Движения ее всегда были столь быстры, что я так ни разу и не увидел, кого она там прихлопнула. Щелчок и характерный запах раздавленного таракана — вот и все, что я ощущал. А Коике-сан только нежно смеялась.
Стоп, стоп, Ханнес, опять тебя занесло. Оставайся-ка покуда при клопах в Сан-Франциско, в бордингаузе. Ведь, может, именно из-за них ты так и не стал миллионером.
Ей-богу, клопы куда хуже тараканов. Я с ужасом думал о предстоящей ночи. Мы тщательно заперли дверь в свою каморку. Очень уж продувные физиономии были у остальных ночлежников. Должного уважения к чужим морским сундучкам этим парням явно не хватало.
В баре был час пик. Мы присоединились к группе мужчин, похожих на золотоискателей, и после нескольких стаканчиков подключились к общей беседе. Разговор шел, конечно, все о том же самом: о золотых самородках размером с детскую голову, лично виденных каждым из рассказчиков на калифорнийских приисках. Все они, как оказалось, в старательском ремесле собаку съели, и единственно, чего им не хватало, чтобы пуститься на поиски еще более крупных самородков, так это самой малости — денег на обзаведение инструментом.
Потом поступило деловое предложение: мы даем им небольшой задаток, а они за это берут нас в долю на надежнейший из надежных «клэйм» — право на участок на золотых приисках.
— Франц, — сказал я по-немецки, — не торопись, давай-ка прежде все хорошенько обмозгуем.
— Эй, Ханнес, была ни была! Кто не рискует, не выигрывает, — дрожа от азарта, воскликнул Франц.
Удивительное дело: на каждую поговорку обязательно есть своя контрпоговорка. Я вполне мог бы ему ответить: «Поспешить — людей насмешишь» или, скажем, «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Но я не стал подбирать подходящую пословицу, а сказал прямо:
— Никогда не заключай сделок в пьяном виде, дружище.
И то сказать, захмелели мы с непривычки довольно изрядно, не то что наши «золотоискатели». Эти-то, похоже, каждый вечер у стойки собираются. Горло полощут, от пыли пересохшее, от сан-францисской уличной пыли. Что же касается пыли золотоносных полей Сакраменто, то она им столь же неведома, как и мне, многогрешному. Что-что, а уж это-то я сообразил, невзирая на изрядную дозу чудовищного пойла, которое хозяин выдавал за виски.
Я расплатился за свою долю выпивки, слегка пошатываясь, добрался до нашей комнаты и остаток ночи метался взад-вперед по узкому проходу между койкой и сундучком. Смертельная усталость так и тянула на койку, но стоило не то чтобы даже прилечь, а просто склониться к ней, как тут же на меня набрасывалась стайка клопов и вновь запускала мой маятник.
Франц явился только под утро и прямо в одежде и сапогах плюхнулся на кровать.
К счастью, вскоре совсем рассвело. Я спустился в холл и попросил портье выпустить меня на улицу.
Неподалеку от нашей ночлежки работало уже вовсю маленькое кафе. Расправляясь с завтраком, я поглядывал в окошко. Тысячами шли люди мимо окон моей кафушки и ни один почему-то не был похож на миллионера. Да что там на миллионера: ни ста, ни даже десяти тысяч марок, бьюсь об заклад, ни у кого из них отродясь не бывало. Из осторожности я вел счет на марки. Мне хотелось заиметь миллион марок, а не долларов. Эти самые долларовые миллионеры со вчерашнего вечера стали мне почему-то очень подозрительны.
Может, я не туда попал или чего-то не понимаю? Ведь если золото валяется здесь повсюду кучами, почему же не все люди богаты или по крайней мере состоятельны?
Поглощенный этими размышлениями, я покинул кафе и направился к порту. Сотни огромных парусников устремили свои мачты и реи в утреннее небо. Маленькие, коптящие пароходики сновали между ними по бухте. Я стоял у парапета и глядел на всю эту столь знакомую мне картину, как вдруг кто-то тронул меня за плечо. Это был капитан Педерсен.
— Ну что, морячок, еще не в Сакраменто?
Я покачал головой и рассказал капитану обо всем, что передумал и к чему пришел вчера вечером и сегодня утром.
— В основном до этого доходят, когда деньги уже кончились, а золота еще и в помине нет, да и вряд ли вообще будет, — сказал Педерсен. — Вот что, Восс, у меня предложение: пойдем-ка вместе позавтракаем.
У меня дыхание перехватило. Капитан приглашает матроса (ну пусть хоть и не матроса, а корабельного плотника) позавтракать!
Это что-то новое. Мы побрели рядышком к стоящему под разгрузкой «Дж.У.Паркеру». Кок Джим, увидев меня, осклабился во всю свою черную физиономию.
