Обри сунула его в ящик, не читая. Что бы в нем ни было, это официальные данные. Она не воровала информацию.
Но она все равно чувствовала себя виноватой.
Просто скажи: «Нет».
— Мы не можем встречаться на людях. Это риск.
— Мы можем встретиться у меня. Я приготовлю обед.
Ты же собиралась сказать «Нет»!
— Ты сказал, книги?
— Книги. Я купил все книги этого автора, включая последнюю, она с автографом. Но если ты хочешь их получить, пообедай со мной. Я должен видеть тебя, Обри.
Теперь здравый смысл боролся с желанием.
— И ты еще говорил, что я нечестно играю?
— Я играю, чтобы выиграть, и обещаю, что, если ты придешь ко мне, сегодня вечером мы выиграем оба. Я буду ждать тебя в лифте в семь часов. Карлос, швейцар, даст тебе ключ.
Длинные гудки.
Лифт . Означает ли это то, о чем она подумала? Обри едва не задохнулась.
Хватит ли ей смелости принять вызов Лайама? Был только один способ выяснить это.
Лайам стоял, прислонившись к зеркальной стене лифта, и потягивал шампанское. Пять минут восьмого. Она придет — или он зашел слишком далеко.
Ты вообще не должен был этого делать . А сейчас тебе лучше уйти . Но он не мог. Его сердце, казалось, замедляло удары с каждой секундой, проведенной здесь без нее. Он помнил, что на их первую встречу Обри пришла заранее. Если бы она собиралась прийти, то была бы уже здесь. Разочарование тяжким грузом легло на его плечи. Ему следует собрать это все и унести: ведерко с шампанским, букет красных роз. Он купил дюжину — не потому что так принято, а потому что они встретились и занялись любовью в первый раз двенадцать дней назад.
Романтик! Вы не занимались любовью, вы занимались сексом. Ошеломляющим, феерическим сексом.
Лифт дернулся и поехал вниз, его сердце ухнуло вниз тоже. Двери медленно заскользили в стороны… Обри стояла в холле, и в ее глазах была паника. Лайам не мог скрыть счастливую улыбку, когда увидел, как соблазнительно она оделась.
Ее стройную фигуру обтягивало черное платье с вырезом едва ли не до талии. Высокие каблуки почти сравняли их в росте. А волосы были растрепаны, будто она только что выбралась из кровати.
— Входи.
Она колебалась, переводя глаза с шампанского на розы. Наконец вошла в лифт. Ее запах смешался с тяжелым ароматом роз. Лифт двинулся вверх, но Лайаму казалось, что он не в лифте, а на американских горках.
Он налил ей шампанского. Их пальцы встретились, когда он передавал ей бокал.
— Я рад, что ты пришла.
— Я тоже. Извини, что опоздала. Я заехала домой переодеться.
— Это того стоило. Ты выглядишь потрясающе. Невероятно сексуально.
Она едва не захлебнулась шампанским, щеки ее вспыхнули.
— Спасибо. Ты тоже.
— Спасибо. — Он принял душ, побрился и надел серые брюки и пуловер более темного оттенка. Так же он оделся бы на любое другое свидание, но сегодня было не любое и не другое.
Лифт остановился на его этаже, двери открылись. Но Лайам не собирался выходить. Обри сказала, что фантазировала, как они занимаются любовью в лифте. Он собирался воплотить эту фантазию, если она ему позволит. Двери закрылись.
Он встретил взгляд ее фиалковых глаз. По расширившимся зрачкам и учащенному дыханию он понял, что она думает о том же.
Лайам боролся с желанием схватить ее, сорвать с нее это сексуальное платье, уткнуться лицом в ее шелковистую кожу.
Не спеши.
— Хороший был день? — выдавил он из себя. Обри пожала плечами.
— Обычный. — Ее голос сказал ему больше, чем слова.
— Ты не любишь свою работу?
Она посмотрела на пузырьки в шампанском, потом отпила глоток.
— Я хорошо ее делаю.
— Но?
Она подняла на него глаза.
— Нет, я ее не люблю.
— Почему ты не уволишься? Еще один глоток.
— Это очень сложно.
— Расскажи мне. Завтра воскресенье, на работу не нужно. У нас вся ночь впереди.
— Мой отец помог мне в трудную минуту. Я у него в долгу.
— Долг перед семьей — тяжелый крест. — Он хорошо это знал.
— Чем бы ты занимался, если бы не работал в ИХЭ?
Если бы он не работал для ИХЭ… Об этом он никогда не думал.
— Я не знаю. Наверное, занялся бы виноделием.
— Виноделием? — Она удивленно вскинула брови.
Почему он сказал об этом ей, ведь не признавался в этом ни родным, ни друзьям?
— Вино мое хобби. Я изучаю виноградарство и виноделие уже много лет.
Она показала свой пустой бокал.
— Я не знаю, разбираешься ли ты в виноградарстве и виноделии, но в шампанском разбираешься.
Лайам кивком поблагодарил за комплимент.
