как странно и удивительно, что ему приходится напоминать Майлзу о приличиях. Денби не без удовольствия отметил, что некогда густая шевелюра Майлза слегка поредела, образовалась плешь.
– Боюсь, ты не отдаешь себе ясного отчета в ситуации, – сказал Майлз. – Я забочусь о благе отца. Встреча со мной может плачевно отразиться на его состоянии. Все это нужно как следует взвесить. Он что, думает, я каждый день должен являться, или как?
Господи, вот чинуша бессердечный, пронеслось в голове у Денби.
– Мне кажется, Бруно ни о чем таком не думает, он просто хочет тебя увидеть.
– Не вижу смысла в подобной встрече.
– Ну, потом вы сами решите, что дальше.
– Это может оказаться настоящей пыткой для отца, и я удивляюсь, почему ты не отговорил его. Ты ведь теперь, должно быть, имеешь на него влияние.
Это что, намек на марки?
– Бруно сам себе голова, я не вожу его на помочах.
– Эта наша встреча может нанести ему такой вред, что потом ничем не поправишь – хоть ходи, хоть не ходи.
Только тут Денби пришло в голову, что Майлз, пожалуй, прав. Как и Бруно, он не шел в мыслях дальше первого шага.
– Ты усложняешь дело, – сказал Денби. – Ты, в конце концов, его единственное дитя, он при смерти и хочет тебя видеть. Мне кажется, твой прямой долг навестить отца, как бы то ни было.
– Всегда надо помнить о последствиях.
– Ох, ладно, – сказал Денби; он резко встал и отодвинул кресло. – Значит, я пойду и скажу ему, что ты не придешь?
– Сядь, Денби.
Денби постоял, переступая с ноги на ногу, и медленно опустился в кресло.
– Извини меня, – сказал Майлз. – Вероятно, я кажусь тебе бессердечным, но я хочу все предусмотреть. Давай зажжем свет.
Он задернул шторы и пошел к выключателю. Денби стиснул зубы.
Майлз был не так уж похож на Гвен, и все же отдельные ее черты, которые память и даже фотографии хранили только в туманной обобщенности, были сейчас неожиданно явлены перед Денби: резко очерченный рот, глубокая бороздка, тянувшаяся к нему от носа, сросшиеся на переносице брови, сосредоточенный взгляд, мелко вьющиеся темные волосы.
Денби отвел взгляд от Майлза и бегло осмотрел комнату, которую освещали теперь две лампочки под зеленым абажуром. Судя по множеству полок с книгами, это был кабинет. Аккуратные стопки бумаги, тетради, стройный ряд шариковых ручек на столе у окна, под самым подоконником. Вычищенный открытый камин с пирамидой еловых шишек, облицованный изразцами Уильяма Морриса, сиял голубыми и пурпурными бликами. Гвен бы понравились эти изразцы. Она бы с удовольствием собирала шишки. На белой крашеной каминной полке – ваза с желтыми нарциссами, над ней – небольшое квадратное зеркало в золоченой раме. Тут и там на книжных полках поблескивали фарфоровые вазочки, ультрамариновые утки, собачки, драконы. Немыслимая чистота и порядок. Образцовое жилье, но и цветы, и утки, и еловые шишки – все это мало похоже на Майлза. Денби смутно припомнил, отчего-то встревожившись, что Майлз женат.
– Откровенно говоря, – Майлз сел и снова принялся сосредоточенно складывать бумагу и тщательно разрезать ее острым ножичком, – откровенно говоря, меня несколько пугает эта затея не только потому, что она может принести вред отцу, но и потому, что она выбьет меня из колеи. Я довольно-таки сильно подвержен эмоциям, а мне надо работать. Отец собирается говорить со мной о деньгах?
– О деньгах? – переспросил Денби. – Господи, да нет же!
А может быть, да? Не исключено, что Бруно хочет решить судьбу марок. Проклятые марки, все они усложняют.
– Видишь ли, – сказал Майлз, старательно и точно разрезая сложенную бумагу. – Видишь ли, не знаю, известно ли тебе, что я регулярно писал отцу и никогда не получал ответа. Я понимал это так, что он вычеркнул меня из своей жизни. Его желание встретиться несколько неожиданно. Он очень сдал?
– Нет, – сказал Денби. – Ему приходится пить всякие лекарства, и бывают дни, когда он слегка рассеян и заговаривается, но в основном у него совершенно ясная голова. Он безусловно в здравом уме.
– Он сильно изменился?
– Внешне да. Но вообще – нет. Я думаю, ты знаешь, что с ним?
– Знаю, как это ни странно, – медленно произнес Майлз, устремив на Денби серьезный, задумчивый взгляд, что очень напомнило Гвен. – Да, как это ни странно, знаю. Я писал его врачу примерно полтора года назад. Надеюсь, с тех пор ничего нового не случилось?
– Нет. Только прогрессирует эта… штука.
