Неужели же вот для этого он и заявился на свет? Ну отчего такая сволочная жизнь?! У-у, суки! Витек! Сынок! Где ты? Как ты? Изболелась, истосковалась душа от тоски по тебе! Свидятся ли? При такой-то работе все может случится. Приперла жизнь-подлюка прямиком в угол. Жалко вдруг стало себя до зубовного скрежета. Эх, ма! Была б шкура цела! А тут ещё дождь долбит и долбит, будто дрыном по голове.
Афанасий встал, включил свет. Два часа. Закурил. За стенкой раздался тяжелый простуженный кашель Колоды, бессвязное бормотание. Неспойно спал кореш. Вчера он приволок список стукачей ментовки. Ступа едва глянул в него, и чуть не прослезился. Кто бы мог подумать, что эти вот ходят в шестерках у начальников. Особенно поразило Тучу, что в этом списке был Хват, с которым он сам ни раз ходил на дело. Скурвился значит братан, ментам продался. Вот сука! С Хвата он и решил начать. На сегодня на два часа назначил сходку авторитетов. Там все и решат. В воровском мире многое изменилось. За время отсутствия Тучи некоторые «валеты» умудрились выскочить в «тузы» и теперь с ними приходилось считаться. Однако, авторитет Ступы до сих пор был непререкаем. К тому же, он был представитем центра. Предложение Тучи организовать вместе с крутыми свою систему безопасности было многими воспринято без особого энтузиазма. Но, после довольно продолжительных дебатов, вынуждены были согласиться. Все понимали, что воровская вольница закончилась. Ей на смену пришла мафия со своими правилами игры. Она не терпела разброда и шатаний, проповедовала железную дисциплину и беспрекословного подчинения личных интересов корпоративным. Многие «в законе», такие, как Ступа, это давно поняли и добросовестно на неё пахали. Остальным приходилось это понять сейчас. Иначе поезд уйдет и трудно в него будет запрыгнуть на ходу, не угодив под колеса. Сообща легче будет установить тот порядок, при котором всем будет хорошо. Всем, кроме остальных. Ха-ха-ха! А тем так и надо.
Сходку решили провести за городом на берегу Обского водохранилища на территории так называемого «солдатского пляжа». Там предприимчивые мужики построили летнее кафе, танцевальную веранду, организовали сервиз по высшему разряду. Место это стало очень популярным среди «золотой» молодежи. Организаторы сходки Урюк и Длинный обещали приличную равлекаловку. Заплатив большие «бабки» за аренду кафе, они удалили из него всех чужих, выставив на васоре более двух десятков блатных.
* * *
Ровно в два часа четырнадцать самых видных авторитетов Новосибирска сидели за длинным столом в помещении кафе. Во главе стола восседал Афанасий Ступа. Здесь же в ближнем от входа углу сидел Семен Чистилин по кличке Хват, мужик лет сорока с хвостиком, худой, жилистый с некрасивым горбоносым лицом, нервно грыз ногти, из-под лобья воровато зыркая на присутствующих. Поначалу, когда ему сказали, что его вызывает Туча, он подумал, что авторитет вспомнил о старом кореше и решил отметить с ним встречу и очень этому обрадовался. Теперь он понял, что на подобный сходняк просто так не вызывают. Долго шарил в своей памяти — что сделал не так и чем провинился, но ничего серьезного вспомнить не смог. По косым неприязненным взглядам авторитетов, он понял, что готовиться надо к самому худшему. От страха у него тряслись все поджилки. Непрятно сосало под ложечкой. Тошнило.
— Ну, что, Семен, рассказывай, — сказал Ступа, мрачно глядя на бывшего подельника и поводя эдак шеей.
Жест этот был хорошо знаком Хвату и говорил об очень серьезных намерениях пахана. Нервная дрожь, мучавшая Чистилина, теперь вырвалась наружу. Затряслись руки, ноги, затучали зубы. И как не пытался их унять Семен, ничего не получалось.
— А чего рассказывать-то, Туча? — жалко и противно проскрипел Хват. — Я что-то не могу взять в толк.
Не выдержав, из-за стола вскочил руководитель Калининской группировки Владимир Чепурной по кличке Кряк и, вихляясь тощим телом, истошно завопил, брызжа слюной:
— Ты кому врать, сука! Кому врать! А ну говори, падла, как ты корешей ментовке сдавал!
Ступа неодобрительно на него посмотрел. Он не любил, когда его перебивали и путали планы. Очень не любил. Тем более, когда вот так вот — устраивали дешевые концерты. О Кряке он прежде даже ничего не слышал. Каким образом он умудрился выскочить в паханы? Нервный какой-то. Слабак. Мельчает народ. Мельчает.
— Что за базар! — сказал Туча раздражено. — Разве я давал кому слова?