— Еще шампанского? Она улыбнулась.
— Может быть, позже.
Его сердце бешено колотилось. Он хотел заняться любовью с Обри. Но и просто стоять и разговаривать с ней уже было огромным счастьем. Забрав у нее пустой бокал, он поставил его на пол лифта. А когда, выпрямившись, встретил ее взгляд, желание в ее глазах ударило его, как взрывная волна. Он поднял руку и погладил ее по щеке. Обри уткнулась лицом в его ладонь, и он почувствовал, как ее ресницы щекочут кожу. Счастливая улыбка играла на ее губах.
— Я мечтал об этом со вчерашнего вечера, — признался он и поцеловал ее. Теплая и гибкая, она прильнула к нему. Ее пальцы впились в стальные мышцы его спины. Лайам нежно провел руками по ее плечам, по изгибу талии, по округлостям ягодиц. Затем его жадные пальцы забрались под платье, заскользили вверх по тонкой шелковистой ткани до резинки, за которой начиналась полоса обнаженной горячей кожи. Чулки. Он застонал, не отрываясь от ее рта, пальцы поднялись выше… Но там ничего не было. На ней не было даже стрингов.
— Ты и вправду распущенная.
Улыбка дрожала на ее влажных губах, в глазах плясали искорки.
— Я просто предусмотрительная.
Лайам отодвинулся от нее на несколько дюймов и развязал пояс платья. Шелест ткани в узком лифте звучал неестественно громко. Он сжал ее лицо ладонями, провел большими пальцами по изящным ушкам, вдоль пульсирующей жилки на шее к глубокому вырезу. Затем стянул черную ткань с ее плеч — и совсем потерял голову.
Черный лифчик прикрывал только нижнюю часть груди, оставляя соски открытыми, и они гордо и вызывающе торчали над ажурной каемкой. Лайам запустил большие пальцы под черное кружево, оттянув его еще ниже, и, нагнув голову, потянулся губами к ее груди.
Колени Обри подкосились, и она упала бы, если бы не откинулась на зеркальную стену. Она запустила пальцы в его волосы, прижимая голову к груди, а он целовал и покусывал то один ее сосок, то другой.
Его ладони заскользили по горячей шелковистой коже, между ее бедер, сквозь мягкие завитки волос туда, где она была уже совсем горячей и влажной от нетерпения. Ее ногти впились в его затылок.
Лайам выпрямился, взял ее руки за запястья и положил их на поручень, шедший вдоль стен лифта.
— Держись.
Он отступил на шаг, чтобы полюбоваться этой безумно сексуальной картиной:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Но она все равно чувствовала себя виноватой.
Просто скажи: «Нет».
— Мы не можем встречаться на людях. Это риск.
— Мы можем встретиться у меня. Я приготовлю обед.
Ты же собиралась сказать «Нет»!
— Ты сказал, книги?
— Книги. Я купил все книги этого автора, включая последнюю, она с автографом. Но если ты хочешь их получить, пообедай со мной. Я должен видеть тебя, Обри.
Теперь здравый смысл боролся с желанием.
— И ты еще говорил, что я нечестно играю?
— Я играю, чтобы выиграть, и обещаю, что, если ты придешь ко мне, сегодня вечером мы выиграем оба. Я буду ждать тебя в лифте в семь часов. Карлос, швейцар, даст тебе ключ.
Длинные гудки.
Лифт . Означает ли это то, о чем она подумала? Обри едва не задохнулась.
Хватит ли ей смелости принять вызов Лайама? Был только один способ выяснить это.
Лайам стоял, прислонившись к зеркальной стене лифта, и потягивал шампанское. Пять минут восьмого. Она придет — или он зашел слишком далеко.
Ты вообще не должен был этого делать . А сейчас тебе лучше уйти . Но он не мог. Его сердце, казалось, замедляло удары с каждой секундой, проведенной здесь без нее. Он помнил, что на их первую встречу Обри пришла заранее. Если бы она собиралась прийти, то была бы уже здесь. Разочарование тяжким грузом легло на его плечи. Ему следует собрать это все и унести: ведерко с шампанским, букет красных роз. Он купил дюжину — не потому что так принято, а потому что они встретились и занялись любовью в первый раз двенадцать дней назад.
Романтик! Вы не занимались любовью, вы занимались сексом. Ошеломляющим, феерическим сексом.
Лифт дернулся и поехал вниз, его сердце ухнуло вниз тоже. Двери медленно заскользили в стороны… Обри стояла в холле, и в ее глазах была паника. Лайам не мог скрыть счастливую улыбку, когда увидел, как соблазнительно она оделась.
Ее стройную фигуру обтягивало черное платье с вырезом едва ли не до талии. Высокие каблуки почти сравняли их в росте. А волосы были растрепаны, будто она только что выбралась из кровати.
— Входи.
Она колебалась, переводя глаза с шампанского на розы. Наконец вошла в лифт. Ее запах смешался с тяжелым ароматом роз. Лифт двинулся вверх, но Лайаму казалось, что он не в лифте, а на американских горках.
