Девушка, пронзительно визжа, бросила руль и закрыла лицо руками. Борис Вадимыч почувствовал удар. На миг все потемнело, а потом… Потом он увидел машину откуда-то сверху и сбоку, а еще он увидел себя! Он лежал на асфальте, в луже крови, с пробитой головой!
Борис Вадимыч моментально протрезвел, но зрелище от этого менее кошмарным не стало, и он потерял сознание.
* * *
Он очнулся. Вокруг него в тающей серой дымке стояли люди. Он пригляделся: нет, не люди, бесплотные они какие-то. Существ, похожих на людей, было четырнадцать, все они были на одно лицо. Семеро из них были одеты в перламутровые воздушные одеяния, остальные — в такие же воздушные наряды, только серебристого цвета.
— Очухался, — произнес один из четырнадцати глубоким грудным голосом.
— Извините, пожалуйста, не могли бы вы сказать, где я?
— В Таиланде, — грубым голосом ответил ему другой. — Вы посмотрите на него. Какие манеры! А знаешь, что? Засунь-ка ты свои манеры себе в жопу.
Борис Вадимыч недоуменно посмотрел на него, потом на остальных. Перламутровые и серебристые одеяния… Белые халаты?
— Простите, я что, в больнице?
— Ах извините, ах простите, — передразнил второй.
— Где я? — потребовал ответа Борис Вадимыч. — Скажите, где я? Где?!
— В гнезде, — грубо ответил второй.
— Ладно, — одернул его первый. — Это все же наша работа, так что надо открыть глаза человеку, раз он сам не видит, что на том свете.
— Где?! — задохнулся Борис Вадимыч.
— В Кливленде, — вставил шпильку второй.
Первый укоризненно посмотрел на второго, потом обратился к Борису Вадимычу:
— Милый, ты на небесах.
— Перестаньте паясничать, — обрушился на них третий — обладатель трубного голоса. — Раб Божий Борис, душа твоя принята в загробный мир, скажи спасибо, что не распалась на атомы.
— Спасибо, — автоматически ответил ничего не понимающий Борис Вадимыч. — Так я что, в раю?
— Нет.
— Неужели в аду?
— Хрен тебе, а не рай с адом, — хохотнул второй.
— Вы это называете чистилищем, — мягко объяснил первый.
— К делу, ангелы мои, — призвал третий. — Начнем, пожалуй.
— Эй-эй, чего это вы начнете? — вскрикнул Борис Вадимыч.
— Суд над Рабом Божьим Борисом. Посмотрите на жизнь этого человека.
Борис Вадимыч не знал, что видят четырнадцать нелюдей, но перед его глазами промелькнула вся его жизнь как один миг.
— Что скажете? — поинтересовался третий.
— Что сказать? Да будет он обречен на муки веч…
— Погодите, погодите, — залепетал Борис Вадимыч. — Как — на веки мучные?
— Муки вечные, — поправил первый.
— Все равно. За что меня в ад? Я же ничего плохого не сделал.
— А за что тебя в рай? Что ты сделал хорошего? Не мешать, это еще не значит помогать. Для того чтобы попасть в рай, надо хоть что-то сделать в своей жизни для людей.
— Но не в ад же. Может, я ничего не сделал хорошего, но что я сделал плохого?
— Ты умер.
— Это все? Извините, я что, сам себя переехал?
— Ты говоришь, что не сделал ничего плохого, что не сам себя лишил жизни, — третий вздохнул задумчиво. — А кто пьяным вылетел на дорогу?
— Ты еще не знаешь, зараза… — Второй наткнулся на укоризненные взгляды и поправился: — «Раб Божий», что случилось из-за тебя с той девушкой.
Что-то автоматически щелкнуло в мозгу Бориса Вадимыча:
— Стойте! Если я на небесах, то где тогда Бог? И вообще, кто вы такие?
Неизвестно почему, но эта реплика вызвала только улыбки у четырнадцати, а второй так просто расхохотался. Борис Вадимыч опешил.
— Ты что, маленький? В Бога веришь? — отсмеявшись, сообщил второй.
— Но я же на небесах, разве нет?
— Да, только откуда здесь Бог?
— А где ему быть?
— В Катманде. Бога нет. Тот, кого вы называете Богом, поразвлекся здесь и ушел.
— Когда? Куда? Почему? — выпалил Борис Вадимыч на одном дыхании.
— Хм, — усмехнулся второй. — Почему? Да потому, что ему надоело, наскучило. Ну сотворил он вас, ну поиграл с вами, как с котятами. Ну тысячу лет, ну две, ну десять, но сколько можно? Ему надоело, и он ушел, давно ушел. А куда? Да кто его знает? Унесся куда-то, сказал, что придумал новую игру. Наверно, сотворит новый мир с новыми законами и будет играть по новым правилам, пока не наскучит.
— А потом?
— А потом оставит свою игру тем, кому она нравится, и опять уйдет придумывать что-то новое. Он добрый и не жадный, он всегда оставляет свои игрушки другим. Эту он оставил нам, вместе с вами, вот мы и играем.
