В конце концов он не отправил чека. Уилл разорвал бы его на клочки и отослал обратно.
Денби подошел к окну задернуть занавески. Была темная безлунная ночь, накрапывал дождик. Он сходил проверить, не захлопнулась ли дверь пристройки, которую он оставлял открытой на случай, если позовет Бруно. Когда Денби заглядывал к нему недавно, старик крепко спал. О Боже, пошли ему умереть во сне, с болью в сердце подумал Денби, пошли ему умереть во сне. Но только не сегодня. Бедный Бруно. Денби откинул одеяло и простыню, проверил, высох ли матрас. Кажется, высох. На Стэдиум-стрит Денби никогда не чувствовал себя как дома, однако любил свою комнатку с окошком, выходившим в унылый дворик. Дворик занесло илом, в ясную погоду он высыхал, покрывался трещинами, а в дождь земля превращалась в вязкое, клейкое месиво. Надо бы очистить дворик, но как, Денби плохо себе представлял.
Он присел на кровать и посмотрел в зеркало на туалетном столике. Дородный мужчина с сильной проседью, с хорошо сохранившимися зубами. Денби вздохнул. Если б он не встретил Лизу, если б не открылось для него что-то совершенно другое, настоящая жизнь, что ли! Он был вполне счастлив в постели с Аделаидой, вполне счастлив, флиртуя с Дианой. Конечно, это объяснялось его ограниченностью, поверхностностью. Благодаря Лизе среди ночи воссияло солнце, мир стал красочным, призрак обрел плоть. Он просто забыл, что так бывает. Может, и снова забудет. Может, пройдя через все испытания, он успокоится у каких-нибудь мирных берегов, где солнце не столь беспощадно. Может, он будет безмятежно жить, как удалившийся на покой старичок, найдет тихое, уютное пристанище, где не будет ангелов. И женщин. Мог ли бы он полюбить другую? После встречи с Лизой ни о ком другом он и думать не хотел.
Где же она теперь, размышлял он, в каком невообразимом чертоге счастья со своим избранником? В его представлении она обитала совсем в ином мире, дышала иным воздухом. Она представлялась ему посланницей далекой галактики, возвратившейся теперь в светящейся капсуле назад, в другое, неведомое пространственно-временное измерение. Этот расплывчатый образ умерял его ревность и страсть. Что недосягаемо, тою и желать не приходится. А Лиза была видение, призрак, она была недосягаема. Но как бы Денби ни обманывал себя, он знал, что видел живую женщину и – о Боже! – прикасался к ней, и она могла бы его полюбить.
Денби чувствовал, что еще немного – и он заплачет. Он давным-давно забыл, что такое слезы. Но в последнее время, по утрам и особенно ближе к ночи, Денби стал плакать. Это приносило ему облегчение, успокаивало, снимало внутреннее напряжение, в котором он постоянно находился. Только нужно было постараться, чтобы Бруно не заметил, что у него глаза на мокром месте. Денби встал, подошел к двери, прислушался. Наверху было тихо. Денби решил проверить для порядка, заперта ли парадная дверь, и на цыпочках поднялся по ступенькам. Слава Богу, что Бруно хорошо спит по ночам.
На половике лежало письмо, которое пришло с вечерней почтой. Денби увидел незнакомый почерк и сразу подумал, что письмо от Лизы. Торопливо, дрожащими руками он вскрыл конверт. Письмо было очень длинным, оказалось, что оно от Найджела. Денби запер входную дверь, накинул цепочку и медленно пошел к себе. Некоторое время он сидел неподвижно, уставясь в пустоту, сжимая в руке письмо Найджела. Если б только не эти тщетные надежды, обманчивые мечты, неосуществимые желания! Денби закрыл глаза, и слезы покатились у него по щеке. Потом принялся читать письмо.
Дражайший Денби!
Надеюсь, Вы простите меня за то, что я нарушил свой долг – ушел, не предупредив, не согласовав этого с Вами, не испросив позволения. Жаль, что мне пришлось покинуть Бруно, я хотел быть рядом с ним до самого конца. Надеюсь, он не встревожен, и я бы просил Вас передать ему мой сердечный поклон, если бы полагал, что он еще помнит Найджела, но я уверен, что он уже забыл обо мне, к счастью. Поскольку Найджела в некотором смысле никогда не было, обо мне и помнить невозможно – я не отбрасываю тени. Я пишу Вам в первый и последний раз, ибо беседа с Вами – для меня истинная радость (почему – Вы узнаете из письма), к тому же мне необходимо объяснить свой уход. Это и еще кое-что.
