Мосье Дубуа хотел любой ценой добиться лаврового венка Гонкуровской премии. Сказать ему, что он недостоин этого, означало чудовищно оскорбить его, нанести ему удар в самое больное место. Тут-то мне и пришло в голову распространить слух, что роман Молчание Гарпократа ничего не стоит, и я прибегнул к помощи Воллара, предложив ему написать разносную статью.
Репортёр улыбнулся.
— Литературная критика призывалась, так сказать, на помощь правосудию.
Благородная миссия! И, конечно, Убийца, вернее — одержимый литератор, среагировал соответственно своей своеобразной психике: он решил убрать Воллара.
Одно преступление влекло за собой второе. Вот почему мы и устроили сегодня небольшой спектакль. Гастон Симони с Волларом собирались поужинать в ресторане.
Я постарался, чтобы Убийца узнал об этом. После ужина мосье Воллар поехал провожать мосье Симони на набережную Анжу. Это очень тихий квартал, он вполне подходил для осуществления замысла мосье Дубуа. К счастью, мы приняли меры предосторожности и мосье Дубуа не смог отомстить своему критику. Признаюсь, что мы играли с огнём, и приношу извинения мосье Воллару, который подвергался риску получить пулю в лоб.
Воллар скорчил шутливую гримасу: чепуха!
Симони, вздохнув, сказал:
— Ловко задумано. Другими словами, вы просто сыграли на тщеславии Убийцы.
— Совершенно верно. Когда я раскритиковал его произведение и сказал, что с литературной точки зрения оно не представляет большой ценности, он, помимо своей воли, переменился в лице. И я это заметил.
— Ну и дела! — проговорил поэт.
— Но мы не в убытке, — заметил Воллар. — У нас есть и лауреат и Убийца. А знаете, здраво поразмыслив, я все-таки пришёл к выводу, что роман нельзя назвать гениальным. Возможно, он и гениален — с точки зрения уголовной и полицейской, но не литературной. Словом, моя критическая статья остаётся в силе, и она поможет нам покончить с этим делом.
— Но вы говорили мне, — обратился Бари к Жозэ, — что до последней минуты у вас все-таки были сомнения.
— Да, — подтвердил Жозэ. — Убийца обеспечил себя довольно вескими алиби.
Сейчас я вам все расскажу.
Жозэ помолчал, пристально глядя на Убийцу, сидевшего на стуле с поникшей головой.
— Я не думал, мосье д'Аржан, что вы способны на такое, — медленно сказал репортёр.
Раздался звон наручников. Д'Аржан поднял голову и злобно улыбнулся.
— А я не думал, мосье Робен, что вы так хитры, — проговорил он хриплым голосом.
Жозэ пожал плечами. В общем-то Убийца скорее всего маньяк, человек немного тронутый, несмотря на все его ухищрения.
— Да, — начал Жозэ, — одна вещь оставалась для меня загадочной до самого конца. Д'Аржан был ранен Убийцей. Так, во всяком случае, я считал. Я сам видел царапину на плече д'Аржана. И видел пробитые стекла в лифте. Версия д'Аржана была вполне приемлема. Первая пуля пролетела, не задев его, после чего, как он утверждал, он потерял голову, кинулся в лифт, забыв, что в кабине автоматически включается свет, как только в неё заходят. И, как он сказал, в этот момент Убийца выстрелил в него второй раз. Все это выглядело вполне правдоподобно. Но если д'Аржан — Убийца, — а это все больше и больше подтверждалось, — значит, это ложь.
— Ну, так как же все произошло на самом деле? — спросил Воллар. — Кто стрелял в д'Аржана?
— Есть ответ и на эту загадку, — улыбнулся Жозэ. — В д'Аржана стрелял д'Аржан.
Первый выстрел, который, как он мне сказал, был сделан с улицы, он сделал сам, целясь себе в плечо. Спросите у специалиста, он вам подтвердит, что это возможно.
Д'Аржан, конечно, шёл на риск. Пуля могла пройти глубже. Но ему повезло, он даже не очень сильно прожёг свой пиджак. А когда стреляют в упор — это трудно, для этого нужно быть виртуозом. Должно быть, он до предела вытянул руку вперёд и изогнул кисть руки. Но я, повторяю, разговаривал со специалистом, и он подтвердил, что это возможно.
— А второй выстрел? — спросил Симони.
— Второй раз д'Аржан выстрелил в пустую кабину. Я был не прав, считая, что один человек находился в кабине, а другой — снаружи.
— Да и зачем Убийце было стрелять в д'Аржана, — добавила Рози Соваж.
— Нет, простите, — перебил её Жозэ. — Я имел право предположить, что д'Аржан ему попался на пути и Убийца хотел убрать случайного свидетеля. Кстати, д'Аржан именно на это и намекал мне.
