И не хотелось мне, а как дед сделал, так приятно было выпить. Лучезарно он заботится, сразу и чаю хочется, и лежать с ногой на шинке хочется, так приятно принимать его заботу.
Лучше машины… Все пригнано. Один к одному, никакой розни, никакой подсидки. С самого начала, еще когда делал у них первую операцию, видно было, что удачно подобрались. Первая была сосудистая для них. И вот результат — в обычной больнице сумели наладить. И подходят они друг другу, и с главным им повезло, и со Светом. Все, как говорится, в ажуре.
Вот и Лев.
— Что, Левушка, кончили? Все операции?
— На сегодня все. Болит?
— В пределах. Как и должно быть. Ты Гале дозвонился?
— Сейчас прискачет. Я сказал ей: все в порядке будет, не волнуйся. Как кровать, удобна? Не сменить?
Вот что значит условия сверхмаксимального благоприятствования! Кровать даже предлагают сменить!
— Чего крутишь? Костыли когда дадите?
— Размечтался!
Нашутились, так сказать, вдосталь. Оба ерничаем. Как-никак, а ситуация новая, непривычная. День-другой — и привыкнем, наверное.
— Тебе чего-нибудь вкусного принести?
— Чайком дед напоил, а так ваша баланда меня пока устраивает. Не бери в голову — Галка наладит. У нее опыт есть в вашей больнице.
— Шутишь? Ну шутник! Ну одолжил!
В жизни мы так со Львом не разговаривали.
Ну вот и Свет пришел. С вестями о коне моем. Xоть теперь и не скоро в седло, суетиться надо заранее. «Все в порядке, Алексей Алексеевич». Свету идет седина. Все они уже подались. Совсем мальчишки были вначале, а теперь маститы.
— Отрастил брюшко, Левушка.
— Ничего. К столу могу подойти. Не мешает.
— И тебе не мешает, Руслан? Ты-то будешь помощнее.
— Пока не жалуюсь.
— Да и вы, Алексей Алексеевич, не стали изящнее. — Свет чувствует себя с профессором в своей тарелке.
— А я, что ж, по-вашему, не матерею? Тоже расту в собственном мнении. Ничто так не толстит, как именно этот рост.
Федя, конечно, не преминул, тишайший Федя:
— Значит, только мы со Светом думаем о себе скромненько, соответственно своим заслугам.
— Мы, может, тоже соответственно заслугам, но хорошо. Свет еще молод, а тебя язва спасает. Понял?
— Куда уж там молод! Смотрите, сколько седины.
— Седина уже у всех. Наверное, микроклимат в вашей больнице серебрит. Главный так совсем белый стал.
— Главный сед, но кудлат, а мы с Русланом еще и полысели маленько. — Лев действительно теперь только за висками следить может. Все остальное на голове несущественно. Стало несущественным.
— Руслан за заведующим тянется. — Свет включается в беседу на правах коллеги. И они забывают, что он не доктор. Привыкли. По-моему, они его иногда принимают за главного.
Смотрел я на них с завистью: как приработались — ладонь не просунешь.
А вот и Галя. Сразу все разбежались.
Конечно, преувеличенный страх, страсти, страдания. Может, женщинам так и положено. У меня-то все в порядке, но что ремонт будет стоить не меньше трехсот, я ей пока не скажу. Женщинам надо поменьше знать о мужских заботах. Сиди жди, ешь, плачь. А потом спи, люби, страдай…
ФЕДОР СЕРГЕЕВИЧ
Интересно, с какой стати приехала к нам эта комиссия? Никого не предупредили, ничего не сказали. Уж конечно, не в честь десятилетней работы нашего отделения.
Походили по коридорам, палатам, все им понравилось. И наши начальники довольны, конечно. С другой стороны, когда комиссия всем довольна, тоже опасно. Черт ее знает, что они хотят. Так уж мы привыкли, что комиссия должна недостатки искать. Сначала скажут, приехали помочь, потом недостатки найдут, потом виновных в этих недостатках, потом накажут этих виновных, потом сообщат по инстанциям, что меры приняты. А эти?.. Эти ну всем довольны — жди подвоха.
Уж почти десять лет мы здесь работаем, и довольно успешно, без особых драк, без больших склок. Склоки бывают, когда работы мало, а нам некогда. Я бы и не обратил внимания на эту комиссию — в конце концов, у нас их уйма ходит, беспрерывно что-то проверяют, хотят что-то переделать, улучшить, что-то найти худое, что-то поднять на щит, помогают, принимают меры и так далее. Мы привыкли, приспособились и понимаем: не пугаемся и тем более радуемся этакому вниманию. Быть первыми, на виду опасно: станут ездить, пример брать, еще, не приведи господь, назовут школой передового опыта, совсем тогда житья не будет. Быть в отсталых еще хуже: сделают постоянным манекеном для битья, боксерской грушей. Надо быть где-то в середочке. Так что мы особенно не реагируем на эти комиссии — привыкли. И на эту я б не обратил внимания, но она мне ночью приснилась. Вроде как эта. Только во сне на автобусах приехали. И народу полно, и автобусов чертова уйма. Штук пятнадцать. Выстроились на дорожках больницы один за другим. Я как бы сверху на наш парк смотрел: деревья, дорожки и автобусы, автобусы… Как на похороны к моргу подъезжают. Ровненькой-ровненькой линией выстроились. Как только они уместились в нашем парке? Но во сне все можно. И почему-то тревожно стало. Потом из всех автобусов вдруг как повалили. Клином построились, как рыцари на Чудском озере, и этаким строем двинулись по больнице. Идут спокойно, эдак раскованно, но строем. Да, стройно, треугольником. А впереди идут и дают пояснения Святослав и Светлана.