— Это ты кому, Туча? — Кряк уставился на Ступу дурным свирепым глазом. Острый кадык на его длинной жилистой шее несколько раз дернулся вверх-вниз. — Это ты кому разборки, в натуре?!
На Чепурного со всех сторон зашикали. Его приятель Князь потянул за рукав, зло прошипел:
— Садись, дурак!
Но Кряк был настроен очень воинственно и никак не желал угомониться.
— Сидеть! — рявкнул Ступа, грохнув кулаком по столу.
Чепурной вжал голову в плечи, зыркнул по сторонам, сел на место, сразу же присмирев.
Туча вновь обратился к Чистилину:
— Ты почему молчишь, Сема? Сказать что ли нечего, а?
А тот и впрямь не мог произнести ни единого слова из-за сухости во рту. Язык распух и не повиновался, драл, что наждак, небо. Увидев на столе бутылку «Карачинской», подскочил, схватил бутылку, открыл зубами пробку и прямо из горлышка всю выпил. Громко отрыгнул и, предано глядя на Ступу, проговорил:
— Брехня это, Туча. Ты ж меня знаешь. Я честный вор и ментов не меньше вашего ненавижу. Не знаю, кто вам такую туфту притартал, но только это враки все. Вас на понт берут. Я ни за какие коврижки ментам не продамся.
Тут опять возник этот припадочный Чепурной. Вновь вскочил и задергался сухим телом, заорал глашенный:
— Сука!! Пасть порву! Зачем ты, сука, Тумбу, корефана моего, ментам сдал?!
Это уже ни в какие ворота не влезало. Не сходка авторитетов, а драчка уличной шпаны получалась. Туча повел шееей, набычился, сказал двум амбалам, стоящим у дверей:
— Парни, освободите нас от этого психа.
Те подхватили Кряка под белы руки и потащили к выходу. Тот дергался, извивался в их руках хилым телом, истошно вопил:
— Не сметь! Это вы кого, шестерки! Туча, не надо, не позорь. Гадом буду я больше не буду! — И видя всю тщетность своих попыток, неожиданно ляпнул: — Я прокурору буду жаловаться, в натуре!
Что к чему! Если это была шутка, то довольно удачная — все рассмеялись. Ступа, смеясь вместе со всеми, махнув рукой, сказал:
— Ладно, отпустите его, парни.
Обретя свободу, Чепурной передернул плечами, приосанился и неожиданно наладил острым коленом одному из амбалов между ног. Тот крякнул от неожиданности, скорчился от боли. Авторитет воздел руки вверх, весело проговорил:
— Все, Туча! Все! Сдаюсь! Без шухера. — И танцующей походкой вернулся на свое место, бормоча под нос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Афанасий встал, включил свет. Два часа. Закурил. За стенкой раздался тяжелый простуженный кашель Колоды, бессвязное бормотание. Неспойно спал кореш. Вчера он приволок список стукачей ментовки. Ступа едва глянул в него, и чуть не прослезился. Кто бы мог подумать, что эти вот ходят в шестерках у начальников. Особенно поразило Тучу, что в этом списке был Хват, с которым он сам ни раз ходил на дело. Скурвился значит братан, ментам продался. Вот сука! С Хвата он и решил начать. На сегодня на два часа назначил сходку авторитетов. Там все и решат. В воровском мире многое изменилось. За время отсутствия Тучи некоторые «валеты» умудрились выскочить в «тузы» и теперь с ними приходилось считаться. Однако, авторитет Ступы до сих пор был непререкаем. К тому же, он был представитем центра. Предложение Тучи организовать вместе с крутыми свою систему безопасности было многими воспринято без особого энтузиазма. Но, после довольно продолжительных дебатов, вынуждены были согласиться. Все понимали, что воровская вольница закончилась. Ей на смену пришла мафия со своими правилами игры. Она не терпела разброда и шатаний, проповедовала железную дисциплину и беспрекословного подчинения личных интересов корпоративным. Многие «в законе», такие, как Ступа, это давно поняли и добросовестно на неё пахали. Остальным приходилось это понять сейчас. Иначе поезд уйдет и трудно в него будет запрыгнуть на ходу, не угодив под колеса. Сообща легче будет установить тот порядок, при котором всем будет хорошо. Всем, кроме остальных. Ха-ха-ха! А тем так и надо.
Сходку решили провести за городом на берегу Обского водохранилища на территории так называемого «солдатского пляжа». Там предприимчивые мужики построили летнее кафе, танцевальную веранду, организовали сервиз по высшему разряду. Место это стало очень популярным среди «золотой» молодежи. Организаторы сходки Урюк и Длинный обещали приличную равлекаловку. Заплатив большие «бабки» за аренду кафе, они удалили из него всех чужих, выставив на васоре более двух десятков блатных.
