Любая гипотеза о посещении Земли какими-то существами извне должна отвергаться наукой, но существование подобных гипотез обеспечивает своего рода «аппетитидуха», как выразился в моем присутствии отлично известный Вам специалист по иглокожим профессор Кадаяси Симура.
В пятницу вечером, рассматривая в стереоскоп присланные Вами фотографии, я услышал громогласный рев моего внука Дика. Проказник мучил кошку. Ее пришлось отобрать, и инцидент вскоре закончился всеобщим примирением, а мой внук был на время водворен у меня в кабинете. Не желая прерывать столь же полезное, сколь и приятное занятие по просмотру стереофотографий, я пригласил своего внука к стереоскопу. Он очень быстро разобрался в сути дела, обмолвился весьма ученым замечанием, что кровеносные сосуды имбитора «похожи на сосновые веточки», — нельзя не согласиться, коллега, с этим сравнением, затем внимательно рассмотрел сердце имбитора, сравнив его с сумочкой мисс Дороти Китенс, очаровательной подруги его матери. Наконец мы с внуком занялись мозгом имбитора. То, что это чей-то мозг, Дик-младший сообразил сразу же и потребовал дополнительного объяснения. Минут десять он внимательно рассматривал мозговые извилины, поворачивая голову и так и эдак, и неожиданно объявил: «Дик-старший, — так он обращается ко мне в торжественные минуты, — а у него мозг как у дельфина!» Я попробовал ему возразить, попытался выяснить, откуда он знает, каков мозг у дельфинов, но Дик-младший очень уверенно заявил, что он четыре раза смотрел детскую передачу под названием «Дельфины Таффи», а после каждой такой передачи небольшой популярный фильм о дельфинах, и ему запомнились слова о том, что мозг дельфина «почти такой же, как и у человека, или даже лучший, потому что в нем больше извилин».
Переубедить его я не смог, а через некоторое время вся проблема предстала передо мной именно с этой стороны.
Если мозг имбиторов действительно родствен мозгу дельфинов, то представляется возможным анатомический анализ под новым углом зрения. Мы должны, мы обязаны, мы поставлены перед прямой необходимостью отбросить все и всяческие выдумки, связанные с происхождением имбиторов, и пойти своим, доступным только анатомам-профессионалам путем. Какова в действительности связь имбиторов с семейством дельфинов подотряда зубатых китов, нас сейчас не должно волновать ни в малейшей степени. Если таковая связь существует, то она проявится со временем. Нас это не касается.
Прошу обратить Ваше внимание, сэр, что, если принять выдвигаемую гипотезу, близость анатомированных имбиторов к дельфинам может быть подвергнута значительному уточнению.
Сэр, я предлагаю Вам свое сотрудничество. Если Вы согласитесь с выдвигаемой мною основной посылкой, то мы могли бы совместно выступить с гипотезой, которую я предлагаю назвать «бутонной гипотезой анатомии имбиторов».
Остановимся на этом названии по той причине, что, на наш взгляд, оказывается чрезвычайно полезным рассматривать любой орган дельфина как своего рода бутон, почку, возможности которой полностью раскрываются в анатомии соответствующего органа взрослого имбитора.
Хотелось бы добавить, что правильность или неправильность этих рассуждений была бы тотчас же установлена с полной определенностью, если бы удалось добыть самку имбитора. У нас в Королевском обществе прекрасно знают Ваше влияние в правительственных кругах, и было бы весьма желательно подсказать военно-морскому министерству Вашей страны план небольшого рейда, небольшого набега, ах, сэр, тысячу извинений, в Вашем языке есть такое энергичное слове, как «коррериа», обозначающее то же самое…
Ради науки, сэр, ради науки!" Ответ председателя биологической секции Мексиканской академии наук Франклина Каньядоса не заставил себя ждать.
"Дорогой сэр, — писал профессор, — я прочел Ваше письмо вслух на объединенном заседании академии и национального музея. Приношу поздравления Вам и Вашему внуку мистеру Дику Картеру-младшему, который отныне является почетным членом нашей академии. Мы доработались до головной боли, а кое-кого пришлось уложить на больничную койку: нервное напряжение, беспрестанное курение, размышления, споры… Ведь мы здесь, сэр, в самом «эпицентре» событий. И вдруг, подобное взрыву.
Ваше письмо! Вы, сэр, попали в самую точку! Конечно, я опасаюсь зависти моих коллег, но я принимаю Ваше великодушное предложение.
Что же касается коррериа, небольшой, так сказать, экспедиции, то я уже зондировал почву и пока ничего определенного сказать не могу.
Салют и поздравления Вам, Вашей семье и, конечно, Вашему маленькому академику Дику Картеру-младшему. В последующем письме он получит официальный диплом, где все будет, как и у взрослых академиков, только из чистейшего шоколада".
ИНЦИДЕНТ В УОЛФИШ-БЕЙ
Пока изучались извилины и борозды двух несчастных имбиторов, события развивались полным ходом.
В одну из таверн в порту Уолфиш-Бей на западном берегу Африки ввалилась толпа имбиторов, одетых в матросские полосатые тельняшки, коротенькие курточки-безрукавки и широченные брюки. Красные пояса, украшавшие этот наряд, делали их похожими на итальянских грузчиков конца прошлого столетия. Лица их были белы, но черты лица несколько напоминали лица людей негроидного происхождения, особенно из-за очень широкого у основания носа с широкими ноздрями. Нижняя часть лица была несколько выдвинута вперед подобно клюву какаду, правда, значительно смягченному. Если прибавить к этому курчавые волосы, покрывавшие голову плотной массой, то станет вполне понятным, почему хозяин таверны «Симейд» Луи Балден высоко поднял брови, увидев эту компанию.
Особенно его возмутил великан, судя по нашивкам, боцман или кто-то из низшего матросского начальства. А боцман был действительно великан из великанов. Не меньше двух метров семидесяти сантиметров, а когда он пустил кольцо сигарного дыма в люстру из бамбука над головой бармена, то люстра закачалась, вместе с ней задвигались тени по всему кабачку.
Впрочем, раскуривая сигару, боцман вставлял ее не в свою пасть, весьма напоминавшую человеческий рот, а куда-то в затылок…
Мы уже упоминали, что брови хозяина и бессменного бармена таверны поползли вверх. У значительного большинства лиц, обладающих бровями, это говорило бы о глубоком удивлении, но те, кто знал Луи Балдена, в один голос заявили бы: «Плохо! Очень плохо, просто из рук вон плохо!» И действительно, по мере того, как брови Луи Балдена продолжали ползти вверх, его руки опускались в выдвижной ящик под стойкой бара, пока не нащупали винчестер, обстрелянный прадедом Балдена еще в тысяча девятьсот десятом году, когда ему удалось уложить в этой же таверне Железного Сэма, банда которого грабила алмазные копи Бечуаналенда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32