Который уже почти все бабки пропил. Лучше уж самим вырубать их, когда они будут возвращаться на военную базу. Каждую ночь они дюжинами выходили от «Уилли» — из бара на другой стороне улицы, напротив «Грека». Ребята перехватывали их по дороге на базу или в порт. Солдатиков обычно пропускали. С них и взять-то было почти нечего. Зато морячки обычно бывали при бабках. Чересчур здоровых или слишком трезвых они били по башке кирпичом. Если же морячок выглядел слабаком, то один держал его, а другой (другие) мутузил(и). Несколько раз они подстерегли лоха на пустыре на Пятьдесят седьмой улице. Вот где можно было оттянуться! В глубине у забора было темно, хоть глаз коли. Они метелили его, пока руки не уставали. Масса удовольствия. Потом — пирожок с пивком. И Траляля. Она всегда была с ними. Со временем они приобрели полезный опыт. Сделались разборчивее. И сильнее. Кирпичи им больше были не нужны. Они совершали обход баров и засекали какого-нибудь парня с пачкой бабок. Когда тот выходил, они его до нитки обирали. Порой его заманивала Траляля. Вела в подворотню. Иногда — через пустырь. Все шло как по маслу. У всех появились новые шмотки. Траляля стала хорошо одеваться. Свитера меняла каждые два-три дня. Все у ребят получалось легко. Знай себе — морячков выслеживай. Они тут все равно люди временные, так что все шито-крыто. Насрать всем на них. К тому же столько бабок им ни к чему. Да и что такое пара-тройка шишек! Они вообще погибнуть могли бы, так что все это пустяки. Солдатню ребята не трогали. Разве что изредка. Они действовали с умом, и никто не причинял им хлопот. Но Траляля хотела получать еще больше — малая доля ее уже не устраивала. Пришла пора предпринять что-нибудь на свой страх и риск. Она прикинула и решила, что, чем давать двоим мужикам за пару-тройку зеленых, разумнее будет дать одному и получить всё сполна. Все пьянчуги на нее заглядывались. И пялились на ее сиськи. Так что дело плёвое. Главное — подцепить богатенького лоха. Не какого-нибудь там ханыгу с парой паршивых долларов. К чертям собачьим все это дерьмо. Она сидела «У Грека» одна и ждала. Вошел солдатик и заказал кофе с гамбургером. Спросил, не хочет ли она чего. Можно, почему бы и нет. Он улыбнулся. Вытащил из толстой пачки купюру и бросил ее на стойку. Траляля принялась выпячивать сиськи. Он рассказал ей о своих нашивках. И о наградах. О «Бронзовой звезде». И о «Пурпурном сердце» с двумя «Пучками дубовых листьев» за ранения. Два года служил за океаном. Теперь домой. Он говорил и распускал нюни, а она улыбалась. Она надеялась, что купюры у него не только по одному доллару. Хотела увести его, пока не заявился кто-нибудь из ребят. Они сели в такси и поехали в одну гостиницу в Нижнем Манхэттене. Он купил бутылку виски, и они сидели, пили, а он все говорил. Она то и дело наполняла его стакан. Он продолжал болтать. О войне. О том, как его ранили. О родном доме. О том, чем он собирается заниматься. О том, как долго провалялся в госпитале, и обо всех операциях. Она все подливала, а он никак не вырубался. Ублюдок. Он сказал, что просто хочет немного побыть с ней рядом. Поговорить и немного выпить. Она ждала. На чем свет стоит кляла его вместе с его треклятой мамашей. Да насрать мне на твою простреленную ногу! Она просидела там больше часа. Выеби он ее, может, она сумела бы вынуть деньги у него из кармана. Но он только знай себе языком трепал. Ну и черт с ним. Она огрела его бутылкой по голове. Обчистила его карманы и ушла. Взяла из бумажника деньги, а бумажник выбросила. Сосчитала их в вагоне подземки. Пятьдесят зеленых. Неплохо. Столько сразу никогда еще не получала. Хотя вообще-то заработала больше. Слушала ведь весь этот бред собачий. Ага. Вот сукин сын! Надо было его еще разок огреть. Какие-то паршивые пятьдесят зеленых, а он балаболит как заведенный. Она оставила при себе десятку, остальное заныкала и поспешила обратно к «Греку». Там были Тони с Алом, и они спросили, где она пропадала. Алекс говорит, ты пару часов назад слиняла с пьяным солдатиком. Ага. Гнусный тип. Я думала, он упакован. Бабки вырулила? Ага. Сколько? Десятку. Он мне все время мозги пудрил насчет того, что у него куча бабок, а у самого только паршивая десятка и была. Да ну? Дайка посмотреть. Она показала им деньги. И это всё, точно? Хотите меня обшмонать? Думаете, я что-нибудь в жопе, что ли, припрятала? Ладно, потом посмотрим. Ага. Ну, а вы чего? Бабки срубили? Раздобыли немного. Но тебе-то чего волноваться? Ты теперь богатенькая. Она молча пожала плечами. Потом улыбнулась и сказала, что может угостить их кофе. Без булочек? Ну и ну! Просто кровопийцы какие-то! Ладно, ладно. Эй, Алекс… Они еще сидели у стойки, когда вошел тот солдатик. К голове он прижимал окровавленный носовой платок, а запястье и щека были испачканы запекшейся кровью. Он схватил Траляля за руку и стащил ее с табурета. Отдай бумажник, чертова шлюха! Она плюнула ему в лицо и велела пойти подрочить. Ал с Тони прижали его к стене и спросили, чего он тут выпендривается. Слушайте, я вас не знаю, и вы меня не знаете. Мне незачем с вами драться, ребята. Я только хочу забрать свой бумажник. Мне нужно мое удостоверение личности, иначе я не смогу вернуться на базу. А эти чертовы деньги можете оставить себе. Мне наплевать. Траляля заорала, внаглую обозвав солдатика беспонтовым разъебаем и сукиным сыном, а потом принялась пинать его ногами, опасаясь, как бы он не проболтался, сколько она взяла. Тоже мне герой выискался, распиздяй паршивый! Иди продай пару медалей, раз уж тебе, бля, позарез бабки нужны! Она снова плюнула ему в лицо, уже не опасаясь, что он проболтается, а просто разозлившись, чертовски разозлившись. Какой-то паршивый полтинник, а он тут расхныкался. Да и какого черта у него было так мало бабок! Ах ты, бля, подонок паршивый! Она врезала ему ногой по яйцам. Он снова ее схватил. Плача и пытаясь отдышаться после удара, он согнулся от боли. Без пропуска меня на базу не пустят. Я должен вернуться. Завтра меня отправляют самолетом домой. Я почти три года дома не был. Я весь изранен. Ну пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА! Только бумажник, больше мне ничего не нужно. Только удостоверение. ПРОШУ ВАС, ПОЖАЛУЙСТА!!! Слезы оставляли дорожки на запекшейся крови, он обмяк, Тони с Алом крепко держали его, а Траляля наотмашь била его по лицу и пинала, плевалась и чертыхалась. Алекс крикнул, чтобы они прекратили и выметались. Мне тут неприятности не нужны. Тони обхватил солдатика за шею, Ал запихнул ему в рот окровавленный платок, они выволокли его на улицу и затащили в темную подворотню. Он все еще плакал, умолял отдать ему удостоверение и пытался сказать, что хочет домой, как вдруг Тони за волосы приподнял ему голову, а Ал несколько раз врезал кулаком в живот и по лицу, потом стал держать его, а Тони несколько раз ударил;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87