Существует также мнение, что в основе слова «буканьер» лежит искаженное французское «buffle» — буйвол. Впрочем, наименование «букан» встречается в литературе и как название «мест, где находились их (буканьеров. — Д. К.) небольшие обработанные поля и жилища. Здесь солили и коптили они мясо убитых животных, сушили их шкуры. Жилища эти состояли из больших шалашей, покрытых сверху, но без стен…» Так или иначе, но термин закрепился.
Испанские власти были встревожены появлением в своих владениях непрошеных гостей. Буканьеры не признавали власти испанского короля, не платили никаких податей и вели торговлю с местным населением, нарушая испанскую колониальную монополию. Острова буканьеров (Тортуга, Эспаньола, Сан-Доминго (совр. Гаити), Невис, Сент-Кристофер), эти маленькие республики равенства, находились под постоянной угрозой вторжения карательных экспедиций. Особенно ожесточенный характер приняла борьба испанцев против буканьеров на Эспаньоле, где развернулась настоящая партизанская война. Не сумев сломать сопротивление лесных охотников, испанцы принялись методично истреблять скот, чтобы лишить буканьеров источников существования. Тем самым испанцы еще более укрепили ненависть к себе и сами спровоцировали буканьеров на занятие пиратством.
Вот что сообщал об этих людях в официальном донесении от 20 июля 1665 года правитель Тортуги и французских поселений на побережье Сан-Доминго Бертран д'Ожерон: «…семь или восемь сотен французов рассеяны по берегам острова Эспаньола в недоступных местах, окруженных горами или большими скалами и морем, откуда они могут переходить с места на место в маленьких ботах… Они живут подобно дикарям, не признавая никакой власти и без каких-либо начальников… Они грабят многие голландские и английские суда, чем причиняют много беспокойств. Живут они, питаясь мясом диких свиней и быков и выращивая немного табака, который обменивают на оружие, провизию и одежду…»
Карибские пираты называли себя также флибустьерами. В истории слова много неопределенности. Французское «flibustier» и английское «flibuster» обозначают морских разбойников-авантюристов, промышляющих в Вест-Индии и Центральной Америке и грабящих испанские колонии в течение XVII в. В основе слова отразилось то странное смешение языков, которым пользовался этот пестрый по национальному составу, многоязычный мир. Возможно, что источником было голландское «vrij-buitter», обозначающее вольного добытчика, т.е. того, кто идет на разбой. От него произошло английское «free booty», т.е. добыча, захваченная в разбойничьем промысле. Любопытно, что небольшие маневренные лодки, на которых пираты нападали на прибрежные селения, назывались «флибуты» («flyboot»).
Уникальный пиратский мир Вест-Индии дал еще одно удивительное наименование. Авантюристы, искатели приключений, головорезы и убийцы образовали своеобразный союз разбойников с необычными и суровыми законами и выработанным пиратским кодексом чести. Члены союза именовались береговые братья («frere de la cote»).
Безграничные возможности для разбоя таились на Востоке. «Какая собака может быть без блох, а какая торговля — без разбойников», — рассуждал малайский хронист. С этим утверждением трудно не согласиться. Пираты впивались в торговые артерии Персидского залива и южных морей, Индии и Китая, Дальнего Востока. Эти богатейшие трассы никогда не обходили вниманием азиатские туземные разбойники, свирепствовавшие в этих широтах. «Пиратский берег», что тянулся вдоль восточного побережья Аравийского полуострова, удерживая под постоянным прицелом торговые трассы Персидского залива, на протяжении веков монополизировало аравийское племя джаваим. Малабарское побережье Индостана находилось под контролем маратхов, построивших здесь крепости Алибаг. Герия, Савандург, таящие постоянную угрозу торговле Великих Моголов и приводившие в трепет самих англичан. Бесчисленны флотилии китайских пиратов, как мошкара вьющихся вокруг изрезанного проливами и устьями рек побережья Китая. Один из них, самый знаменитый, Чжэн Чжи-лун, был адмиралом китайского флота, а его сын Чжэн Чэн-гун (Коксинга), прекрасный организатор и военный руководитель, хозяйничал в китайских водах и отнял у голландцев Формозу (Тайвань).