— И что, он не вернется?
— А зачем? Кому интересно возвращаться к старым играм, в которые уже наигрался?
— Значит, он не вернется…
— Нет. Да и потом, тебе-то что? Ты сейчас отправишься отсюда прямиком в ад. Вот, кстати, тот садист, который там всем заправляет, с нашим Богом не ушел, а остался здесь. Ему здесь нравится, а нам иногда интересно бывает посмотреть, что он еще придумает. Вот уж поистине злой гений с извращенной неистощимой фантазией.
— Не надо меня туда. За что?
— За что? За то, что ты надрался, перестал себя контролировать, и это привело к… Да чего я тебе рассказываю? Смотри!
И Борис Вадимыч увидел.
… Машина подлетала к нему сзади, девушка, находящаяся за рулем, вскрикнула, бросила руль и закрыла лицо руками. Машина на полном ходу влетела в него. Он, смешно раскинув руки, подлетел, перекувырнулся в воздухе и упал на асфальт. Черепная коробка раскололась как спелый орех, и Борис Вадимыч остался лежать на асфальте в луже крови. Его крови!
Машина заглохла, но еще продолжала двигаться на приличной скорости. После столкновения с Борисом Вадимычем машина вильнула в сторону и влетела в фонарный столб. Раздался металлический скрежет, грохот, лязг, брызнуло во все стороны стекло, машина умерла…
Борис Вадимыч содрогнулся, но видения продолжались.
… Больница, белая койка, капельницы. На койке лежит девушка, та самая, что его сбила. Она вся в бинтах, трубках, которые, обвивая ее, тянутся к капельницам. Она без сознания. Милое личико и красивые руки иссечены мелкими шрамиками — это подарок от разлетевшегося вдребезги лобового стекла…
… Квартира в старом пятиэтажном доме. Комната, такая знакомая и родная. В комнате женщина — это его мать. Мать встает с кресла, идет куда-то. Она постарела лет на двадцать. Клочья седых волос, морщины, которых не было, следы долгого плача на лице. Мать ссутулилась, кажется, уменьшилась в размерах. Теперь это старый больной человек, вся ее уверенность и жизнерадостность куда-то улетучились.
Мать идет на кухню, отворачивает крантик газовой плиты, садится на табуретку, всхлипывает и замирает. Она сидит долго, очень долго, бесконечно долго. Потом с грохотом падает на пол, табуретка отлетает в сторону…
— Нет! — Борис Вадимыч трясет головой, но образ не исчезает. — Нет! Нет!!! Не-е-ет! Перестаньте, пожалуйста, перестаньте!
Образ исчезает, его больше нет перед глазами, но он сидит в голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Борис Вадимыч моментально протрезвел, но зрелище от этого менее кошмарным не стало, и он потерял сознание.
* * *
Он очнулся. Вокруг него в тающей серой дымке стояли люди. Он пригляделся: нет, не люди, бесплотные они какие-то. Существ, похожих на людей, было четырнадцать, все они были на одно лицо. Семеро из них были одеты в перламутровые воздушные одеяния, остальные — в такие же воздушные наряды, только серебристого цвета.
— Очухался, — произнес один из четырнадцати глубоким грудным голосом.
— Извините, пожалуйста, не могли бы вы сказать, где я?
— В Таиланде, — грубым голосом ответил ему другой. — Вы посмотрите на него. Какие манеры! А знаешь, что? Засунь-ка ты свои манеры себе в жопу.
Борис Вадимыч недоуменно посмотрел на него, потом на остальных. Перламутровые и серебристые одеяния… Белые халаты?
— Простите, я что, в больнице?
— Ах извините, ах простите, — передразнил второй.
— Где я? — потребовал ответа Борис Вадимыч. — Скажите, где я? Где?!
— В гнезде, — грубо ответил второй.
— Ладно, — одернул его первый. — Это все же наша работа, так что надо открыть глаза человеку, раз он сам не видит, что на том свете.
— Где?! — задохнулся Борис Вадимыч.
— В Кливленде, — вставил шпильку второй.
Первый укоризненно посмотрел на второго, потом обратился к Борису Вадимычу:
— Милый, ты на небесах.
— Перестаньте паясничать, — обрушился на них третий — обладатель трубного голоса. — Раб Божий Борис, душа твоя принята в загробный мир, скажи спасибо, что не распалась на атомы.
— Спасибо, — автоматически ответил ничего не понимающий Борис Вадимыч. — Так я что, в раю?
— Нет.
— Неужели в аду?
— Хрен тебе, а не рай с адом, — хохотнул второй.
— Вы это называете чистилищем, — мягко объяснил первый.
— К делу, ангелы мои, — призвал третий. — Начнем, пожалуй.
— Эй-эй, чего это вы начнете? — вскрикнул Борис Вадимыч.
— Суд над Рабом Божьим Борисом. Посмотрите на жизнь этого человека.
Борис Вадимыч не знал, что видят четырнадцать нелюдей, но перед его глазами промелькнула вся его жизнь как один миг.
