— Я ничего и никому не делала, тем более вам! Вы же приютили меня, разрешили жить в вашем доме, я питаюсь за ваш счёт, а Любовь Андреевна даёт мне деньги и помогла поступить в институт!
— Насколько я знаю, Любовь Андреевна не даёт тебе денег, — высказался Резник и позвал в комнату стоящую за дверью жену.
— Вот сейчас и проясним ситуацию. Люба, ты давала ей деньги?
— Ой, — вздрогнула жена, и Резник всё понял. Мила была абсолютно права, и её наблюдательность делала ей честь и в очередной раз сослужила добрую службу ему самому.
Замороченная тревогой за сына, жена напрочь забыла о племяннице. Конечно, если бы та попросила, Любовь Андреевна тут же выдала бы Насте кругленькую сумму. Но та не просила. Она получала деньги из другого источника и тоже забыла, что должна просить у тёти. Вот на этом Настя и прокололась.
— Вы же давали мне деньги, — напирала девушка на тётку.
— Да, давала, — наконец-то вымолвила Любовь Андреевна.
Резник с холодной улыбкой наблюдал, как в жене борются два чувства: недоверие и жалость. Интересно, какое победит? Кого она предпочтёт — мужа или племянницу?
Но Любовь Андреевна кудахтала, как забытая петушком наседка, и не знала, как ей поступить. Племянницу было очень жалко, ведь та глупая ещё, совсем ребёнок, несмотря на множество ранних абортов. И всё-же, может, это не она? Резник отлично понимал ход мыслей жены, но враз ему стало скучно.
— И машины у тебя нет? — поинтересовался он у Насти.
— Откуда? — та округлила глаза.
— А вещи где берёшь?
— Мне друг покупает, — с вызовом ответила она, — а что, запрещено?
— У тебя появился друг? — воскликнула Любовь Андреевна.
Резник почувствовал досаду и раздражение. Ну какой может быть друг? Неужели Люба ничего не понимает? И тут его осенило: всё она понимает, просто цепляется за любое слово, пытается хоть на минуту отвлечь его от неминуемой расправы над перезревшей девицей. Ну жалко ей племянницу, и ничего тут не поделаешь! Мужа не жалко, что он так нервничает, что у него столько неприятностей на работе, а теперь и дома. А вот Настю — жалко…
— Ты уберёшься из моего дома сегодня же, — велел он, не глядя на девчонку.
Ему было противно. Он даже не стал выяснять, что она уже успела передать азербайджанцам. И дураку понятно, что она играла на стороне азеров. Ведь это дядя погибшей Жанны всё мечтает отобрать у него нефтяное месторождение, вследствие чего сжигает его бензоколонки, мешает ему подписать контракт с «Сикбур» и даже убил его курьера.
Наверное, девчонка уже давно передавала ему информацию из компьютера, подслушивала, может, даже мобильный прослушивался… Вот отчего у него в последние полгода столько неприятностей, сколько не было за много лет работы!
Ему вдруг стало тяжело дышать и он почувствовал бешеную ненависть к этой мокрощелке. Подумать только, он дал ей всё, что мог, хотя изначально терпеть её не мог. Она жила в его доме, ни в чём не нуждалась, пользовалась всеми благами, которые его жена смогла ей предоставить, и так его отблагодарила!
— Толик, прекрати, — в голосе жены послышались визгливые нотки, и она даже повысила тон, чего никогда не бывало. — Куда девочка пойдёт? К тому же ты не смог меня убедить в том, что она передавала информацию… Ты сам построил свои умозаключения на ровном месте, сделал так, чтобы тебе было удобно, и успокоился!
— Собирай вещи, — велел Резник Насте, и вышел из комнаты.
Люба догнала его в коридоре.
— Зачем ты так? — почти кричала она. — Где доказательства? Ты нашёл хоть одно доказательство того, что Настя врёт?
Анатолий Максимович нехотя вытащил техпаспорт на «Жигули» десятой модели, красного цвета, номер такой-то… Владелец — Анастасия Игоревна Игошина и сунул его в лицо жене. Сегодня он в ней разочаровался, в первый раз за всю совместную жизнь.
А техпаспорт нашли его ребята сегодня утром, когда Настя принимала душ. Документы на машину лежали в сумочке, вместе с правами. Настя была ещё неопытным водителем, и хранила их в сумке, вместо того, чтобы закладывать за козырёк от солнца над водительским сидением. Но ничего, очень скоро она сообразит, что так удобнее. Она вообще далеко пойдёт, с такими — то талантами…
Павел стоял возле могилы Жанны. Кладбище было маленьким, будто семейным. Ах да, ведь азербайджанская община — это и есть семья. Большая, смуглая семья. Жанна говорила, что азербайджанская группировка построена по родовому признаку, её члены варятся в собственном соку, и этим сильно отличаются от так называемой русской мафии.
