Но они расширили круг вопросов и стали исследовать моральные качества Богрова в его взаимоотношениях с анархистами. И выяснилось, что он не анти-Азеф, а фигура иного рода.
Анархисты подозревали в нем провокатора, обвинили его в утайке партийных денег и заставили его их вернуть.
И вот главное: «16 августа ко мне на квартиру явился... „Степа“... Приметы „Степы“: высокого роста, лет 26-29, темный шатен, усы падающие вниз, волосы слегка завиваются, довольно полный и широкоплечий. „Степа“ заявил мне, что моя провокация безусловно и окончательно установлена... мне в ближайшем будущем угрожает смерть... реабилитировать себя я могу одним способом, а именно путем совершения какого-либо террористического акта, причем намекал, что наиболее желательным актом является убийство начальника охранного отделения Н. Н. Кулябко, но что во время торжеств в августе я имею богатый выбор... Буду ли я стрелять в Столыпина или в кого-либо другого, я не знал, но окончательно остановился на Столыпине уже в театре, ибо, с одной стороны, он был одним из немногих лиц, которых я раньше знал, отчасти же потому, что на нем было сосредоточено общее внимание публики».
Идейная сторона покушения как будто стала ясна. Эти показания Богров давал в день казни, они были последними. Его повесили в ночь с 11 на 12 сентября в Лысогорском форте.
Загадка Богрова тем не менее сохранилась до нашего времени. Ее широко использовала революционная пропаганда, представляя Богрова агентом охранки, руками которого полиция устранила Столыпина, и сеяла недоверие именно к тем органам, которые боролись с революцией.
Пытались эту загадку объяснить и по-другому. Киевский генерал-губернатор Ф. Ф. Трепов утверждал, что в день покушения Богров обедал в ресторане «Метрополь» с «известным врагом монархического строя Львом Троцким-Бронштейном». То есть, говоря прямо, был заговор.
Истина же мало кого интересовала.
А она лежала в русле российского исторического процесса, который активно перестраивал Столыпин. Посмотрим на фигуру Богрова непредвзято. Обеспеченный человек, спортсмен, шахматист, умный, ироничный, любимый родителями, уважаемый друзьями. Он только-только начал жить. Революционеры явно его разочаровали — он от них отошел. Отсутствие глубоких убеждений толкнуло его к полиции, но и от нее он, отошел. Вспомним: «Героическое „все позволено“ незаметно подменяется просто беспринципностью во всем, что касается личной жизни, личного поведения, чем наполняются житейские будни. В этом заключается одна из важных причин, почему у нас, при таком обилии героев, так мало просто порядочных, дисциплинированных, трудолюбивых людей...» Да, это Сергий Булгаков, статья «Героизм и подвижничество» из сборника «Вехи».
Богров, по словам хорошо знавшего его анархиста И. С. Гроссмана, жил протестом против нудной обыденщины и никогда не был «просто веселым, радостным, упоенным борьбой и риском». Жизнь его утомляет. Он презирает ее, у него достает силы не бояться смерти, но есть ли сила, чтобы жить? Знавшие его эсеры говорили: «Барин, буржуй, в серьезных делах с ним лучше не связываться».
Из письма Богрова родителям 1 сентября раскрывается своеобразная трагедия этого человека:
«Дорогие мои, милые папа и мама.
Знаю, что вас страшно огорчит и поразит тот удар, который я вам наношу, и в настоящий момент это единственное, что меня убивает. Но я знаю вас не только за самых лучших людей, которых я встречал в жизни, но и за людей, которые все могут понять и простить.
Простите же и меня, если я совершаю поступок, противный вашим убеждениям.
Я иначе не могу, и вы сами знаете, что вот 2 года, как я пробую отказаться от старого.
Но новая спокойная жизнь не для меня и если бы я даже и сделал хорошую карьеру, я всё равно кончил бы тем же, чем теперь кончаю.
Целую много, много раз.
Митя».


При внимательное чтении это трогательное сыновье письмо подтвердит трагедию российского интеллигента.
Солженицын, размышляя о Богрове, выдвигает идею «идеологического поля», то есть другими словами настроение общества вызывает террор. Думается, это не совсем так. Любой террор, кроме вендетты, вызывается настроением общества или его части, которое поощряет его. Да и вендетту тоже. Богров порождение более серьезных явлений нашей истории, о которых точно высказались отечественные философы.
Сегодня, когда мы переживаем драму смутного перестроечного времени, нетерпеливость, нежелание и неумение созидательно работать вызывают в нашей интеллигенции то тоску по твердой руке, то желание найти «врагов перестройки», то потребность в молниеносных результатах. И снова — оторванность от народа, у которого никто и не спрашивает, чего он хочет.
Пятого сентября, вечером, Столыпин умер. «В истории России начинается новая глава», — пророчески сообщило «Новое время».
Когда вскрыли завещание, прочли:
«Я хочу быть погребенным там, где меня убьют ».
Его похоронили в Киево-Печерской лавре рядом с могилами Искры и Кочубея, двух героев петровской эпохи, предпочивших лютую смерть предательству.
Петербургское телеграфное агентство сообщило: «КИЕВ, 9 сентября. — Серое пасмурное утро. Флаги на консульствах приспущены. Со стороны лавры мчатся автомобили и вереницей тянутся экипажи. Для желающих не хватает места в вагонах трамвая. Они целым потоком направляются в лавру. Открытый сначала широкий доступ в двери лавры, затем, во избежание давки, несколько ограничивают. Около Великих ворот быстро образовалась огромная толпа, заполнившая всю площадь и Трапезную церковь, где у тела покойного всю ночь дежурили чины министерства внутренних дел, с товарищем министра Лыкошиным во главе. Прибывают представители и депутации высших государственных учреждений, приехавших из Петербурга, высшие представители местных и иногородних ведомственных и общественных учреждений и организаций. В числе присутствующих: обер-прокурор св. Синода, главноуправляющий землеустройством и земледелием, министры юстиции и торговли и промышленности, председатель Государственной Думы Родзянко, члены Государственных Совета и Думы, петербургский и московский городские головы. Из рук в руки передают подписной лист, быстро покрываемый подписями чиновников и общественных деятелей, жертвующих значительные суммы на памятник П. А. Столыпину...»
Царя на похоронах не было . Он простился с телом раньше, как только прибыл шестого сентября пароходом из Чернигова, долго стоял на коленях перед умершим, молился и много раз повторял: «Прости».
Еще раньше, перед отъездом в Чернигов, он хотел посетить раненого, но жена Столыпина его не пустила.
Умирал Петр Аркадьевич, то впадая в забытье, то приходя в себя. Он все время говорил что-то бессвязное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61