Когда тринадцать лет назад они первый раз поехали кататься и он попросил ее надеть шлем, она принялась хныкать. Он, мол, слишком тяжелый, прическу помнет, да и разговаривать в нем невозможно. Но Гард сразу отмел все возражения — при скорости пятьдесят пять миль в час какие могут быть разговоры! Это во-первых, а во-вторых, без шлема никуда ее не повезет. Тогда она без лишних слов напялила эту дурацкую штуковину, и больше они никогда к этому вопросу не возвращались.
Сейчас он стоял и смотрел, как она застегивает под подбородком ремень, опускает на глаза солнцезащитный щиток. В таком наряде у нее стал какой-то чересчур таинственный вид.
Надев шлем, Гард уселся, запустил двигатель и ждал, пока сядет пассажирка. Секунду поколебавшись, она положила руку ему на плечо и мигом вскочила на заднее сиденье.
Когда полчаса назад Гард выехал из дому, каких-то определенных планов у него не было. Просто хотелось увидеть Мэйбл и воскресить в памяти кое-какие воспоминания. Так сказать, убить одним выстрелом двух зайцев. А лучшего способа, чем катание на мотоцикле, для этого и не придумаешь.
И самое хорошее место для воспоминаний — это то, где они провели последний вечер. Туда-то мотоцикл сейчас и направлялся.
Он не ездил этой дорогой уже тринадцать лет, и надо сказать, она сильно изменилась. Теперь, чтобы выехать из города, требовалось гораздо больше времени, чем раньше. Там, где прежде шумели апельсиновые сады и рощи, теперь тянулись голые поля, разбитые на квадраты под будущую застройку. Но чем дальше они ехали, тем более знакомой становилась местность. А когда проскочили небольшое поселение Уилксон, Гард словно вернулся в прошлое — те же пустынные холмики вдоль берега Мексиканского залива по левую руку, а по правую — дикие заросли. Такой же ясный полдень, прохладный ветерок и Мэйбл. Она привычно устроилась за спиной, обхватив его руками за пояс. Будто и не было этих долгих лет разлуки…
Гард свернул на узкую малонаезженную дорогу и поехал с черепашьей скоростью — колея была неровной. Мэйбл бросило вперед и тесно прижало к нему. Гард догадывался, какие чувства она сейчас испытывает, но рук не разжимает. Понимает, видно, — одно неосторожное движение и свалится. Только когда выехали на ровное место и добрались до знакомой жаровни для пикника — какая-то добрая душа поставила ее здесь, — пассажирка отстранилась и спрыгнула на землю.
Сняв шлемы, оба огляделись. Это было их место, вне всякого сомнения, но выглядело оно совершенно по-иному. Там, где раньше находился небольшой причал, теперь остался лишь песчаный пляж. Где к самой кромке воды подступала заросшая кустарником суша, высилась подпорная стена. То тут, то там виднелись столики. Похоже, их поставили совсем недавно. Теперь к воде не подобраться — повсюду стояли заграждения.
Раньше, когда они сюда приезжали, добраться до воды не составляло никакого труда. Обычно Гард ставил свой мотоцикл под деревом и спрыгивал с невысокого обрыва прямо на пляж. Потом помогал спускаться Мэйбл, и они падали на песок, не в силах больше ждать. Несколько раз они занимались любовью на пляже прямо в одежде. А два раза — первый и последний — нашли прибежище в маленькой песчаной бухточке неподалеку отсюда. Там, надежно укрытые от любопытных глаз, любили друг друга под поваленным бурей деревом.
Мэйбл подошла к заграждению, облокотилась о него и взглянула на Гарда. Он не двинулся с места. Так и стоял, устремив взгляд в сторону бухточки. Почувствовав на себе ее взгляд, поднял голову.
— Я никогда не собиралась причинить тебе боль, Гард.
Ага, подумал он, значит, попросит прощения. А хочет ли он этого? Ясное дело! И не только этого. Но не сейчас. Не сегодня. И не здесь.
— Вот уж не знал, что Роллинсы способны извиняться.
Хотелось сказать это шутливым тоном, а прозвучало резко, оскорбительно, так, что Мэйбл отпрянула, как будто он ее ударил, и пробормотала:
— Роллинс фамилия моего мужа, а не моя…
— Но теперь и ты ее носишь.
Она покачала головой, и густые пряди, выскользнув из-под ленты, которой она стянула волосы в конский хвост, блеснули на солнце.
— Не по собственной воле, — едва слышно прошептала она. — Прости меня, Гард.
Первая часть ее высказывания заинтриговала, но он, отметя ее в сторону, сосредоточился на второй.
