так это зачем ты водишь дружбу с этими неучами, с этими недоумками из Нижнего Времени, да они и умыться-то толком не умеют. Это тебя точно погубит! — бросила она через плечо и вышла.
Маркус обнаружил, что его трясет от гнева. Его неприязнь к Голди Морран, ее острому языку и предрассудкам сменилась совсем другим чувством, напугавшим даже его самого. Из неприязни — как огонь из едва тлеющей головешки — взметнулось яркое пламя ненависти, мгновенно охватившее всю его душу. Так недолго и до греха…
Маркус очень гордился приобретенным образованием: несколько языков, новые чудесные науки, напоминавшие ему магические заклинания, заставлявшие мир нестись среди звезд — а не наоборот, — и даже преподаватели математики объясняли свой предмет достаточно доходчиво, чтобы он смог обучиться новым способам сложения, умножения, деления, ведения бухгалтерских счетов, — что не под силу было бы никому в Древнем Риме.
Возможно, парня из Галлии Коматы и можно счесть недоумком, но даже когда он был закованным в цепи, насмерть перепуганным восьмилетним мальчишкой, он прекрасно знал, как и зачем умываться. Более того, он забавлял своих хозяев, требуя каждый вечер воды, чтобы смыть грязь и вонючий пот от дневной работы.
Он даже подпрыгнул, когда Скитер заговорил.
— Грязная старая гарпия, — произнес тот совершенно спокойно — поведение его оставалось настолько же невозмутимым, насколько внешность неизменно безупречной. — Она готова на все, только бы вывести соперника из формы. — Он усмехнулся. — Знаешь, Маркус… кстати, сядь, успокойся — я с удовольствием бы посмотрел, как кто-нибудь обведет ее вокруг пальца.
Маркус сел и каким-то образом сумел умерить внезапный приступ смеха до простой улыбки, хотя смех все равно продолжал рваться наружу, играя бесенятами в глазах.
— На это и впрямь стоило бы посмотреть. Ты только подумай, как, должно быть, интересно наблюдать: вы оба ходите кругами, ищете слабые места в защите, и только потом несутся смертоносные стрелы.
Скитер молча смотрел на него.
— Вы оба, Скитер, отличаетесь сильной волей, — добавил Маркус. — Вы, как правило, получаете от жизни все, что хотите, ты и Голди. Но ты погоди, я скажу тебе кое-что важное. — По меньшей мере в данном конкретном случае он мог предвидеть будущее ничуть не хуже Йаниры. Впрочем, это под силу было бы любому, кто умеет наблюдать и делать выводы, а с его-то знанием людей он видел, чем все может кончиться. Одним долгим глотком он расправился с остатками пива, продолжая ощущать на лице пристальный взгляд Скитера.
— Голди, — негромко сказал Маркус, — объявила тебе, Скитер, войну, хочешь ты того или нет. Она напоминает мне средиземноморских акул, что плывут за невольничьим кораблем, поджидая, пока им сбросят умерших. Да нет… акулы делают всего лишь то, для чего их и создали. Голди так далеко зашла, наслаждаясь своими грязными делами, что нечего и надеяться найти хоть что-нибудь хорошее в ее грязной душе.
Несколько секунд он в упор смотрел на Скитера, выдерживая его взгляд.
— Ты хочешь сказать, что я кажусь тебе еще достойным спасения? — произнес Скитер почти таким же ледяным тоном, как Голди. — Да, друг?
Маркус похолодел.
— Ты хороший человек, Скитер, — искренне сказал он, подавшись вперед, в надежде, что друг поймет его. — Твое сердце щедро, как и твой смех. Я надеюсь только, что и нравственность твоя будет им под стать. Ты мой добрый друг. Мне не хотелось бы видеть, как ты страдаешь.
Скитер даже зажмурился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115