Дельту Ганга заняло пиратское королевство Аракан, узкой прибрежной полосой растянувшееся вдоль побережья Бенгальского залива. По морям Малайского архипелага сновали на своих юрких прао бесчисленные орды индонезийских пиратов и совершали набеги на Яву, Суматру, Малаккский полуостров и Филиппинские острова. Одними из самых загадочных пиратских формирований Востока были вако.
Они появлялись в XIII — XVII вв. у побережья Кореи, Китая и Филиппин откуда-то с моря и, подстерегая купцов, шныряли в узких проливах между бесчисленными островами, разбросанными в Желтом, Японском, Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, грабили приморские города и селения, терроризируя местных торговцев. Окрестное население боялось грабителей как огня и, с тревогой вглядываясь в расстилающиеся водные просторы, тешило себя смутной надеждой, что беда пройдет стороной.
Вако всегда действовали внезапно. На своих быстрых судах разбойники врывались в портовые гавани, опустошали приморье, а при случае высаживали десант, который уходил в глубь страны на охоту за торговыми караванами. Любопытно, что термин «вако» означает буквально «японский грабитель». Действительно: жители Кореи и Китая, начав употреблять его, отождествляли разбойника, приходящего с моря, с японцем, так как грабители приплывали откуда-то из океана. Однако с течением времени пиратство потеряло выраженный национальный характер. Если в XV в. банды формировались за счет выходцев из Страны Восходящего солнца, то к началу XVI в. разобраться в национальной принадлежности грабителей было уже невозможно, и термин «вако» приобрел собирательный характер. Одежда японцев превратилась в камуфляж, под прикрытием которого разбойничьим промыслом занимались и китайцы, и индийцы, и корейцы, и филиппинцы, а с появлением европейцев в категорию «японских разбойников» попали и португальцы.
Масштабы бедствий, чинимых грабителями, были огромны. От периодических опустошений бандами вако не спасали ни отряды местной самообороны, ни укрепления, возводимые вдоль побережья или при входе в гавани, ни жесточайшие наказания за пиратство, ни создание охранных флотилий, крейсирующих вдоль берегов. Особенно страдали от набегов владения «Поднебесной» Китайской империи — могущественнейшей державы в Азии. В период династии Мин (1368 —1644) приморские провинции находились под постоянным прицелом разбойников. Так, в 1547 году сто кораблей японских пиратов долго стояли у Нинбо (пров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Испанские власти были встревожены появлением в своих владениях непрошеных гостей. Буканьеры не признавали власти испанского короля, не платили никаких податей и вели торговлю с местным населением, нарушая испанскую колониальную монополию. Острова буканьеров (Тортуга, Эспаньола, Сан-Доминго (совр. Гаити), Невис, Сент-Кристофер), эти маленькие республики равенства, находились под постоянной угрозой вторжения карательных экспедиций. Особенно ожесточенный характер приняла борьба испанцев против буканьеров на Эспаньоле, где развернулась настоящая партизанская война. Не сумев сломать сопротивление лесных охотников, испанцы принялись методично истреблять скот, чтобы лишить буканьеров источников существования. Тем самым испанцы еще более укрепили ненависть к себе и сами спровоцировали буканьеров на занятие пиратством.
Вот что сообщал об этих людях в официальном донесении от 20 июля 1665 года правитель Тортуги и французских поселений на побережье Сан-Доминго Бертран д'Ожерон: «…семь или восемь сотен французов рассеяны по берегам острова Эспаньола в недоступных местах, окруженных горами или большими скалами и морем, откуда они могут переходить с места на место в маленьких ботах… Они живут подобно дикарям, не признавая никакой власти и без каких-либо начальников… Они грабят многие голландские и английские суда, чем причиняют много беспокойств. Живут они, питаясь мясом диких свиней и быков и выращивая немного табака, который обменивают на оружие, провизию и одежду…»
Карибские пираты называли себя также флибустьерами. В истории слова много неопределенности. Французское «flibustier» и английское «flibuster» обозначают морских разбойников-авантюристов, промышляющих в Вест-Индии и Центральной Америке и грабящих испанские колонии в течение XVII в. В основе слова отразилось то странное смешение языков, которым пользовался этот пестрый по национальному составу, многоязычный мир. Возможно, что источником было голландское «vrij-buitter», обозначающее вольного добытчика, т.е. того, кто идет на разбой. От него произошло английское «free booty», т.е. добыча, захваченная в разбойничьем промысле. Любопытно, что небольшие маневренные лодки, на которых пираты нападали на прибрежные селения, назывались «флибуты» («flyboot»).