— Ну и история, — покачал головой Симони. — Признаться, мне до сих пор все это кажется дурным сном. Преступление ради литературной славы! Я впервые сталкиваюсь с таким явлением. В сущности, это довольно характерно для нашей эпохи. Нам следовало более продуманно подойти к присуждению премии. Мы увенчали лавровым венком преступника.
— Да, — сказал Бари. — А пресса в свою очередь напрасно с такой поспешностью раздула все это дело. Она действовала на руку Убийце. Кровь на первой полосе!
Нездоровое, извращённое тщеславие!
— Конечно, — согласился Жозэ. — Но вы сами знаете, да и врачи это утверждают, что все преступники — неполноценные люди. Мне кажется, что и у этого, несмотря на изощрённость его ума, не все дома. Он не нашёл своей дороги в жизни. Когда я был в Муассаке, я любовался великолепными барельефами и скульптурами монастыря Сен-Пьер. Там есть одна сцена, которая изображает старую притчу о Пиршестве богача. Так вот, д'Аржан, — не подумайте, что я хочу в какой-то степени снять с него вину, — оказался в положении бедняка за столом богача. Кем он был? Знающим, ловким литературным обозревателем. Он хорошо вёл литературную хронику, давал живые, интересные статьи, много лет присутствовал при объявлении литературных премий. И каждый раз премия доставалась не ему, а кому-то другому. Он оставался ломовой лошадью, чернорабочим, выполняющим невидимую работу. Он написал роман, который приняли кисло. В газетах появилось несколько вежливых, сухих критических статеек… и все. Вот тогда-то его душу и начали разъедать злоба и зависть. Он жаждал признания. Постепенно он отказался от надежды завоевать славу обычным путём и разработал свой чудовищный план. Он знал, что Бари на досуге пописывает стихи…
Жозэ сделал паузу.
— Мне кажется, что преступника особенно приводило в ярость то, что вот, например, Бари сочиняет стихи и не придаёт этому особого значения, не гонится за литературной славой и не собирается издавать их, а пишет для себя, для своих друзей. Да, поведение Бари ожесточило д'Аржана. Он навёл справки о своём редакторе, расспросил его самого, узнал о существовании тёти и старого дома в Муассаке… И начал готовить своё преступление. Он наверняка заранее побывал в Муассаке, побывал, как и все, в старом монастыре и набрёл на эту странную букинистическую лавку, владельцем которой был Постав Мюэ. Фамилия букиниста поразила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Репортёр улыбнулся.
— Литературная критика призывалась, так сказать, на помощь правосудию.
Благородная миссия! И, конечно, Убийца, вернее — одержимый литератор, среагировал соответственно своей своеобразной психике: он решил убрать Воллара.
Одно преступление влекло за собой второе. Вот почему мы и устроили сегодня небольшой спектакль. Гастон Симони с Волларом собирались поужинать в ресторане.
Я постарался, чтобы Убийца узнал об этом. После ужина мосье Воллар поехал провожать мосье Симони на набережную Анжу. Это очень тихий квартал, он вполне подходил для осуществления замысла мосье Дубуа. К счастью, мы приняли меры предосторожности и мосье Дубуа не смог отомстить своему критику. Признаюсь, что мы играли с огнём, и приношу извинения мосье Воллару, который подвергался риску получить пулю в лоб.
Воллар скорчил шутливую гримасу: чепуха!
Симони, вздохнув, сказал:
— Ловко задумано. Другими словами, вы просто сыграли на тщеславии Убийцы.
— Совершенно верно. Когда я раскритиковал его произведение и сказал, что с литературной точки зрения оно не представляет большой ценности, он, помимо своей воли, переменился в лице. И я это заметил.
— Ну и дела! — проговорил поэт.
— Но мы не в убытке, — заметил Воллар. — У нас есть и лауреат и Убийца. А знаете, здраво поразмыслив, я все-таки пришёл к выводу, что роман нельзя назвать гениальным. Возможно, он и гениален — с точки зрения уголовной и полицейской, но не литературной. Словом, моя критическая статья остаётся в силе, и она поможет нам покончить с этим делом.
— Но вы говорили мне, — обратился Бари к Жозэ, — что до последней минуты у вас все-таки были сомнения.
— Да, — подтвердил Жозэ. — Убийца обеспечил себя довольно вескими алиби.
Сейчас я вам все расскажу.
Жозэ помолчал, пристально глядя на Убийцу, сидевшего на стуле с поникшей головой.
— Я не думал, мосье д'Аржан, что вы способны на такое, — медленно сказал репортёр.
Раздался звон наручников. Д'Аржан поднял голову и злобно улыбнулся.