Неподалёку стояла маленькая мечеть, над которой серебрился полумесяц.
Могила находилась за низенькой оградкой, памятника не было. Торчала деревянная табличка с именем и датами. Даже фотографии Жанны не было.
Павел уже давно горько сожалел, что не догадался ни разу сфотографироваться с Жанной, или хотя бы попросить у неё фото на память. На какую память? Он был уверен, что всегда будет с ней, всю жизнь. А получилось так, что они были вместе около трёх месяцев, считая с момента знакомства… А потом она ушла. Зачем, почему? Хотела оградить его от неприятностей в семье? Чего-то боялась и не хотела подвергать его опасности? Теперь он уже никогда не узнает, почему же Жанна покинула его в тот момент, когда их любовь была светла и необычайно крепка. А сегодня он узнал, что её убили.
Отец действительно помог ему. Заплатил, наверное, кому надо. Во всяком случае, дело заново открывать не стали, зато эксперты провели огромную работу и выяснили, что перед смертью её ударили по затылку. Кости то ли смещены, то ли вовсе сломаны… Павел толком даже не слушал, что там с затылком. Для него было важно только одно: Жанну убили. Она не сама сгорела в машине, её убили, а потом сожгли, заметая следы. И теперь, в память о ней, он должен найти и наказать её убийцу. И только после этого он сможет жить спокойно.
Он наклонился и положил роскошный букет голландских лилий на свежий холмик.
— Я отомщу за тебя, — прошептал он и понял, что звучит это слишком пафосно.
Он поморщился. Никакого пафоса в их с Жанной отношениях не было. Они искренне любили друг друга, несмотря на то, что были из разных социальных слоёв. И все вокруг были против их любви, как у Шекспира, кланы Монтекки и Капулетти… И кончилось всё так же паршиво, как у английского драматурга. И всё-же он боялся признаться самому себе, что, после того, как узнал о её смерти, ощутил что-то сродни облегчению. Конечно, он ни в коей мере ни за что не желал смерти своей возлюбленной, и предпочёл бы умереть сам. Но, коли уж так случилось, это означает только то, что Жанна отпустила его. Что он может вернуться к своей жизни, и не надеяться, что она вернётся… И всё-таки оставался последний штрих: Жанну убили, и Павел догадывался, кто это сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Насколько я знаю, Любовь Андреевна не даёт тебе денег, — высказался Резник и позвал в комнату стоящую за дверью жену.
— Вот сейчас и проясним ситуацию. Люба, ты давала ей деньги?
— Ой, — вздрогнула жена, и Резник всё понял. Мила была абсолютно права, и её наблюдательность делала ей честь и в очередной раз сослужила добрую службу ему самому.
Замороченная тревогой за сына, жена напрочь забыла о племяннице. Конечно, если бы та попросила, Любовь Андреевна тут же выдала бы Насте кругленькую сумму. Но та не просила. Она получала деньги из другого источника и тоже забыла, что должна просить у тёти. Вот на этом Настя и прокололась.
— Вы же давали мне деньги, — напирала девушка на тётку.
— Да, давала, — наконец-то вымолвила Любовь Андреевна.
Резник с холодной улыбкой наблюдал, как в жене борются два чувства: недоверие и жалость. Интересно, какое победит? Кого она предпочтёт — мужа или племянницу?
Но Любовь Андреевна кудахтала, как забытая петушком наседка, и не знала, как ей поступить. Племянницу было очень жалко, ведь та глупая ещё, совсем ребёнок, несмотря на множество ранних абортов. И всё-же, может, это не она? Резник отлично понимал ход мыслей жены, но враз ему стало скучно.
— И машины у тебя нет? — поинтересовался он у Насти.
— Откуда? — та округлила глаза.
— А вещи где берёшь?
— Мне друг покупает, — с вызовом ответила она, — а что, запрещено?
— У тебя появился друг? — воскликнула Любовь Андреевна.
Резник почувствовал досаду и раздражение. Ну какой может быть друг? Неужели Люба ничего не понимает? И тут его осенило: всё она понимает, просто цепляется за любое слово, пытается хоть на минуту отвлечь его от неминуемой расправы над перезревшей девицей. Ну жалко ей племянницу, и ничего тут не поделаешь! Мужа не жалко, что он так нервничает, что у него столько неприятностей на работе, а теперь и дома. А вот Настю — жалко…
— Ты уберёшься из моего дома сегодня же, — велел он, не глядя на девчонку.
