С одной стороны, вы выглядите вполне довольным собой, но с другой стороны, создается впечатление, что вы чем-то недовольны. Что вас не устраивает в этой жизни?
Маленький человечек пускал в мою сторону клубы табачного дыма, по форме похожие на мешки, и по-прежнему не сводил с меня своего взгляда, направленного из-под кустистых бровей, нависших над глазами.
— Разве это жизнь? — вдруг сказал он. — Я прекрасно обошелся бы и без нее. От нее удивительно мало пользы. На что эта жизнь годится? Ее нельзя есть, нельзя пить, ее нельзя затолкать в трубку и выкурить, она не укрывает от дождя, ее не обнимешь ночью, не разденешь, не уложишь в постель после того, как целый вечер дул черное пиво и уже накалился так, что тебя прямо трясет от страсти. Жизнь — это просто большое недоразумение, и лучше было бы вообще обходиться без нее. Без жизни можно обходиться точно так же, как и без ночного горшка и без французского бекона.
— Изумительная у нас беседа, под стать этому отличному дню, такому яркому и солнечному, — позволил я себе открытую иронию. — В небе солнце бушует, льет на нас свое тепло, ублажает наши уставшие застывшие косточки.
— Без жизни можно обходиться точно так же, как можно обходиться и без перин, — бубнил свое маленький человечек, словно и не услышав моего замечания, — как можно обходиться и без хлеба, произведенного этими машинами, которые приводятся в действие паром. Жизнь, говоришь? А на что она нужна, эта твоя жизнь?
Объясни ему, что жизнь полна трудностей и тяжелых испытаний, но при этом подчеркни, что она в основе своей и прекрасна, и сладостна, и достойна того, чтобы жаждать ее.
Прекрасна и сладостна?
Прекрасны цветы весной и сладостен их запах, прекрасны славные человеческие свершения, песни птиц летним вечером... да ты и сам знаешь, что делает жизнь прекрасной.
Да, но вот в отношении сладостности жизни я не уверен.
— Действительно, весьма трудно определить, какой она должна быть, — сказал я, обращаясь к маленькому человечку, — и вообще, очень трудно дать определение тому, что такое жизнь, но если считать, что ее надо прожить ради получения удовольствия, то, как я слышал, лучше обитать в городе, чем в деревне. Говорят, что жизнь эту особенно хорошо проводить в некоторых местах Франции. А вы обращали внимание на то, что особенно много жизни в кошках, когда они еще совсем молодые?
Мне показалось, что теперь его глаза смотрели на меня сердито или обиженно.
— Ну что такое жизнь? Сколько людей и сколько раз, по сто лет кряду пытались понять, что же это такое, а потом в голове начинает образовываться какое-то понимание, можно уже прикидывать, что да как, и тут раз — становишься немощным и больным, укладываешься в постель и помираешь. Вот тебе и вся жизнь. Сдохнешь, как дряхлая собака, которую отравили, чтоб под ногами больше не мешалась. Самая опасная штука — эта жизнь, это тебе не табак, заложить ее нельзя, денежек не дадут. Живешь, живешь, а потом она тебя — раз, и прихлопнет. Жизнь — странная штука и вообще гиблое дело. Жизнь? Тьфу.
Видно было, что он то ли сильно рассердился, то ли сильно огорчился от своих слов, и некоторое время сидел молча, прячась за серой стеной, которую выстраивал дымом из своей трубки. Выждав некоторое время, я рискнул сделать еще одну попытку выяснить, чем он занимается.
— А вы случайно не на кроликов охотитесь?
— Нет, я кроликами не занимаюсь.
— Тогда, может быть, путешествуете с места на место и работаете по найму?
— Нет.
— Управляете паровой молотилкой?
— Нет, конечно, нет. Ни за что бы такое не делал.
— Лудильщик?
— Нет.
— Конторский работник?
— Нет.
— Инспектируете гидротехнические сооружения?
— Чего? Нет.
— Продаете таблетки от болезней лошадей?
— Таблетками не занимаюсь.
— Ну тогда, клянусь Всевышним! — воскликнул я в полной растерянности. — Вы занимаетесь чем-то совершено необычным, и я не знаю, что и думать. А может быть, вы фермер, как и я? Или помощник хозяина пивной? А может быть, торгуете мануфактурой? Постойте, вы случайно не актер? Актер пантомимы?
— Все мимо.
После этих слов маленький человечек выпрямил спину, приподнял голову и посмотрел на меня почти прямым взглядом. Трубка, зажатая между зубов, торчала у него изо рта каким-то вызывающим образом. Из трубки валил дым, который, казалось, наполнял весь мир. Мне было немного не по себе, но я совсем не боялся его. Если бы у меня была с собой лопата, я бы с ним быстро расправился. И я решил, что лучше всего будет, если, чтобы не раздражать его, я буду соглашаться со всем, что бы он ни говорил.
— Я грабитель, — вдруг сказал он угрюмо, глухим голосом, — грабитель, вооруженный ножом, а руки у меня, как железные штуки могучей паровой машины.
— Грабитель? — воскликнул я. Мои мрачные предчувствия оправдались.
Проявляй большую осторожность. Взвешивай каждое слово, обдумывай каждый шаг.
— Руки у меня — что твои крутящиеся блестящие железяки в механической прачечной. Я грабитель и убийца. Безжалостный убийца, граблю кого-то, а потом убиваю, потому что никакого уважения к чужой жизни не испытываю. Никакого уважения. Чем больше я убиваю людей, тем больше места для жизни, и, может быть, это позволит мне дожить до тысячи лет — ведь будет достаточно места для жизни, и я не дам дуба и не испущу последнее дыхание, когда мне стукнет всего лишь семьдесят. Деньги у тебя с собой есть?
Скажи, что ты живешь в крайней бедности и нищете. Сам попроси у него денег.
Это будет нетрудно сделать, ответил я на предложение Джоан.
— У меня нет никаких денег, ни монет, ни бумажных, ни чеков, ничего, — сказал я довольно спокойным голосом. — У меня нет ни квитанций из ломбарда о заложенных вещах, ничего такого, что можно было бы обменять на деньги. У меня нет ничего ценного. Я такой же бедняк, как и вы. Я, знаете ли, сам хотел попросить у вас немного денег, мне в дороге пригодятся.
Я чувствовал, что начинаю нервничать, и что спокойствие покидает меня. Теперь я уже не лежал, а сидел и смотрел на маленького человека. Он отложил в сторону трубку, вытащил откуда-то длинный крестьянский нож и начал поворачивать его в разные стороны и пускать лезвием солнечные зайчики.
— Даже если у тебя нет денег, я все равно лишу тебя жизни, — проговорил он, хихикая.
— Послушайте, послушайте, что я вам скажу, — сказал я суровым голосом. — И убийство, и ограбление — преступления против закона. К тому же, забрав мою жизнь, вы ничего не прибавите к своей, потому что у меня серьезное легочное заболевание и мне сказали, что через полгода я умру. Более того, во вторник гадание по чаю в моей чашке показало мрачную картину — скорые похороны. Вот послушайте, как я кашляю.
И я выдавил из себя страшный, ухающий кашель. От этого кашля, как от набежавшего ветра, качнулась трава у моей склоненной головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76