— Ну, и каких слов ты от меня ждешь? Ладно, мол, все понимаю и прощаю? Не терзай себя, дорогая? Так что ли? — Он с отвращением отвернулся. — Извини, но не могу я простить тебя за то, что ты сделала!
Да разве можно забыть столько лет страданий, тоски и одиночества, мрачно подумал Гард.
— Зачем ты меня сюда привез?
Он глянул вдаль поверх ее головы — не было ни сил, ни желания смотреть ей в ли-цо, — но печальный голос болью отозвался в сердце. Захотелось обнять женщину, прижаться к ней хоть на одну секунду…
— Почему именно сюда? — не отставала Мэйбл. — Хочешь, чтобы я вспомнила, как мы занимались здесь любовью? Что это оказался наш последний вечер? — На секунду она замолчала, потом тихим дрожащим голосом воскликнула: — Бог мой! Неужели ты думаешь, что я могу забыть!
Гард медленно подошел к ней. Он прекрасно понимал, что делает что-то не то, но остановиться уже не мог. Так и подмывало выплеснуть накопившиеся слова в лицо.
— Неужели Реджи было все равно, что ты не девушка? Как этот кретин мог ничего не замечать? Утром ты обсуждаешь с ним всякие предсвадебные дела, а вечером едешь со мной сюда, чтобы потрахаться!
Хриплым, не своим голосом выдавил он из себя последнее слово. Мэйбл вздрогнула, словно от удара. Удивительно, как одно-единственное словечко смогло из чего-то светлого, чистого сделать нечто грязное, непристойное. Заниматься любовью — звучит так нежно и романтично. А это… — грубо, обидно и стыдно.
Гард ждал, и она не замедлила ответить: изобразив на лице холодную улыбку:
— Естественно! Реджи было абсолютно безразлично, что мы с тобой любовники. А почему это тебя так удивляет?
— Да потому, что мне было бы не все равно, — бросил он. — Я бы такого не потерпел! Впрочем, что об этом говорить… Единственное, что меня радует, — я был у тебя первым. И этого тебе у меня не отнять! Как ни старайся!
— Я и не собираюсь. — Голос ее упал до шепота, но обманутый любовник стоял так близко, что, конечно, все услышал. — Гард…
Внезапно запнувшись, вскинула руку, но он метнул на нее яростный взгляд. Рука опустилась.
Женское сердце защемило от боли. Было время, когда ухажер замирал от одного ее прикосновения, а уж если обнимал за плечи или в темном зале кинотеатра клал ладонь на ее колено, и вовсе чувствовал себя на седьмом небе. Когда они оставались одни, он учил ее более интимным ласкам — поцелуям и поглаживаниям, заставлявшим его стонать от наслаждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Сейчас он стоял и смотрел, как она застегивает под подбородком ремень, опускает на глаза солнцезащитный щиток. В таком наряде у нее стал какой-то чересчур таинственный вид.
Надев шлем, Гард уселся, запустил двигатель и ждал, пока сядет пассажирка. Секунду поколебавшись, она положила руку ему на плечо и мигом вскочила на заднее сиденье.
Когда полчаса назад Гард выехал из дому, каких-то определенных планов у него не было. Просто хотелось увидеть Мэйбл и воскресить в памяти кое-какие воспоминания. Так сказать, убить одним выстрелом двух зайцев. А лучшего способа, чем катание на мотоцикле, для этого и не придумаешь.
И самое хорошее место для воспоминаний — это то, где они провели последний вечер. Туда-то мотоцикл сейчас и направлялся.
Он не ездил этой дорогой уже тринадцать лет, и надо сказать, она сильно изменилась. Теперь, чтобы выехать из города, требовалось гораздо больше времени, чем раньше. Там, где прежде шумели апельсиновые сады и рощи, теперь тянулись голые поля, разбитые на квадраты под будущую застройку. Но чем дальше они ехали, тем более знакомой становилась местность. А когда проскочили небольшое поселение Уилксон, Гард словно вернулся в прошлое — те же пустынные холмики вдоль берега Мексиканского залива по левую руку, а по правую — дикие заросли. Такой же ясный полдень, прохладный ветерок и Мэйбл. Она привычно устроилась за спиной, обхватив его руками за пояс. Будто и не было этих долгих лет разлуки…
Гард свернул на узкую малонаезженную дорогу и поехал с черепашьей скоростью — колея была неровной. Мэйбл бросило вперед и тесно прижало к нему. Гард догадывался, какие чувства она сейчас испытывает, но рук не разжимает. Понимает, видно, — одно неосторожное движение и свалится. Только когда выехали на ровное место и добрались до знакомой жаровни для пикника — какая-то добрая душа поставила ее здесь, — пассажирка отстранилась и спрыгнула на землю.