Они замолчали. Денби смотрел на Майлза, а Майлз внимательно оглядывал разрезанную бумагу.
– Хорошо. Я навещу его. Но думаю, что это будет ужасно. Ужасно.
Денби встал. Он испытывал необычайную нежность к Бруно, желание его защитить, и в то же время ему страстно хотелось, чтобы Майлз предложил ему выпить. Хотелось, чтобы его пригласили остаться, приветили, чтобы Майлз утешил его. Хотелось поговорить с ним о прошлом.
– Бруно держится молодцом.
– Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Так когда мне прийти? – Майлз тоже поднялся.
– Конечно, Бруно может переменить решение, когда узнает, что ты собираешься навестить его. Может струсить.
– Ты полагаешь, он тоже боится?
– Да.
– Забавно, – сказал Майлз. – А я-то думал, что он и не вспоминает обо мне, особенно теперь.
Он улыбнулся. Зубы у него были острые, неровные, их было больше, чем нужно, впереди они находили один на другой, и это придавало его улыбке, которую Денби успел забыть, что-то неукротимое, волчье. Денби обычно презирал людей с некрасивыми зубами, но Майлза это не портило.
– Во всех случаях я позвоню тебе, – сказал Денби, продолжая неловко стоять. Он был выше Майлза. Об этом Денби тоже как-то забыл. Самое время для благословенного стаканчика джина. Если Бруно отменит встречу, пронеслось в голове у Денби, в следующий раз я увижу Майлза разве только на похоронах. И Денби слегка отодвинул кресло, что можно было расценить и как готовность попрощаться, и как готовность снова сесть. При этом он увидел голубой комочек во впадине между сиденьем и спинкой. Это был женский платок.
– Я никогда не видел твоей жены, – сказал Денби.
Майлз рассеянно взглянул на него и взялся за дверную ручку.
Я должен остановить его, подумал Денби, я хочу поговорить с ним о Гвен. С чего бы начать? Но он так и не смог ничего придумать. Сказал только:
– Бруно хотел познакомиться с твоей женой.
Ничего подобного Бруно не хотел.
– Ненужные эмоции, – сказал Майлз. – Все это совершенно бессмысленно. Совершенно.
И он стал спускаться по лестнице.
– Значит, вы говорили обо мне? – спросил Бруно, подозрительно взглянув на Денби.
– Да, – ответил Денби раздраженно. – Конечно, говорили.
Денби вернулся от Майлза сердитый, и Бруно не мог добиться, что же там произошло.
Денби стоял у окна с незадернутыми шторами, глядя в бурую тьму лондонской ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Боюсь, ты не отдаешь себе ясного отчета в ситуации, – сказал Майлз. – Я забочусь о благе отца. Встреча со мной может плачевно отразиться на его состоянии. Все это нужно как следует взвесить. Он что, думает, я каждый день должен являться, или как?
Господи, вот чинуша бессердечный, пронеслось в голове у Денби.
– Мне кажется, Бруно ни о чем таком не думает, он просто хочет тебя увидеть.
– Не вижу смысла в подобной встрече.
– Ну, потом вы сами решите, что дальше.
– Это может оказаться настоящей пыткой для отца, и я удивляюсь, почему ты не отговорил его. Ты ведь теперь, должно быть, имеешь на него влияние.
Это что, намек на марки?
– Бруно сам себе голова, я не вожу его на помочах.
– Эта наша встреча может нанести ему такой вред, что потом ничем не поправишь – хоть ходи, хоть не ходи.
Только тут Денби пришло в голову, что Майлз, пожалуй, прав. Как и Бруно, он не шел в мыслях дальше первого шага.
– Ты усложняешь дело, – сказал Денби. – Ты, в конце концов, его единственное дитя, он при смерти и хочет тебя видеть. Мне кажется, твой прямой долг навестить отца, как бы то ни было.
– Всегда надо помнить о последствиях.
– Ох, ладно, – сказал Денби; он резко встал и отодвинул кресло. – Значит, я пойду и скажу ему, что ты не придешь?
– Сядь, Денби.
Денби постоял, переступая с ноги на ногу, и медленно опустился в кресло.
– Извини меня, – сказал Майлз. – Вероятно, я кажусь тебе бессердечным, но я хочу все предусмотреть. Давай зажжем свет.
Он задернул шторы и пошел к выключателю. Денби стиснул зубы.
Майлз был не так уж похож на Гвен, и все же отдельные ее черты, которые память и даже фотографии хранили только в туманной обобщенности, были сейчас неожиданно явлены перед Денби: резко очерченный рот, глубокая бороздка, тянувшаяся к нему от носа, сросшиеся на переносице брови, сосредоточенный взгляд, мелко вьющиеся темные волосы.