Во сне возможны всякие комбинации и нагромождения. Серьезно к этой чертовне, конечно, не отнесешься, но почему-то стало тревожно на душе. Если покопаться, найдешь, конечно, в реальной жизни какие-нибудь копеечные основания для тех черно-белых фантазий, что ночью наш законный отдых вдруг переводят в размытые тона усталости, удивления, тревоги. Можно покопаться, да зачем?
Стало тревожно, и стал я об этом думать и вспоминать, самого себя выспрашивать. Что им надо? Зачем были? Неужели какие-нибудь игры по гражданской обороне? Неохота. А может, что еще?.. Никто у нас не беспокоился: ну была комиссия, уехала, и быльем поросло. А меня этот сон вышиб из колеи, породил какой-то дикий порыв к действию. А тут еще, как назло, проезжаю мимо кинотеатров, афиш — лезут в окна автобусов (взял бы да отвернулся — так нет), и фильмы замечаю только те, что тревогу будят, призывают к действию: «За мной, канальи!», «Бей первым, Фреди!», «Не промахнись, Ассунта!..»
Пойти, что ль, ко Льву или прямо к главному: что-нибудь им должны были сказать все же? К ним приди! Пошлют подальше, и вся недолга. Я как-то сказал Левке, что, когда приезжает начальство, он с ними говорит неестественно, не обычным своим голосом, с чужой улыбкой. А он мне сказал, что у меня у самого заведомо неестественный настрой при начальстве, потому я и вижу все в искаженном свете, через призму собственных настроений. Да и действительно, неужто он с приезжим начальством должен говорить как со мной, иль с Фомичом, или со Светом?
К Фомичу тоже как-то пришел с советом, уж не помню, по какому поводу, брякнул чертовню какую-то, а он повернулся ко мне вместе со стулом, сложил ручки на животе и пошел сказки плести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Лучше машины… Все пригнано. Один к одному, никакой розни, никакой подсидки. С самого начала, еще когда делал у них первую операцию, видно было, что удачно подобрались. Первая была сосудистая для них. И вот результат — в обычной больнице сумели наладить. И подходят они друг другу, и с главным им повезло, и со Светом. Все, как говорится, в ажуре.
Вот и Лев.
— Что, Левушка, кончили? Все операции?
— На сегодня все. Болит?
— В пределах. Как и должно быть. Ты Гале дозвонился?
— Сейчас прискачет. Я сказал ей: все в порядке будет, не волнуйся. Как кровать, удобна? Не сменить?
Вот что значит условия сверхмаксимального благоприятствования! Кровать даже предлагают сменить!
— Чего крутишь? Костыли когда дадите?
— Размечтался!
Нашутились, так сказать, вдосталь. Оба ерничаем. Как-никак, а ситуация новая, непривычная. День-другой — и привыкнем, наверное.
— Тебе чего-нибудь вкусного принести?
— Чайком дед напоил, а так ваша баланда меня пока устраивает. Не бери в голову — Галка наладит. У нее опыт есть в вашей больнице.
— Шутишь? Ну шутник! Ну одолжил!
В жизни мы так со Львом не разговаривали.
Ну вот и Свет пришел. С вестями о коне моем. Xоть теперь и не скоро в седло, суетиться надо заранее. «Все в порядке, Алексей Алексеевич». Свету идет седина. Все они уже подались. Совсем мальчишки были вначале, а теперь маститы.
— Отрастил брюшко, Левушка.
— Ничего. К столу могу подойти. Не мешает.
— И тебе не мешает, Руслан? Ты-то будешь помощнее.
— Пока не жалуюсь.
— Да и вы, Алексей Алексеевич, не стали изящнее. — Свет чувствует себя с профессором в своей тарелке.
— А я, что ж, по-вашему, не матерею? Тоже расту в собственном мнении. Ничто так не толстит, как именно этот рост.
Федя, конечно, не преминул, тишайший Федя:
— Значит, только мы со Светом думаем о себе скромненько, соответственно своим заслугам.
— Мы, может, тоже соответственно заслугам, но хорошо. Свет еще молод, а тебя язва спасает. Понял?
— Куда уж там молод! Смотрите, сколько седины.
— Седина уже у всех. Наверное, микроклимат в вашей больнице серебрит. Главный так совсем белый стал.