Сняв шлемы, оба огляделись. Это было их место, вне всякого сомнения, но выглядело оно совершенно по-иному. Там, где раньше находился небольшой причал, теперь остался лишь песчаный пляж. Где к самой кромке воды подступала заросшая кустарником суша, высилась подпорная стена. То тут, то там виднелись столики. Похоже, их поставили совсем недавно. Теперь к воде не подобраться — повсюду стояли заграждения.
Раньше, когда они сюда приезжали, добраться до воды не составляло никакого труда. Обычно Гард ставил свой мотоцикл под деревом и спрыгивал с невысокого обрыва прямо на пляж. Потом помогал спускаться Мэйбл, и они падали на песок, не в силах больше ждать. Несколько раз они занимались любовью на пляже прямо в одежде. А два раза — первый и последний — нашли прибежище в маленькой песчаной бухточке неподалеку отсюда. Там, надежно укрытые от любопытных глаз, любили друг друга под поваленным бурей деревом.
Мэйбл подошла к заграждению, облокотилась о него и взглянула на Гарда. Он не двинулся с места. Так и стоял, устремив взгляд в сторону бухточки. Почувствовав на себе ее взгляд, поднял голову.
— Я никогда не собиралась причинить тебе боль, Гард.
Ага, подумал он, значит, попросит прощения. А хочет ли он этого? Ясное дело! И не только этого. Но не сейчас. Не сегодня. И не здесь.
— Вот уж не знал, что Роллинсы способны извиняться.
Хотелось сказать это шутливым тоном, а прозвучало резко, оскорбительно, так, что Мэйбл отпрянула, как будто он ее ударил, и пробормотала:
— Роллинс фамилия моего мужа, а не моя…
— Но теперь и ты ее носишь.
Она покачала головой, и густые пряди, выскользнув из-под ленты, которой она стянула волосы в конский хвост, блеснули на солнце.
— Не по собственной воле, — едва слышно прошептала она. — Прости меня, Гард.
Первая часть ее высказывания заинтриговала, но он, отметя ее в сторону, сосредоточился на второй.
— Ну, и каких слов ты от меня ждешь? Ладно, мол, все понимаю и прощаю? Не терзай себя, дорогая? Так что ли? — Он с отвращением отвернулся. — Извини, но не могу я простить тебя за то, что ты сделала!
Да разве можно забыть столько лет страданий, тоски и одиночества, мрачно подумал Гард.
— Зачем ты меня сюда привез?
Он глянул вдаль поверх ее головы — не было ни сил, ни желания смотреть ей в ли-цо, — но печальный голос болью отозвался в сердце. Захотелось обнять женщину, прижаться к ней хоть на одну секунду…
— Почему именно сюда? — не отставала Мэйбл. — Хочешь, чтобы я вспомнила, как мы занимались здесь любовью? Что это оказался наш последний вечер? — На секунду она замолчала, потом тихим дрожащим голосом воскликнула: — Бог мой! Неужели ты думаешь, что я могу забыть!
Гард медленно подошел к ней. Он прекрасно понимал, что делает что-то не то, но остановиться уже не мог. Так и подмывало выплеснуть накопившиеся слова в лицо.
— Неужели Реджи было все равно, что ты не девушка? Как этот кретин мог ничего не замечать? Утром ты обсуждаешь с ним всякие предсвадебные дела, а вечером едешь со мной сюда, чтобы потрахаться!
Хриплым, не своим голосом выдавил он из себя последнее слово. Мэйбл вздрогнула, словно от удара. Удивительно, как одно-единственное словечко смогло из чего-то светлого, чистого сделать нечто грязное, непристойное. Заниматься любовью — звучит так нежно и романтично. А это… — грубо, обидно и стыдно.
Гард ждал, и она не замедлила ответить: изобразив на лице холодную улыбку:
— Естественно! Реджи было абсолютно безразлично, что мы с тобой любовники. А почему это тебя так удивляет?
— Да потому, что мне было бы не все равно, — бросил он. — Я бы такого не потерпел! Впрочем, что об этом говорить… Единственное, что меня радует, — я был у тебя первым. И этого тебе у меня не отнять! Как ни старайся!
— Я и не собираюсь. — Голос ее упал до шепота, но обманутый любовник стоял так близко, что, конечно, все услышал. — Гард…
Внезапно запнувшись, вскинула руку, но он метнул на нее яростный взгляд. Рука опустилась.
Женское сердце защемило от боли. Было время, когда ухажер замирал от одного ее прикосновения, а уж если обнимал за плечи или в темном зале кинотеатра клал ладонь на ее колено, и вовсе чувствовал себя на седьмом небе. Когда они оставались одни, он учил ее более интимным ласкам — поцелуям и поглаживаниям, заставлявшим его стонать от наслаждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64