Денби отвел взгляд от Майлза и бегло осмотрел комнату, которую освещали теперь две лампочки под зеленым абажуром. Судя по множеству полок с книгами, это был кабинет. Аккуратные стопки бумаги, тетради, стройный ряд шариковых ручек на столе у окна, под самым подоконником. Вычищенный открытый камин с пирамидой еловых шишек, облицованный изразцами Уильяма Морриса, сиял голубыми и пурпурными бликами. Гвен бы понравились эти изразцы. Она бы с удовольствием собирала шишки. На белой крашеной каминной полке – ваза с желтыми нарциссами, над ней – небольшое квадратное зеркало в золоченой раме. Тут и там на книжных полках поблескивали фарфоровые вазочки, ультрамариновые утки, собачки, драконы. Немыслимая чистота и порядок. Образцовое жилье, но и цветы, и утки, и еловые шишки – все это мало похоже на Майлза. Денби смутно припомнил, отчего-то встревожившись, что Майлз женат.
– Откровенно говоря, – Майлз сел и снова принялся сосредоточенно складывать бумагу и тщательно разрезать ее острым ножичком, – откровенно говоря, меня несколько пугает эта затея не только потому, что она может принести вред отцу, но и потому, что она выбьет меня из колеи. Я довольно-таки сильно подвержен эмоциям, а мне надо работать. Отец собирается говорить со мной о деньгах?
– О деньгах? – переспросил Денби. – Господи, да нет же!
А может быть, да? Не исключено, что Бруно хочет решить судьбу марок. Проклятые марки, все они усложняют.
– Видишь ли, – сказал Майлз, старательно и точно разрезая сложенную бумагу. – Видишь ли, не знаю, известно ли тебе, что я регулярно писал отцу и никогда не получал ответа. Я понимал это так, что он вычеркнул меня из своей жизни. Его желание встретиться несколько неожиданно. Он очень сдал?
– Нет, – сказал Денби. – Ему приходится пить всякие лекарства, и бывают дни, когда он слегка рассеян и заговаривается, но в основном у него совершенно ясная голова. Он безусловно в здравом уме.
– Он сильно изменился?
– Внешне да. Но вообще – нет. Я думаю, ты знаешь, что с ним?
– Знаю, как это ни странно, – медленно произнес Майлз, устремив на Денби серьезный, задумчивый взгляд, что очень напомнило Гвен. – Да, как это ни странно, знаю. Я писал его врачу примерно полтора года назад. Надеюсь, с тех пор ничего нового не случилось?
– Нет. Только прогрессирует эта… штука.
Они замолчали. Денби смотрел на Майлза, а Майлз внимательно оглядывал разрезанную бумагу.
– Хорошо. Я навещу его. Но думаю, что это будет ужасно. Ужасно.
Денби встал. Он испытывал необычайную нежность к Бруно, желание его защитить, и в то же время ему страстно хотелось, чтобы Майлз предложил ему выпить. Хотелось, чтобы его пригласили остаться, приветили, чтобы Майлз утешил его. Хотелось поговорить с ним о прошлом.
– Бруно держится молодцом.
– Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Так когда мне прийти? – Майлз тоже поднялся.
– Конечно, Бруно может переменить решение, когда узнает, что ты собираешься навестить его. Может струсить.
– Ты полагаешь, он тоже боится?
– Да.
– Забавно, – сказал Майлз. – А я-то думал, что он и не вспоминает обо мне, особенно теперь.
Он улыбнулся. Зубы у него были острые, неровные, их было больше, чем нужно, впереди они находили один на другой, и это придавало его улыбке, которую Денби успел забыть, что-то неукротимое, волчье. Денби обычно презирал людей с некрасивыми зубами, но Майлза это не портило.
– Во всех случаях я позвоню тебе, – сказал Денби, продолжая неловко стоять. Он был выше Майлза. Об этом Денби тоже как-то забыл. Самое время для благословенного стаканчика джина. Если Бруно отменит встречу, пронеслось в голове у Денби, в следующий раз я увижу Майлза разве только на похоронах. И Денби слегка отодвинул кресло, что можно было расценить и как готовность попрощаться, и как готовность снова сесть. При этом он увидел голубой комочек во впадине между сиденьем и спинкой. Это был женский платок.
– Я никогда не видел твоей жены, – сказал Денби.
Майлз рассеянно взглянул на него и взялся за дверную ручку.
Я должен остановить его, подумал Денби, я хочу поговорить с ним о Гвен. С чего бы начать? Но он так и не смог ничего придумать. Сказал только:
– Бруно хотел познакомиться с твоей женой.
Ничего подобного Бруно не хотел.
– Ненужные эмоции, – сказал Майлз. – Все это совершенно бессмысленно. Совершенно.
И он стал спускаться по лестнице.
– Значит, вы говорили обо мне? – спросил Бруно, подозрительно взглянув на Денби.
– Да, – ответил Денби раздраженно. – Конечно, говорили.
Денби вернулся от Майлза сердитый, и Бруно не мог добиться, что же там произошло.
Денби стоял у окна с незадернутыми шторами, глядя в бурую тьму лондонской ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72