Он налил ей шампанского. Их пальцы встретились, когда он передавал ей бокал.
— Я рад, что ты пришла.
— Я тоже. Извини, что опоздала. Я заехала домой переодеться.
— Это того стоило. Ты выглядишь потрясающе. Невероятно сексуально.
Она едва не захлебнулась шампанским, щеки ее вспыхнули.
— Спасибо. Ты тоже.
— Спасибо. — Он принял душ, побрился и надел серые брюки и пуловер более темного оттенка. Так же он оделся бы на любое другое свидание, но сегодня было не любое и не другое.
Лифт остановился на его этаже, двери открылись. Но Лайам не собирался выходить. Обри сказала, что фантазировала, как они занимаются любовью в лифте. Он собирался воплотить эту фантазию, если она ему позволит. Двери закрылись.
Он встретил взгляд ее фиалковых глаз. По расширившимся зрачкам и учащенному дыханию он понял, что она думает о том же.
Лайам боролся с желанием схватить ее, сорвать с нее это сексуальное платье, уткнуться лицом в ее шелковистую кожу.
Не спеши.
— Хороший был день? — выдавил он из себя. Обри пожала плечами.
— Обычный. — Ее голос сказал ему больше, чем слова.
— Ты не любишь свою работу?
Она посмотрела на пузырьки в шампанском, потом отпила глоток.
— Я хорошо ее делаю.
— Но?
Она подняла на него глаза.
— Нет, я ее не люблю.
— Почему ты не уволишься? Еще один глоток.
— Это очень сложно.
— Расскажи мне. Завтра воскресенье, на работу не нужно. У нас вся ночь впереди.
— Мой отец помог мне в трудную минуту. Я у него в долгу.
— Долг перед семьей — тяжелый крест. — Он хорошо это знал.
— Чем бы ты занимался, если бы не работал в ИХЭ?
Если бы он не работал для ИХЭ… Об этом он никогда не думал.
— Я не знаю. Наверное, занялся бы виноделием.
— Виноделием? — Она удивленно вскинула брови.
Почему он сказал об этом ей, ведь не признавался в этом ни родным, ни друзьям?
— Вино мое хобби. Я изучаю виноградарство и виноделие уже много лет.
Она показала свой пустой бокал.
— Я не знаю, разбираешься ли ты в виноградарстве и виноделии, но в шампанском разбираешься.
Лайам кивком поблагодарил за комплимент.
— Еще шампанского? Она улыбнулась.
— Может быть, позже.
Его сердце бешено колотилось. Он хотел заняться любовью с Обри. Но и просто стоять и разговаривать с ней уже было огромным счастьем. Забрав у нее пустой бокал, он поставил его на пол лифта. А когда, выпрямившись, встретил ее взгляд, желание в ее глазах ударило его, как взрывная волна. Он поднял руку и погладил ее по щеке. Обри уткнулась лицом в его ладонь, и он почувствовал, как ее ресницы щекочут кожу. Счастливая улыбка играла на ее губах.
— Я мечтал об этом со вчерашнего вечера, — признался он и поцеловал ее. Теплая и гибкая, она прильнула к нему. Ее пальцы впились в стальные мышцы его спины. Лайам нежно провел руками по ее плечам, по изгибу талии, по округлостям ягодиц. Затем его жадные пальцы забрались под платье, заскользили вверх по тонкой шелковистой ткани до резинки, за которой начиналась полоса обнаженной горячей кожи. Чулки. Он застонал, не отрываясь от ее рта, пальцы поднялись выше… Но там ничего не было. На ней не было даже стрингов.
— Ты и вправду распущенная.
Улыбка дрожала на ее влажных губах, в глазах плясали искорки.
— Я просто предусмотрительная.
Лайам отодвинулся от нее на несколько дюймов и развязал пояс платья. Шелест ткани в узком лифте звучал неестественно громко. Он сжал ее лицо ладонями, провел большими пальцами по изящным ушкам, вдоль пульсирующей жилки на шее к глубокому вырезу. Затем стянул черную ткань с ее плеч — и совсем потерял голову.
Черный лифчик прикрывал только нижнюю часть груди, оставляя соски открытыми, и они гордо и вызывающе торчали над ажурной каемкой. Лайам запустил большие пальцы под черное кружево, оттянув его еще ниже, и, нагнув голову, потянулся губами к ее груди.
Колени Обри подкосились, и она упала бы, если бы не откинулась на зеркальную стену. Она запустила пальцы в его волосы, прижимая голову к груди, а он целовал и покусывал то один ее сосок, то другой.
Его ладони заскользили по горячей шелковистой коже, между ее бедер, сквозь мягкие завитки волос туда, где она была уже совсем горячей и влажной от нетерпения. Ее ногти впились в его затылок.
Лайам выпрямился, взял ее руки за запястья и положил их на поручень, шедший вдоль стен лифта.
— Держись.
Он отступил на шаг, чтобы полюбоваться этой безумно сексуальной картиной:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27