* * *
Ровно в два часа четырнадцать самых видных авторитетов Новосибирска сидели за длинным столом в помещении кафе. Во главе стола восседал Афанасий Ступа. Здесь же в ближнем от входа углу сидел Семен Чистилин по кличке Хват, мужик лет сорока с хвостиком, худой, жилистый с некрасивым горбоносым лицом, нервно грыз ногти, из-под лобья воровато зыркая на присутствующих. Поначалу, когда ему сказали, что его вызывает Туча, он подумал, что авторитет вспомнил о старом кореше и решил отметить с ним встречу и очень этому обрадовался. Теперь он понял, что на подобный сходняк просто так не вызывают. Долго шарил в своей памяти — что сделал не так и чем провинился, но ничего серьезного вспомнить не смог. По косым неприязненным взглядам авторитетов, он понял, что готовиться надо к самому худшему. От страха у него тряслись все поджилки. Непрятно сосало под ложечкой. Тошнило.
— Ну, что, Семен, рассказывай, — сказал Ступа, мрачно глядя на бывшего подельника и поводя эдак шеей.
Жест этот был хорошо знаком Хвату и говорил об очень серьезных намерениях пахана. Нервная дрожь, мучавшая Чистилина, теперь вырвалась наружу. Затряслись руки, ноги, затучали зубы. И как не пытался их унять Семен, ничего не получалось.
— А чего рассказывать-то, Туча? — жалко и противно проскрипел Хват. — Я что-то не могу взять в толк.
Не выдержав, из-за стола вскочил руководитель Калининской группировки Владимир Чепурной по кличке Кряк и, вихляясь тощим телом, истошно завопил, брызжа слюной:
— Ты кому врать, сука! Кому врать! А ну говори, падла, как ты корешей ментовке сдавал!
Ступа неодобрительно на него посмотрел. Он не любил, когда его перебивали и путали планы. Очень не любил. Тем более, когда вот так вот — устраивали дешевые концерты. О Кряке он прежде даже ничего не слышал. Каким образом он умудрился выскочить в паханы? Нервный какой-то. Слабак. Мельчает народ. Мельчает.
— Что за базар! — сказал Туча раздражено. — Разве я давал кому слова?
— Это ты кому, Туча? — Кряк уставился на Ступу дурным свирепым глазом. Острый кадык на его длинной жилистой шее несколько раз дернулся вверх-вниз. — Это ты кому разборки, в натуре?!
На Чепурного со всех сторон зашикали. Его приятель Князь потянул за рукав, зло прошипел:
— Садись, дурак!
Но Кряк был настроен очень воинственно и никак не желал угомониться.
— Сидеть! — рявкнул Ступа, грохнув кулаком по столу.
Чепурной вжал голову в плечи, зыркнул по сторонам, сел на место, сразу же присмирев.
Туча вновь обратился к Чистилину:
— Ты почему молчишь, Сема? Сказать что ли нечего, а?
А тот и впрямь не мог произнести ни единого слова из-за сухости во рту. Язык распух и не повиновался, драл, что наждак, небо. Увидев на столе бутылку «Карачинской», подскочил, схватил бутылку, открыл зубами пробку и прямо из горлышка всю выпил. Громко отрыгнул и, предано глядя на Ступу, проговорил:
— Брехня это, Туча. Ты ж меня знаешь. Я честный вор и ментов не меньше вашего ненавижу. Не знаю, кто вам такую туфту притартал, но только это враки все. Вас на понт берут. Я ни за какие коврижки ментам не продамся.
Тут опять возник этот припадочный Чепурной. Вновь вскочил и задергался сухим телом, заорал глашенный:
— Сука!! Пасть порву! Зачем ты, сука, Тумбу, корефана моего, ментам сдал?!
Это уже ни в какие ворота не влезало. Не сходка авторитетов, а драчка уличной шпаны получалась. Туча повел шееей, набычился, сказал двум амбалам, стоящим у дверей:
— Парни, освободите нас от этого психа.
Те подхватили Кряка под белы руки и потащили к выходу. Тот дергался, извивался в их руках хилым телом, истошно вопил:
— Не сметь! Это вы кого, шестерки! Туча, не надо, не позорь. Гадом буду я больше не буду! — И видя всю тщетность своих попыток, неожиданно ляпнул: — Я прокурору буду жаловаться, в натуре!
Что к чему! Если это была шутка, то довольно удачная — все рассмеялись. Ступа, смеясь вместе со всеми, махнув рукой, сказал:
— Ладно, отпустите его, парни.
Обретя свободу, Чепурной передернул плечами, приосанился и неожиданно наладил острым коленом одному из амбалов между ног. Тот крякнул от неожиданности, скорчился от боли. Авторитет воздел руки вверх, весело проговорил:
— Все, Туча! Все! Сдаюсь! Без шухера. — И танцующей походкой вернулся на свое место, бормоча под нос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90