— А я не думал, мосье Робен, что вы так хитры, — проговорил он хриплым голосом.
Жозэ пожал плечами. В общем-то Убийца скорее всего маньяк, человек немного тронутый, несмотря на все его ухищрения.
— Да, — начал Жозэ, — одна вещь оставалась для меня загадочной до самого конца. Д'Аржан был ранен Убийцей. Так, во всяком случае, я считал. Я сам видел царапину на плече д'Аржана. И видел пробитые стекла в лифте. Версия д'Аржана была вполне приемлема. Первая пуля пролетела, не задев его, после чего, как он утверждал, он потерял голову, кинулся в лифт, забыв, что в кабине автоматически включается свет, как только в неё заходят. И, как он сказал, в этот момент Убийца выстрелил в него второй раз. Все это выглядело вполне правдоподобно. Но если д'Аржан — Убийца, — а это все больше и больше подтверждалось, — значит, это ложь.
— Ну, так как же все произошло на самом деле? — спросил Воллар. — Кто стрелял в д'Аржана?
— Есть ответ и на эту загадку, — улыбнулся Жозэ. — В д'Аржана стрелял д'Аржан.
Первый выстрел, который, как он мне сказал, был сделан с улицы, он сделал сам, целясь себе в плечо. Спросите у специалиста, он вам подтвердит, что это возможно.
Д'Аржан, конечно, шёл на риск. Пуля могла пройти глубже. Но ему повезло, он даже не очень сильно прожёг свой пиджак. А когда стреляют в упор — это трудно, для этого нужно быть виртуозом. Должно быть, он до предела вытянул руку вперёд и изогнул кисть руки. Но я, повторяю, разговаривал со специалистом, и он подтвердил, что это возможно.
— А второй выстрел? — спросил Симони.
— Второй раз д'Аржан выстрелил в пустую кабину. Я был не прав, считая, что один человек находился в кабине, а другой — снаружи.
— Да и зачем Убийце было стрелять в д'Аржана, — добавила Рози Соваж.
— Нет, простите, — перебил её Жозэ. — Я имел право предположить, что д'Аржан ему попался на пути и Убийца хотел убрать случайного свидетеля. Кстати, д'Аржан именно на это и намекал мне.
— Ну и история, — покачал головой Симони. — Признаться, мне до сих пор все это кажется дурным сном. Преступление ради литературной славы! Я впервые сталкиваюсь с таким явлением. В сущности, это довольно характерно для нашей эпохи. Нам следовало более продуманно подойти к присуждению премии. Мы увенчали лавровым венком преступника.
— Да, — сказал Бари. — А пресса в свою очередь напрасно с такой поспешностью раздула все это дело. Она действовала на руку Убийце. Кровь на первой полосе!
Нездоровое, извращённое тщеславие!
— Конечно, — согласился Жозэ. — Но вы сами знаете, да и врачи это утверждают, что все преступники — неполноценные люди. Мне кажется, что и у этого, несмотря на изощрённость его ума, не все дома. Он не нашёл своей дороги в жизни. Когда я был в Муассаке, я любовался великолепными барельефами и скульптурами монастыря Сен-Пьер. Там есть одна сцена, которая изображает старую притчу о Пиршестве богача. Так вот, д'Аржан, — не подумайте, что я хочу в какой-то степени снять с него вину, — оказался в положении бедняка за столом богача. Кем он был? Знающим, ловким литературным обозревателем. Он хорошо вёл литературную хронику, давал живые, интересные статьи, много лет присутствовал при объявлении литературных премий. И каждый раз премия доставалась не ему, а кому-то другому. Он оставался ломовой лошадью, чернорабочим, выполняющим невидимую работу. Он написал роман, который приняли кисло. В газетах появилось несколько вежливых, сухих критических статеек… и все. Вот тогда-то его душу и начали разъедать злоба и зависть. Он жаждал признания. Постепенно он отказался от надежды завоевать славу обычным путём и разработал свой чудовищный план. Он знал, что Бари на досуге пописывает стихи…
Жозэ сделал паузу.
— Мне кажется, что преступника особенно приводило в ярость то, что вот, например, Бари сочиняет стихи и не придаёт этому особого значения, не гонится за литературной славой и не собирается издавать их, а пишет для себя, для своих друзей. Да, поведение Бари ожесточило д'Аржана. Он навёл справки о своём редакторе, расспросил его самого, узнал о существовании тёти и старого дома в Муассаке… И начал готовить своё преступление. Он наверняка заранее побывал в Муассаке, побывал, как и все, в старом монастыре и набрёл на эту странную букинистическую лавку, владельцем которой был Постав Мюэ. Фамилия букиниста поразила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35