Ему было противно. Он даже не стал выяснять, что она уже успела передать азербайджанцам. И дураку понятно, что она играла на стороне азеров. Ведь это дядя погибшей Жанны всё мечтает отобрать у него нефтяное месторождение, вследствие чего сжигает его бензоколонки, мешает ему подписать контракт с «Сикбур» и даже убил его курьера.
Наверное, девчонка уже давно передавала ему информацию из компьютера, подслушивала, может, даже мобильный прослушивался… Вот отчего у него в последние полгода столько неприятностей, сколько не было за много лет работы!
Ему вдруг стало тяжело дышать и он почувствовал бешеную ненависть к этой мокрощелке. Подумать только, он дал ей всё, что мог, хотя изначально терпеть её не мог. Она жила в его доме, ни в чём не нуждалась, пользовалась всеми благами, которые его жена смогла ей предоставить, и так его отблагодарила!
— Толик, прекрати, — в голосе жены послышались визгливые нотки, и она даже повысила тон, чего никогда не бывало. — Куда девочка пойдёт? К тому же ты не смог меня убедить в том, что она передавала информацию… Ты сам построил свои умозаключения на ровном месте, сделал так, чтобы тебе было удобно, и успокоился!
— Собирай вещи, — велел Резник Насте, и вышел из комнаты.
Люба догнала его в коридоре.
— Зачем ты так? — почти кричала она. — Где доказательства? Ты нашёл хоть одно доказательство того, что Настя врёт?
Анатолий Максимович нехотя вытащил техпаспорт на «Жигули» десятой модели, красного цвета, номер такой-то… Владелец — Анастасия Игоревна Игошина и сунул его в лицо жене. Сегодня он в ней разочаровался, в первый раз за всю совместную жизнь.
А техпаспорт нашли его ребята сегодня утром, когда Настя принимала душ. Документы на машину лежали в сумочке, вместе с правами. Настя была ещё неопытным водителем, и хранила их в сумке, вместо того, чтобы закладывать за козырёк от солнца над водительским сидением. Но ничего, очень скоро она сообразит, что так удобнее. Она вообще далеко пойдёт, с такими — то талантами…
Павел стоял возле могилы Жанны. Кладбище было маленьким, будто семейным. Ах да, ведь азербайджанская община — это и есть семья. Большая, смуглая семья. Жанна говорила, что азербайджанская группировка построена по родовому признаку, её члены варятся в собственном соку, и этим сильно отличаются от так называемой русской мафии.
Неподалёку стояла маленькая мечеть, над которой серебрился полумесяц.
Могила находилась за низенькой оградкой, памятника не было. Торчала деревянная табличка с именем и датами. Даже фотографии Жанны не было.
Павел уже давно горько сожалел, что не догадался ни разу сфотографироваться с Жанной, или хотя бы попросить у неё фото на память. На какую память? Он был уверен, что всегда будет с ней, всю жизнь. А получилось так, что они были вместе около трёх месяцев, считая с момента знакомства… А потом она ушла. Зачем, почему? Хотела оградить его от неприятностей в семье? Чего-то боялась и не хотела подвергать его опасности? Теперь он уже никогда не узнает, почему же Жанна покинула его в тот момент, когда их любовь была светла и необычайно крепка. А сегодня он узнал, что её убили.
Отец действительно помог ему. Заплатил, наверное, кому надо. Во всяком случае, дело заново открывать не стали, зато эксперты провели огромную работу и выяснили, что перед смертью её ударили по затылку. Кости то ли смещены, то ли вовсе сломаны… Павел толком даже не слушал, что там с затылком. Для него было важно только одно: Жанну убили. Она не сама сгорела в машине, её убили, а потом сожгли, заметая следы. И теперь, в память о ней, он должен найти и наказать её убийцу. И только после этого он сможет жить спокойно.
Он наклонился и положил роскошный букет голландских лилий на свежий холмик.
— Я отомщу за тебя, — прошептал он и понял, что звучит это слишком пафосно.
Он поморщился. Никакого пафоса в их с Жанной отношениях не было. Они искренне любили друг друга, несмотря на то, что были из разных социальных слоёв. И все вокруг были против их любви, как у Шекспира, кланы Монтекки и Капулетти… И кончилось всё так же паршиво, как у английского драматурга. И всё-же он боялся признаться самому себе, что, после того, как узнал о её смерти, ощутил что-то сродни облегчению. Конечно, он ни в коей мере ни за что не желал смерти своей возлюбленной, и предпочёл бы умереть сам. Но, коли уж так случилось, это означает только то, что Жанна отпустила его. Что он может вернуться к своей жизни, и не надеяться, что она вернётся… И всё-таки оставался последний штрих: Жанну убили, и Павел догадывался, кто это сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53