— Что скажете? — поинтересовался третий.
— Что сказать? Да будет он обречен на муки веч…
— Погодите, погодите, — залепетал Борис Вадимыч. — Как — на веки мучные?
— Муки вечные, — поправил первый.
— Все равно. За что меня в ад? Я же ничего плохого не сделал.
— А за что тебя в рай? Что ты сделал хорошего? Не мешать, это еще не значит помогать. Для того чтобы попасть в рай, надо хоть что-то сделать в своей жизни для людей.
— Но не в ад же. Может, я ничего не сделал хорошего, но что я сделал плохого?
— Ты умер.
— Это все? Извините, я что, сам себя переехал?
— Ты говоришь, что не сделал ничего плохого, что не сам себя лишил жизни, — третий вздохнул задумчиво. — А кто пьяным вылетел на дорогу?
— Ты еще не знаешь, зараза… — Второй наткнулся на укоризненные взгляды и поправился: — «Раб Божий», что случилось из-за тебя с той девушкой.
Что-то автоматически щелкнуло в мозгу Бориса Вадимыча:
— Стойте! Если я на небесах, то где тогда Бог? И вообще, кто вы такие?
Неизвестно почему, но эта реплика вызвала только улыбки у четырнадцати, а второй так просто расхохотался. Борис Вадимыч опешил.
— Ты что, маленький? В Бога веришь? — отсмеявшись, сообщил второй.
— Но я же на небесах, разве нет?
— Да, только откуда здесь Бог?
— А где ему быть?
— В Катманде. Бога нет. Тот, кого вы называете Богом, поразвлекся здесь и ушел.
— Когда? Куда? Почему? — выпалил Борис Вадимыч на одном дыхании.
— Хм, — усмехнулся второй. — Почему? Да потому, что ему надоело, наскучило. Ну сотворил он вас, ну поиграл с вами, как с котятами. Ну тысячу лет, ну две, ну десять, но сколько можно? Ему надоело, и он ушел, давно ушел. А куда? Да кто его знает? Унесся куда-то, сказал, что придумал новую игру. Наверно, сотворит новый мир с новыми законами и будет играть по новым правилам, пока не наскучит.
— А потом?
— А потом оставит свою игру тем, кому она нравится, и опять уйдет придумывать что-то новое. Он добрый и не жадный, он всегда оставляет свои игрушки другим. Эту он оставил нам, вместе с вами, вот мы и играем.
— И что, он не вернется?
— А зачем? Кому интересно возвращаться к старым играм, в которые уже наигрался?
— Значит, он не вернется…
— Нет. Да и потом, тебе-то что? Ты сейчас отправишься отсюда прямиком в ад. Вот, кстати, тот садист, который там всем заправляет, с нашим Богом не ушел, а остался здесь. Ему здесь нравится, а нам иногда интересно бывает посмотреть, что он еще придумает. Вот уж поистине злой гений с извращенной неистощимой фантазией.
— Не надо меня туда. За что?
— За что? За то, что ты надрался, перестал себя контролировать, и это привело к… Да чего я тебе рассказываю? Смотри!
И Борис Вадимыч увидел.
… Машина подлетала к нему сзади, девушка, находящаяся за рулем, вскрикнула, бросила руль и закрыла лицо руками. Машина на полном ходу влетела в него. Он, смешно раскинув руки, подлетел, перекувырнулся в воздухе и упал на асфальт. Черепная коробка раскололась как спелый орех, и Борис Вадимыч остался лежать на асфальте в луже крови. Его крови!
Машина заглохла, но еще продолжала двигаться на приличной скорости. После столкновения с Борисом Вадимычем машина вильнула в сторону и влетела в фонарный столб. Раздался металлический скрежет, грохот, лязг, брызнуло во все стороны стекло, машина умерла…
Борис Вадимыч содрогнулся, но видения продолжались.
… Больница, белая койка, капельницы. На койке лежит девушка, та самая, что его сбила. Она вся в бинтах, трубках, которые, обвивая ее, тянутся к капельницам. Она без сознания. Милое личико и красивые руки иссечены мелкими шрамиками — это подарок от разлетевшегося вдребезги лобового стекла…
… Квартира в старом пятиэтажном доме. Комната, такая знакомая и родная. В комнате женщина — это его мать. Мать встает с кресла, идет куда-то. Она постарела лет на двадцать. Клочья седых волос, морщины, которых не было, следы долгого плача на лице. Мать ссутулилась, кажется, уменьшилась в размерах. Теперь это старый больной человек, вся ее уверенность и жизнерадостность куда-то улетучились.
Мать идет на кухню, отворачивает крантик газовой плиты, садится на табуретку, всхлипывает и замирает. Она сидит долго, очень долго, бесконечно долго. Потом с грохотом падает на пол, табуретка отлетает в сторону…
— Нет! — Борис Вадимыч трясет головой, но образ не исчезает. — Нет! Нет!!! Не-е-ет! Перестаньте, пожалуйста, перестаньте!
Образ исчезает, его больше нет перед глазами, но он сидит в голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49