— Джим — единственный из старой команды, кто остался на корабле.
Джим поставил на стол второй прибор. Долго упрашивать меня не потребовалось. Если надо, я вполне мог бы позавтракать еще и в третий раз. Но что же все-таки хочет от меня Педерсен?
— Вы, наверное, заметили, что в последнем рейсе я много болел?
Я кивнул. Так оно и было, кэп действительно появлялся наверху довольно редко.
— Я и теперь еще не совсем в форме. Поэтому мне нужен секретарь. Нет, нет, не для писания бумаг, — успокоил меня Педерсен, поймав мой недоуменный взгляд, — а для помощи в управлении кораблем.
Я был слегка ошарашен.
— Но что я понимаю в навигации?
— Всему этому вы научитесь. Или, может, вам слабо?
Он знал, чем меня достать. На эту удочку я и сейчас еще вполне могу клюнуть. И все-таки что-то мне здесь казалось неладным.
— Кэптен, вы же знаете, что я едва говорю по-английски, а писать так и вовсе не умею.
Педерсен только рассмеялся:
— Я хочу быть до конца честным с вами, мистер Восс. Ваши знания в этом рейсе не так уж важны. Мне нужен свой, доверенный человек на шканцах.
Когда мне кто-то говорит, что хочет быть со мной до конца честным, это меня всегда настораживает. Но с другой стороны, «мистер Восс», да еще из уст капитана… Педерсен протянул мне судовую роль, и я расписался в ней как секретарь капитана.
В последующие дни явились остальные офицеры и кое-кто из команды. Первым штурманом был янки по имени Шульце. Он сказал, что его предки больше сотни лет назад переселились за океан из Вестфалии. Короче говоря, нутром он был все еще вестфальским крестьянином, зато манерами и ухватками — истинный янки. В его вахту входил также и третий штурман, имя которого я позабыл.
Второго штурмана звали Макферсон, и был он чистокровным шотландцем. Мы жили с ним в одной каюте. Перво-наперво он расспросил меня о моем жалованье.
— Скажите, Джон, сколько вам платит кэптен как секретарю?
Я ответил.
— Вы знаете, а ведь кэп вас здорово надувает: он платит вам лишь половину офицерского оклада.
Я разъяснил, что слабо еще разбираюсь в судовождении. Точнее говоря, почти не разбираюсь.
— Но ведь он-то и нанял вас, как я понимаю, для помощи в управлении не кораблем, а командой.
Что подразумевал под этим Макферсон, мне стало ясно три дня спустя. «Дж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Стоп, стоп, Ханнес, опять тебя занесло. Оставайся-ка покуда при клопах в Сан-Франциско, в бордингаузе. Ведь, может, именно из-за них ты так и не стал миллионером.
Ей-богу, клопы куда хуже тараканов. Я с ужасом думал о предстоящей ночи. Мы тщательно заперли дверь в свою каморку. Очень уж продувные физиономии были у остальных ночлежников. Должного уважения к чужим морским сундучкам этим парням явно не хватало.
В баре был час пик. Мы присоединились к группе мужчин, похожих на золотоискателей, и после нескольких стаканчиков подключились к общей беседе. Разговор шел, конечно, все о том же самом: о золотых самородках размером с детскую голову, лично виденных каждым из рассказчиков на калифорнийских приисках. Все они, как оказалось, в старательском ремесле собаку съели, и единственно, чего им не хватало, чтобы пуститься на поиски еще более крупных самородков, так это самой малости — денег на обзаведение инструментом.
Потом поступило деловое предложение: мы даем им небольшой задаток, а они за это берут нас в долю на надежнейший из надежных «клэйм» — право на участок на золотых приисках.
— Франц, — сказал я по-немецки, — не торопись, давай-ка прежде все хорошенько обмозгуем.
— Эй, Ханнес, была ни была! Кто не рискует, не выигрывает, — дрожа от азарта, воскликнул Франц.
Удивительное дело: на каждую поговорку обязательно есть своя контрпоговорка. Я вполне мог бы ему ответить: «Поспешить — людей насмешишь» или, скажем, «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Но я не стал подбирать подходящую пословицу, а сказал прямо:
— Никогда не заключай сделок в пьяном виде, дружище.
И то сказать, захмелели мы с непривычки довольно изрядно, не то что наши «золотоискатели». Эти-то, похоже, каждый вечер у стойки собираются. Горло полощут, от пыли пересохшее, от сан-францисской уличной пыли. Что же касается пыли золотоносных полей Сакраменто, то она им столь же неведома, как и мне, многогрешному. Что-что, а уж это-то я сообразил, невзирая на изрядную дозу чудовищного пойла, которое хозяин выдавал за виски.