— Главный сед, но кудлат, а мы с Русланом еще и полысели маленько. — Лев действительно теперь только за висками следить может. Все остальное на голове несущественно. Стало несущественным.
— Руслан за заведующим тянется. — Свет включается в беседу на правах коллеги. И они забывают, что он не доктор. Привыкли. По-моему, они его иногда принимают за главного.
Смотрел я на них с завистью: как приработались — ладонь не просунешь.
А вот и Галя. Сразу все разбежались.
Конечно, преувеличенный страх, страсти, страдания. Может, женщинам так и положено. У меня-то все в порядке, но что ремонт будет стоить не меньше трехсот, я ей пока не скажу. Женщинам надо поменьше знать о мужских заботах. Сиди жди, ешь, плачь. А потом спи, люби, страдай…
ФЕДОР СЕРГЕЕВИЧ
Интересно, с какой стати приехала к нам эта комиссия? Никого не предупредили, ничего не сказали. Уж конечно, не в честь десятилетней работы нашего отделения.
Походили по коридорам, палатам, все им понравилось. И наши начальники довольны, конечно. С другой стороны, когда комиссия всем довольна, тоже опасно. Черт ее знает, что они хотят. Так уж мы привыкли, что комиссия должна недостатки искать. Сначала скажут, приехали помочь, потом недостатки найдут, потом виновных в этих недостатках, потом накажут этих виновных, потом сообщат по инстанциям, что меры приняты. А эти?.. Эти ну всем довольны — жди подвоха.
Уж почти десять лет мы здесь работаем, и довольно успешно, без особых драк, без больших склок. Склоки бывают, когда работы мало, а нам некогда. Я бы и не обратил внимания на эту комиссию — в конце концов, у нас их уйма ходит, беспрерывно что-то проверяют, хотят что-то переделать, улучшить, что-то найти худое, что-то поднять на щит, помогают, принимают меры и так далее. Мы привыкли, приспособились и понимаем: не пугаемся и тем более радуемся этакому вниманию. Быть первыми, на виду опасно: станут ездить, пример брать, еще, не приведи господь, назовут школой передового опыта, совсем тогда житья не будет. Быть в отсталых еще хуже: сделают постоянным манекеном для битья, боксерской грушей. Надо быть где-то в середочке. Так что мы особенно не реагируем на эти комиссии — привыкли. И на эту я б не обратил внимания, но она мне ночью приснилась. Вроде как эта. Только во сне на автобусах приехали. И народу полно, и автобусов чертова уйма. Штук пятнадцать. Выстроились на дорожках больницы один за другим. Я как бы сверху на наш парк смотрел: деревья, дорожки и автобусы, автобусы… Как на похороны к моргу подъезжают. Ровненькой-ровненькой линией выстроились. Как только они уместились в нашем парке? Но во сне все можно. И почему-то тревожно стало. Потом из всех автобусов вдруг как повалили. Клином построились, как рыцари на Чудском озере, и этаким строем двинулись по больнице. Идут спокойно, эдак раскованно, но строем. Да, стройно, треугольником. А впереди идут и дают пояснения Святослав и Светлана.
Во сне возможны всякие комбинации и нагромождения. Серьезно к этой чертовне, конечно, не отнесешься, но почему-то стало тревожно на душе. Если покопаться, найдешь, конечно, в реальной жизни какие-нибудь копеечные основания для тех черно-белых фантазий, что ночью наш законный отдых вдруг переводят в размытые тона усталости, удивления, тревоги. Можно покопаться, да зачем?
Стало тревожно, и стал я об этом думать и вспоминать, самого себя выспрашивать. Что им надо? Зачем были? Неужели какие-нибудь игры по гражданской обороне? Неохота. А может, что еще?.. Никто у нас не беспокоился: ну была комиссия, уехала, и быльем поросло. А меня этот сон вышиб из колеи, породил какой-то дикий порыв к действию. А тут еще, как назло, проезжаю мимо кинотеатров, афиш — лезут в окна автобусов (взял бы да отвернулся — так нет), и фильмы замечаю только те, что тревогу будят, призывают к действию: «За мной, канальи!», «Бей первым, Фреди!», «Не промахнись, Ассунта!..»
Пойти, что ль, ко Льву или прямо к главному: что-нибудь им должны были сказать все же? К ним приди! Пошлют подальше, и вся недолга. Я как-то сказал Левке, что, когда приезжает начальство, он с ними говорит неестественно, не обычным своим голосом, с чужой улыбкой. А он мне сказал, что у меня у самого заведомо неестественный настрой при начальстве, потому я и вижу все в искаженном свете, через призму собственных настроений. Да и действительно, неужто он с приезжим начальством должен говорить как со мной, иль с Фомичом, или со Светом?
К Фомичу тоже как-то пришел с советом, уж не помню, по какому поводу, брякнул чертовню какую-то, а он повернулся ко мне вместе со стулом, сложил ручки на животе и пошел сказки плести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43