Уникальный пиратский мир Вест-Индии дал еще одно удивительное наименование. Авантюристы, искатели приключений, головорезы и убийцы образовали своеобразный союз разбойников с необычными и суровыми законами и выработанным пиратским кодексом чести. Члены союза именовались береговые братья («frere de la cote»).
Безграничные возможности для разбоя таились на Востоке. «Какая собака может быть без блох, а какая торговля — без разбойников», — рассуждал малайский хронист. С этим утверждением трудно не согласиться. Пираты впивались в торговые артерии Персидского залива и южных морей, Индии и Китая, Дальнего Востока. Эти богатейшие трассы никогда не обходили вниманием азиатские туземные разбойники, свирепствовавшие в этих широтах. «Пиратский берег», что тянулся вдоль восточного побережья Аравийского полуострова, удерживая под постоянным прицелом торговые трассы Персидского залива, на протяжении веков монополизировало аравийское племя джаваим. Малабарское побережье Индостана находилось под контролем маратхов, построивших здесь крепости Алибаг. Герия, Савандург, таящие постоянную угрозу торговле Великих Моголов и приводившие в трепет самих англичан. Бесчисленны флотилии китайских пиратов, как мошкара вьющихся вокруг изрезанного проливами и устьями рек побережья Китая. Один из них, самый знаменитый, Чжэн Чжи-лун, был адмиралом китайского флота, а его сын Чжэн Чэн-гун (Коксинга), прекрасный организатор и военный руководитель, хозяйничал в китайских водах и отнял у голландцев Формозу (Тайвань).
Дельту Ганга заняло пиратское королевство Аракан, узкой прибрежной полосой растянувшееся вдоль побережья Бенгальского залива. По морям Малайского архипелага сновали на своих юрких прао бесчисленные орды индонезийских пиратов и совершали набеги на Яву, Суматру, Малаккский полуостров и Филиппинские острова. Одними из самых загадочных пиратских формирований Востока были вако.
Они появлялись в XIII — XVII вв. у побережья Кореи, Китая и Филиппин откуда-то с моря и, подстерегая купцов, шныряли в узких проливах между бесчисленными островами, разбросанными в Желтом, Японском, Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, грабили приморские города и селения, терроризируя местных торговцев. Окрестное население боялось грабителей как огня и, с тревогой вглядываясь в расстилающиеся водные просторы, тешило себя смутной надеждой, что беда пройдет стороной.
Вако всегда действовали внезапно. На своих быстрых судах разбойники врывались в портовые гавани, опустошали приморье, а при случае высаживали десант, который уходил в глубь страны на охоту за торговыми караванами. Любопытно, что термин «вако» означает буквально «японский грабитель». Действительно: жители Кореи и Китая, начав употреблять его, отождествляли разбойника, приходящего с моря, с японцем, так как грабители приплывали откуда-то из океана. Однако с течением времени пиратство потеряло выраженный национальный характер. Если в XV в. банды формировались за счет выходцев из Страны Восходящего солнца, то к началу XVI в. разобраться в национальной принадлежности грабителей было уже невозможно, и термин «вако» приобрел собирательный характер. Одежда японцев превратилась в камуфляж, под прикрытием которого разбойничьим промыслом занимались и китайцы, и индийцы, и корейцы, и филиппинцы, а с появлением европейцев в категорию «японских разбойников» попали и португальцы.
Масштабы бедствий, чинимых грабителями, были огромны. От периодических опустошений бандами вако не спасали ни отряды местной самообороны, ни укрепления, возводимые вдоль побережья или при входе в гавани, ни жесточайшие наказания за пиратство, ни создание охранных флотилий, крейсирующих вдоль берегов. Особенно страдали от набегов владения «Поднебесной» Китайской империи — могущественнейшей державы в Азии. В период династии Мин (1368 —1644) приморские провинции находились под постоянным прицелом разбойников. Так, в 1547 году сто кораблей японских пиратов долго стояли у Нинбо (пров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130