Любовь – это странная вещь. Без сомнения, она правит миром, она, и только она. Любовь – самое главное в жизни. Все прочее – тлен, суета и томление духа. Но тем не менее она и великий смутьян, это уж точно. Она побуждает мечтать о несбыточном, поклоняться идеалу. Странно, любить дозволено кого угодно и как угодно. Природа этого не запрещает. Кошке не возбраняется смотреть на короля, негодяй может любить благородного человека, благородный человек – негодяя, хороший – хорошего, мерзавец – мерзавца. Ал-ле оп: вспыхивает свет, и мы то ли наяву, то ли во сне. Увы, дражайший Денби, любовь часто бывает одинокой, замкнутой, безысходной и тайно разъедает душу. Условности тут ни при чем. Любовь не знает условностей. Случается все что угодно, и в некотором смысле слова, в самом, самом широком смысле, нет ничего невозможного. Ах, я и об этом думал, мой дорогой, и от этого я тоже много страдал. Вы могли полюбить меня. Увы, теоретически это было вполне вероятно. И я ушел не потому, что воображаемое несбыточно, а потому, что знал, сколь разрушительна моя великая любовь. Если бы я был святым, а я вполне мог бы им быть, я любил бы Вас, и поведал бы Вам об этом, и остался бы рядом с Вами, не причинив Вам никакого вреда, и Вы бы привыкли ко мне, как к воздуху, который вдыхаете, и даже не замечали бы, как я Вас люблю. Но поскольку я все-таки не святой, стихийная небесная сила, вырвавшись однажды из своих темных недр, повлекла бы нас – куда? Не знаю, но только вниз. Вам пришлось бы играть ненавистную роль. А я…
Кто другая моя великая любовь, Вы легко догадаетесь сами. Я и представить себе не мог, что вы оба у меня на глазах будете наводить друг на друга заряженные пистолеты. Но когда это произошло, вы были точно глина в моих руках. Оказалось, очень легко было заставить вас делать то, чего хотел я! Но мне не должно думать о моей богоподобной власти, этот путь пролегает через самые немыслимые мучения, которые я уже изведал до конца. Ведь наша дуэль была великим испытанием, не так ли? Со своим непредсказуемым исходом она обернулась горней мукой, русской рулеткой души. Простите меня.
Я решил, что мне в моем положении остается лишь уехать из Англии. Один друг помог мне получить работу в Индии в Комитете защиты детей, и я улетаю в Калькутту. Я не оставляю обратного адреса и не подписываюсь. Я Ваш добрый дух и останусь таковым, независимо от того, будете Вы помнить обо мне или нет. Припадаю к Вашим стопам.
Денби смотрел на письмо. Оно причинило ему сильную, неизведанную боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Денби подошел к окну задернуть занавески. Была темная безлунная ночь, накрапывал дождик. Он сходил проверить, не захлопнулась ли дверь пристройки, которую он оставлял открытой на случай, если позовет Бруно. Когда Денби заглядывал к нему недавно, старик крепко спал. О Боже, пошли ему умереть во сне, с болью в сердце подумал Денби, пошли ему умереть во сне. Но только не сегодня. Бедный Бруно. Денби откинул одеяло и простыню, проверил, высох ли матрас. Кажется, высох. На Стэдиум-стрит Денби никогда не чувствовал себя как дома, однако любил свою комнатку с окошком, выходившим в унылый дворик. Дворик занесло илом, в ясную погоду он высыхал, покрывался трещинами, а в дождь земля превращалась в вязкое, клейкое месиво. Надо бы очистить дворик, но как, Денби плохо себе представлял.
Он присел на кровать и посмотрел в зеркало на туалетном столике. Дородный мужчина с сильной проседью, с хорошо сохранившимися зубами. Денби вздохнул. Если б он не встретил Лизу, если б не открылось для него что-то совершенно другое, настоящая жизнь, что ли! Он был вполне счастлив в постели с Аделаидой, вполне счастлив, флиртуя с Дианой. Конечно, это объяснялось его ограниченностью, поверхностностью. Благодаря Лизе среди ночи воссияло солнце, мир стал красочным, призрак обрел плоть. Он просто забыл, что так бывает. Может, и снова забудет. Может, пройдя через все испытания, он успокоится у каких-нибудь мирных берегов, где солнце не столь беспощадно. Может, он будет безмятежно жить, как удалившийся на покой старичок, найдет тихое, уютное пристанище, где не будет ангелов. И женщин. Мог ли бы он полюбить другую? После встречи с Лизой ни о ком другом он и думать не хотел.
Где же она теперь, размышлял он, в каком невообразимом чертоге счастья со своим избранником? В его представлении она обитала совсем в ином мире, дышала иным воздухом. Она представлялась ему посланницей далекой галактики, возвратившейся теперь в светящейся капсуле назад, в другое, неведомое пространственно-временное измерение. Этот расплывчатый образ умерял его ревность и страсть. Что недосягаемо, тою и желать не приходится. А Лиза была видение, призрак, она была недосягаема. Но как бы Денби ни обманывал себя, он знал, что видел живую женщину и – о Боже! – прикасался к ней, и она могла бы его полюбить.
