Он не оратор, об этом все знают. И это, если хотите, лучше. От него не ждут выдающихся красот стиля. Сомнений ни у кого нет: будет нагромождать один тяжеловесный оборот на другой, подпирая их спасительными словами: «который», «каковой» и «таковой». Речи его почему-то всегда больше похожи на выписку из приказа или инструкцию со множеством параграфов, чем на речи. Но ведь на этом полуночном совещании задача его — не удивить и даже не воодушевить, а доказать и убедить. А для этого пригодятся и параграфы, лишь бы они были толково и связно изложены.
Тем временем Кирилл Георгиевич невозмутимо раскладывает карту Дуная на столе. Тут же, с краешку, примостился Кичкин. Изредка он косится на скромно сидящего поодаль Петровича. Что, завидно тебе? Не каждому доверят вести протокол на таком совещании.
Тише! Комбриг постучал карандашом по столу.
— Югославские товарищи, — так начал он, — обратились к командующему Дунайской флотилией вице-адмиралу товарищу Горшкову, прося оказать помощь силами флотилии в доставке нескольких барж угля из города Смедерово в Белград. Столица Югославии, недавно освобожденная от гитлеровцев, находится под угрозой погружения во мрак, так как городская электростанция может остановиться из-за отсутствия необходимого топлива. Кроме того, в городе наблюдается нехватка хлеба.
Что касается подходов к Смедерово сверху, со стороны Белграда, а также снизу, со стороны Молдова-Веке, то, как известно, таковые подходы преграждает стодвадцатикилометровая минная банка. Однако обращение югославских друзей является для нас, советских минеров, дополнительным, очень важным стимулом.
На море мы бы обошли с вами эту вышеуказанную банку. Но она находится на реке, то есть как бы зажата берегами слева и справа. Несмотря на это и принимая во внимание потребность фронта в горючем, а Белграда в угле и хлебе, надо во что бы то ни стало двигаться вперед. Но как?..
Придирчивый Кичкин, который впервые слушает комбрига, поморщился при неудачном обороте «несмотря… и принимая…» и призадумался над тем, как бы поскладнее перефразировать это в протоколе. Но через минуту он забывает о своем намерении. Комбриг оглушает слушателей первым своим «параграфом»:
— Движение к Белграду представляется мне возможным, однако лишь при одном условии — при осуществлении обходного маневра по реке…
Обходного? Куда он гнет? Как это понимать — обходного?
Лоцманы задвигали стульями, начали переглядываться, зашушукались. Офицеры бригады ведут себя более дисциплинированно. Но и они явно взволнованы. Авторучка повисла на весу в руке Кичкина. Только замполит и начальник штаба относительно спокойны — они уже знают разгадку Молдова-Веке.
— Противостоящая нам минная банка, — продолжает комбриг тем же тягучим, скучным голосом, — состоит, как установлено, не только из немецких, но также из англо-американских мин. В этом факте и кроется решение поставленной задачи…
Как?! Час от часу не легче! Значит, чем больше мин впереди, тем проще их преодолеть? Но это же невероятно, это противоречит обыкновенному здравому смыслу!
Волнение в кают-компании нарастает.
— Условия постановки мин немцами и американцами были различны, не так ли? Немцы ставили свои мины на отходе, с кораблей, то есть более или менее точно на фарватере. Американцы же и англичане сбрасывали мины с самолетов. Кучность, естественно, была меньше. Мины даже падали иногда не в воду, а на берег, о чем свидетельствует не взорвавшаяся случайно при падении мина, впоследствии разоруженная. Прошу вас учесть также фактор большой воды!..
Лоцманы сердито скрипят стульями, силясь понять. Что еще за новый таинственный фактор?
Но комбриг отвечает вопросом на вопрос:
— Когда ставили мины немцы?
Вопрос риторический. Кто же этого не знает?
Недоумевающе кашлянув, лоцман Танасевич отвечает:
— В конце лета.
— Иначе говоря, в малую воду?
— Да, в малую воду.
— Это чрезвычайно важно, — продолжает так же бесстрастно комбриг. — Сейчас, наоборот, большая вода. Мы присутствуем с вами при втором, осеннем, паводке на Дунае.
Летом, в малую воду, немецкие корабли могли пройти только по середине реки, где было достаточно глубоко. Там они и поставили мины. Но на сегодняшний день вода значительно прибыла, а в некоторых местах, как мы наблюдаем, даже вышла из берегов и залила низменные участки.
Исходя из этого (но увлеченный красотой логически развивающихся, как бы догоняющих друг друга неопровержимых доводов-«параграфов», Кичкин пропускает мимо ушей тяжеловесное канцелярское «исходя»), нам с вами надлежит пробивать новый фарватер, в обход старого, иначе говоря, идти с заведенными тралами не по стрежню, а вплотную у берега, кое-где, если позволят глубины, даже над заливными лугами. На этом пути могут встретиться только англо-американские мины, каковые легли вразброс, и справиться с ними будет гораздо легче, чем с немецкими.
Прошу взглянуть на карту! Соответствующая цветная штриховка, обозначающая распределение мин на участке Молдова-Веке — Белград, подтверждает мою мысль…
«После этого, — так записано в протоколе, — комбриг пригласил участников совещания высказаться».
СТЕНА!
И тут-то воцарилось тягостное молчание. Можно вообразить себе, как надулись лоцманы! Отродясь не слыхивали такого. Проводка каравана у самого берега, а кое-где даже над заливными лугами! Да он в уме? И главное, новичок, три месяца на Дунае, и кого взялся учить: их, старожилов, опытнейших дунайских лоцманов!
Таков этот достаточно тривиальный, много раз изображенный в литературе и в кино конфликт нового со старым, однако от решения этого конфликта зависело выполнение боевой задачи.
Всем сердцем Кичкин, конечно, на стороне своего комбрига. Но в данном случае важно не его мнение, а лоцманов. Вдобавок он занят протоколом.
Кичкин записывает:
«Комбриг повторно и настоятельно приглашает лоцманов высказаться».
Отмалчиваться дольше неудобно.
О высказываниях лоцманов написано в протоколе совсем кратко:
«…заявили: „У нас на Дунае не ходили так никогда!“ Олдржих Боржек доказывал, что у берега опасные мели, попадаются также коряги. Ион Штефанеску присовокупил, что для него, как лоцмана, карманным евангелием является лоция, а она рекомендует ни на ноту не отклоняться от фарватера».
Попробуйте представить себе эту сцену.
Вовсю дымят трубки-носогрейки, а на столе чадят керосиновые лампы (что-то случилось с движком, электричество выключено). То и дело приходится вставать и подворачивать фитиль. Иллюминаторы раскрыты настежь. Ночь идет на убыль, но никто не думает об этом и не смотрит в иллюминаторы.
Лоцманы сидят в ряд, насупившись, совершенно неподвижно. Стена!
Вот она воочию — сила инерции!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29