Я расплатился за свою долю выпивки, слегка пошатываясь, добрался до нашей комнаты и остаток ночи метался взад-вперед по узкому проходу между койкой и сундучком. Смертельная усталость так и тянула на койку, но стоило не то чтобы даже прилечь, а просто склониться к ней, как тут же на меня набрасывалась стайка клопов и вновь запускала мой маятник.
Франц явился только под утро и прямо в одежде и сапогах плюхнулся на кровать.
К счастью, вскоре совсем рассвело. Я спустился в холл и попросил портье выпустить меня на улицу.
Неподалеку от нашей ночлежки работало уже вовсю маленькое кафе. Расправляясь с завтраком, я поглядывал в окошко. Тысячами шли люди мимо окон моей кафушки и ни один почему-то не был похож на миллионера. Да что там на миллионера: ни ста, ни даже десяти тысяч марок, бьюсь об заклад, ни у кого из них отродясь не бывало. Из осторожности я вел счет на марки. Мне хотелось заиметь миллион марок, а не долларов. Эти самые долларовые миллионеры со вчерашнего вечера стали мне почему-то очень подозрительны.
Может, я не туда попал или чего-то не понимаю? Ведь если золото валяется здесь повсюду кучами, почему же не все люди богаты или по крайней мере состоятельны?
Поглощенный этими размышлениями, я покинул кафе и направился к порту. Сотни огромных парусников устремили свои мачты и реи в утреннее небо. Маленькие, коптящие пароходики сновали между ними по бухте. Я стоял у парапета и глядел на всю эту столь знакомую мне картину, как вдруг кто-то тронул меня за плечо. Это был капитан Педерсен.
— Ну что, морячок, еще не в Сакраменто?
Я покачал головой и рассказал капитану обо всем, что передумал и к чему пришел вчера вечером и сегодня утром.
— В основном до этого доходят, когда деньги уже кончились, а золота еще и в помине нет, да и вряд ли вообще будет, — сказал Педерсен. — Вот что, Восс, у меня предложение: пойдем-ка вместе позавтракаем.
У меня дыхание перехватило. Капитан приглашает матроса (ну пусть хоть и не матроса, а корабельного плотника) позавтракать!
Это что-то новое. Мы побрели рядышком к стоящему под разгрузкой «Дж.У.Паркеру». Кок Джим, увидев меня, осклабился во всю свою черную физиономию.
— Джим — единственный из старой команды, кто остался на корабле.
Джим поставил на стол второй прибор. Долго упрашивать меня не потребовалось. Если надо, я вполне мог бы позавтракать еще и в третий раз. Но что же все-таки хочет от меня Педерсен?
— Вы, наверное, заметили, что в последнем рейсе я много болел?
Я кивнул. Так оно и было, кэп действительно появлялся наверху довольно редко.
— Я и теперь еще не совсем в форме. Поэтому мне нужен секретарь. Нет, нет, не для писания бумаг, — успокоил меня Педерсен, поймав мой недоуменный взгляд, — а для помощи в управлении кораблем.
Я был слегка ошарашен.
— Но что я понимаю в навигации?
— Всему этому вы научитесь. Или, может, вам слабо?
Он знал, чем меня достать. На эту удочку я и сейчас еще вполне могу клюнуть. И все-таки что-то мне здесь казалось неладным.
— Кэптен, вы же знаете, что я едва говорю по-английски, а писать так и вовсе не умею.
Педерсен только рассмеялся:
— Я хочу быть до конца честным с вами, мистер Восс. Ваши знания в этом рейсе не так уж важны. Мне нужен свой, доверенный человек на шканцах.
Когда мне кто-то говорит, что хочет быть со мной до конца честным, это меня всегда настораживает. Но с другой стороны, «мистер Восс», да еще из уст капитана… Педерсен протянул мне судовую роль, и я расписался в ней как секретарь капитана.
В последующие дни явились остальные офицеры и кое-кто из команды. Первым штурманом был янки по имени Шульце. Он сказал, что его предки больше сотни лет назад переселились за океан из Вестфалии. Короче говоря, нутром он был все еще вестфальским крестьянином, зато манерами и ухватками — истинный янки. В его вахту входил также и третий штурман, имя которого я позабыл.
Второго штурмана звали Макферсон, и был он чистокровным шотландцем. Мы жили с ним в одной каюте. Перво-наперво он расспросил меня о моем жалованье.
— Скажите, Джон, сколько вам платит кэптен как секретарю?
Я ответил.
— Вы знаете, а ведь кэп вас здорово надувает: он платит вам лишь половину офицерского оклада.
Я разъяснил, что слабо еще разбираюсь в судовождении. Точнее говоря, почти не разбираюсь.
— Но ведь он-то и нанял вас, как я понимаю, для помощи в управлении не кораблем, а командой.
Что подразумевал под этим Макферсон, мне стало ясно три дня спустя. «Дж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76