Денби чувствовал, что еще немного – и он заплачет. Он давным-давно забыл, что такое слезы. Но в последнее время, по утрам и особенно ближе к ночи, Денби стал плакать. Это приносило ему облегчение, успокаивало, снимало внутреннее напряжение, в котором он постоянно находился. Только нужно было постараться, чтобы Бруно не заметил, что у него глаза на мокром месте. Денби встал, подошел к двери, прислушался. Наверху было тихо. Денби решил проверить для порядка, заперта ли парадная дверь, и на цыпочках поднялся по ступенькам. Слава Богу, что Бруно хорошо спит по ночам.
На половике лежало письмо, которое пришло с вечерней почтой. Денби увидел незнакомый почерк и сразу подумал, что письмо от Лизы. Торопливо, дрожащими руками он вскрыл конверт. Письмо было очень длинным, оказалось, что оно от Найджела. Денби запер входную дверь, накинул цепочку и медленно пошел к себе. Некоторое время он сидел неподвижно, уставясь в пустоту, сжимая в руке письмо Найджела. Если б только не эти тщетные надежды, обманчивые мечты, неосуществимые желания! Денби закрыл глаза, и слезы покатились у него по щеке. Потом принялся читать письмо.
Дражайший Денби!
Надеюсь, Вы простите меня за то, что я нарушил свой долг – ушел, не предупредив, не согласовав этого с Вами, не испросив позволения. Жаль, что мне пришлось покинуть Бруно, я хотел быть рядом с ним до самого конца. Надеюсь, он не встревожен, и я бы просил Вас передать ему мой сердечный поклон, если бы полагал, что он еще помнит Найджела, но я уверен, что он уже забыл обо мне, к счастью. Поскольку Найджела в некотором смысле никогда не было, обо мне и помнить невозможно – я не отбрасываю тени. Я пишу Вам в первый и последний раз, ибо беседа с Вами – для меня истинная радость (почему – Вы узнаете из письма), к тому же мне необходимо объяснить свой уход. Это и еще кое-что.
Любовь – это странная вещь. Без сомнения, она правит миром, она, и только она. Любовь – самое главное в жизни. Все прочее – тлен, суета и томление духа. Но тем не менее она и великий смутьян, это уж точно. Она побуждает мечтать о несбыточном, поклоняться идеалу. Странно, любить дозволено кого угодно и как угодно. Природа этого не запрещает. Кошке не возбраняется смотреть на короля, негодяй может любить благородного человека, благородный человек – негодяя, хороший – хорошего, мерзавец – мерзавца. Ал-ле оп: вспыхивает свет, и мы то ли наяву, то ли во сне. Увы, дражайший Денби, любовь часто бывает одинокой, замкнутой, безысходной и тайно разъедает душу. Условности тут ни при чем. Любовь не знает условностей. Случается все что угодно, и в некотором смысле слова, в самом, самом широком смысле, нет ничего невозможного. Ах, я и об этом думал, мой дорогой, и от этого я тоже много страдал. Вы могли полюбить меня. Увы, теоретически это было вполне вероятно. И я ушел не потому, что воображаемое несбыточно, а потому, что знал, сколь разрушительна моя великая любовь. Если бы я был святым, а я вполне мог бы им быть, я любил бы Вас, и поведал бы Вам об этом, и остался бы рядом с Вами, не причинив Вам никакого вреда, и Вы бы привыкли ко мне, как к воздуху, который вдыхаете, и даже не замечали бы, как я Вас люблю. Но поскольку я все-таки не святой, стихийная небесная сила, вырвавшись однажды из своих темных недр, повлекла бы нас – куда? Не знаю, но только вниз. Вам пришлось бы играть ненавистную роль. А я…
Кто другая моя великая любовь, Вы легко догадаетесь сами. Я и представить себе не мог, что вы оба у меня на глазах будете наводить друг на друга заряженные пистолеты. Но когда это произошло, вы были точно глина в моих руках. Оказалось, очень легко было заставить вас делать то, чего хотел я! Но мне не должно думать о моей богоподобной власти, этот путь пролегает через самые немыслимые мучения, которые я уже изведал до конца. Ведь наша дуэль была великим испытанием, не так ли? Со своим непредсказуемым исходом она обернулась горней мукой, русской рулеткой души. Простите меня.
Я решил, что мне в моем положении остается лишь уехать из Англии. Один друг помог мне получить работу в Индии в Комитете защиты детей, и я улетаю в Калькутту. Я не оставляю обратного адреса и не подписываюсь. Я Ваш добрый дух и останусь таковым, независимо от того, будете Вы помнить обо мне или нет. Припадаю к Вашим стопам.
Денби смотрел на письмо. Оно причинило ему сильную, неизведанную боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72