— Идиот.
Она стащила с красивых ступней ботинки. В комнате устало положила руки на колени... подавила зевок... подняла на меня глаза. Я стоял и молчал. Усмехнувшись, она через голову стянула рубашку. Модели загорают топлесс. Загар был ровным, без паузы на бюстгальтер.
— Так и будешь стоять?
Свет в комнате был серый, утренний. В латунный подоконник стучался последний снег. Или первый дождь? Стягивая брюки, я запутался и чуть не упал. Левая рука забинтована. Правая разбита так, что пальцы не разгибаются и под кожей концентрическими кругами расползается синяк.
— У тебя есть презерватив?
— Нет.
— Плохо. Точно нету?
Иногда открывая глаза, я видел, какое усталое у нее лицо. А ведь начиналось все неплохо. Я совсем не собирался за ней ухаживать. Просто попросил что-нибудь сказать. Она усмехнулась.
— О чем?
— Не знаю. Скажи о любви.
У Карины был день рождения. Гости собрались у нее дома. Жила Карина в тех жутких кирпичных дворах, что расположены вокруг тюрьмы «Кресты». В ее комнате были огромные окна. При ярком свете все чувствовали себя глупо. На низком столике стояло несколько бутылок красного вина и лежали бутерброды. Терпеть не могу такие вечеринки. Сперва даже думал выпить немного и уйти. Но потом стемнело, лишние люди исчезли, на стол выставили водку. Я остался.
К полуночи возникла идея сходить потанцевать. Карина настаивала на клубе «Wild Side». Она была именинницей, никто не спорил. В машине она сидела у меня на коленях. Ровно мне в лицо упиралась отличная круглая грудь. Я что-то пил из горлышка и иногда с ней целовался. Вообще-то у нас были не те отношения, но так уж выходило. Машину подбрасывало, и я хватался за Карину руками. Сразу под тонкой тканью начиналось жаркое, желанное тело.
Кроме нас, в машине сидели еще две пары. Гитарист малоизвестной группы с журналисткой из «Московского Комсомольца». Плюс двое испанцев. Парни взасос целовались между собой. Еще дома я спросил, гомосексуалисты ли они. Ответили они разом, как в армии. Один сказал: «Да!», а второй: «Нет!» По-русски они почти не говорили. Их грозное испанское «тр-р-р-р-хр» перетекало в стеклянное «эль-ль-ль». Парни были красивые, смуглые, с черными ресницами. Тропические и порченые, как лежалые бананы.
С яркого и шумного проспекта Газа мы свернули на набережную Бумажного канала. Пахло мокрой грязью и древесной корой. Возле парадных на веревочках сушилось белье. Неподалеку от входа в клуб блевал военный в форме. Зайдя, я приобнял Карину за талию. Она смеялась и прижималась ко мне.
В баре мы купили водки с апельсиновым соком. Мне хотелось, чтобы она была пьяна.
— С днем рождения!
— Спасибо!
Чтобы расслышать друг друга, приходилось наклоняться и почти орать. Помимо бара, в «Wild Side» имелся танцпол. Там было так тесно, что музыканты упирались грифами гитар в противоположную стену. В общем, так себе местечко. В туалете на двери не было задвижки.
— Ну, чего ты молчишь?
— Чего тебе сказать?
— Такая симпатичная — и молчишь. Скажи хоть чего-нибудь.
— О чем?
— Не знаю. Скажи о любви.
Идиоту понятно, что означают такие диалоги. Завтра нам предстоит проснуться в одной постели. Может быть, я стану хмуриться, мучиться и мечтать о моменте, когда за ней захлопнется дверь.
— О любви? Ну что ж... Послушай, если интересно.
Она была не из тех, кто на вопрос «как дела?» начинает рассказывать, как дела. Не знаю, с чего ее повело. Но она говорила... а я слушал.
Было время, и Карина училась в художественной школе. Каждое лето учеников вывозили на экскурсии. Педагоги старались, чтобы подопечные действительно понимали, что значит слово «искусство». Карина ездила в Москву, Прибалтику, по Золотому кольцу. Когда ей было тринадцать, класс отправился в Псковскую область изучать фрески тамошних монастырей. Наверное, уже тогда она была как сейчас... красивой... желанной. Одну из обителей реставрировали, большая часть помещений пустовала. Там-то, в монастыре, ее прямо в келье и изнасиловали двое пьяных монахов.
— Как монахов?
— Так. Монахов.
— Такого не бывает!
— Ты думаешь, я вру?
— Не рабочих? Не послушников? Именно монахов?
— Можно подумать, я в этом понимаю! Бородатые оба... Когда насиловали, балахоны свои черные задирали...
Мы помолчали. Блин!.. Все так удачно складывалось. Не с испанцами же ей было отсюда уходить! А теперь...
С утра я сидел в уличном кафе, возле Дома Журналистов. Был какой-то праздник. По Невскому маршировали военные оркестры. Мой столик был, как раб, цепью за ногу прикован к стене. От стаявшего снега на нем остались разводы серой грязи. У трубачей некрасиво раздувались щеки. Я пил «Коку» из бумажного стаканчика. Бедная девочка... Бедная девочка... Бедная девочка...
Карина была моделью. Она могла и работать на подиуме, и сниматься в рекламе. Хотя обычно девушкам достается что-то одно. Незадолго до дня рождения она ездила на показ в Лондон. Говорила, что ей заплатили ЦЕЛУЮ КУЧУ денег! Хвасталась, какие классные юбочки купила на Пикадили-Сёкес. Еще раньше ее лицо показывали в ролике знаменитого шампуня, который крутили по всем центральным каналам.
Когда модная москвичка Маша Цигаль привезла в «Continent» коллекцию «Фавориты Луны», Карину отобрали для показа из нескольких десятков претенденток. Перед показом я сидел в раздевалке на втором этаже клуба и таращился на гологрудых моделек. Они надевали на свои тела дорогие платья, выходили в зал и улыбались. Что за скользкие гады копошатся в их памяти? У них была тонкая кожа... смешные тонкие руки. Как могут они улыбаться? — мучался я.
Ухаживать за такой хрупкой... чистой девушкой... я не знал, с чего начать. Сперва пробовал приглашать Карину на концерты. Например, мы сходили на английских панк-рокеров «The Exploited». Как известно, концерт кончился большой кровью. Прямо в зале омоновцы в касках и бронежилетах атаковали толпу панков. Тех, кто падал, тут же затаптывали и, целясь в голову, били дубинками.
— Что они делают?! Это же люди!
В ее глазах стояли красивые слезы. Я удивился... как-то радостно удивился. Обычно такие чистенькие, ухоженные девушки не сочувствуют пьяным гребнястым подонкам. Ну и что, что она модель? Мы могли бы быть парой... неплохой парой. После концерта мы вместе с группой поехали в «Fish Fabrique». Англичане вертели бритыми башками и звенели вдетыми в ноздри цепочками. Выпив пару кружечек, я спросил, не выйдет ли Карина за меня замуж?
— За тебя? Да ты что!
— Не выйдешь?
— Чего в тебе хорошего? Без конца пьешь. Денег нет.
— Почему «без конца»? Неужели во мне нет вообще ничего хорошего?
— Сам-то как думаешь?
Я задумался. Действительно задумался.
— Иногда дома... один... я слушаю радио... и танцую... ну, знаешь?.. перед зеркалом... как будто певец — это я... получается ничего.
Она громко рассмеялась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68