Зато китайская латная конница сминала в открытом бою сяньбийцев, применявших традиционную тактику кочевников, позволявшую им изматывать превосходящие силы противника: не отражать натиск, а рассыпаться. Поэтому силы были при прочих равных условиях равны.
Окруженные сяньбийцами, войска Жань Миня окопались на выгодной позиции около Лянтая и отбили десять атак, поразив противника яростью, с которой они бросались в бой. В войске Муюнов возник ропот, и многие предлагали оставить попытки добить китайскую армию. Тогда Муюн Ко применил обычный для кочевников стратегический прием. Он отвел основные силы армии и позволил Жань Миню начать отступление, оставив лишь 5 тыс. всадников, чтобы тревожить противника. Как только китайцы вышли из окопов, сяньбийцы стали осыпать их стрелами. Чтобы прикрыть свою пехоту, Жань Минь поставил конницу на фланги, что, впрочем, не мешало сяньбийцам возобновлять нападения и задерживать движение колонны. Когда же китайское войско достигло равнины, оно натолкнулось на готовую к бою армию Муюна Ко. Началась бойня.
Жань Минь проявил в этом бою отменную храбрость. Держа в правой руке боевой топор, а в левой — укрюк, он бросился в сечу, стремясь прорвать линию нападавших. Муюн Ко приказал отряду отборной конницы связать седла железной цепью и окружить Жань Миня. Тот прорвал цепь и ускакал, но его израненный конь пал, и тут его скрутили. Доставленный пред очи Великого шаньюя Муюна Цзюня, Жань Минь был обезглавлен.
Немедленно после победы сяньбийские войска двинулись на столицу — город Е, но там заранее подготовились к обороне. Сяньбийцы блокировали город, положение которого было безнадежно, поскольку прочие полководцы и правители областей к тому времени уже капитулировали. В осажденном городе Е возник голод, началось людоедство. В первую очередь были съедены женщины из гарема Ши Ху, а за ними другие женщины и дети. Сяньбийцы готовы были начать штурм, но город успел сдаться. Сяньбийское командование проявило великодушие, оставив сдавшегося коменданта крепости правителем города. После блестящей победы, которая казалась окончательной, Муюн Цзюнь принял императорский титул и сказал послу от империи Цзинь, прибывшему из Нанкина: «По возвращении донесите вашему Сыну Неба, что Срединное государство, по неимению человека, избрало меня быть императором».
Новая империя, получившая название Янь, тоже была полукитайской. С 357 г. ее столицей стал город Е.
ПОВОД ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ
Период истории, начавшийся в 304 г., закончился в 352 г. Этнос хуннских кулов, сначала обеспечивший победу своей аристократии, а затем расправившийся с ней, перестал существовать. В 353 г. господство над Срединной равниной делили сяньбийцы и тибетцы, находившиеся в тесном союзе. Истребив хуннов, китайцы не выиграли ничего. Даже попытка южан освободить родину от иноземного ига кончилась плачевно. Инь Хао, выжидавший результата событий в Цзянси, безучастно смотрел на гибель Жань Миня. Его 70-тысячная армия стояла у Шоучуня до 353 г., а затем была разбита тибетской конницей Яо Сяна. Долина Хуанхэ была окончательно потеряна для империи Цзинь.
Но можно ли утверждать, что этот результат полувековой истории, равно ужасный для хуннов и китайцев, был предопределен расстановкой сил, предшествовавшей развороту событий? Не была ли кем-то из вождей и полководцев допущена ошибка, из-за которой погибла целая ветвь хуннского народа и попали в неволю две трети народа китайского? Или просто сочетание случайных событий обрекло миллионы людей на бессмысленное кровопролитие, не допуская другого выхода? Тут место для разных мнений, и право исследователя обосновывать то, которое кажется ему истинным.
Вспомним беседу хуннского старейшины Лю Сюаня с вернувшимся в родное кочевье блестящим принцем Лю Юанем в 304 г. Оба считали, что воевать надо, но за что и против чего? Лю Юань хотел создать династию и создал ее, поссорившись с кочевниками и не помирившись с китайцами. С того момента, когда он вступил на свой путь, возврата, а следовательно и спасения, быть не могло. Тесное общение столь непохожих по манере поведения этносов, как хунны и китайцы, создавало постоянную неуверенность в последствиях любых поступков и в том, как они будут восприняты, для каждого члена создавшегося общества.
Эта «непохожесть» проявлялась в мелочах, нюансах поведения, но ведь вся жизнь человека, и судьба этноса, и даже в какой-то мере участь государства складываются из множества трудноуловимых моментов неосознанных реакций, называемых стереотипами поведения. Например, Жань Минь убивал принцев фамилии Ши во имя Великого Китая, и все китайцы поныне благословляют его. А вот тибетец Яо И-чжун воспринял поступки Жань Миня не как патриотизм, а как бессовестное предательство, и когда его сын Яо Сян, одержав победу, не принес ему голову Жань Миня, успевшего убежать, отец приказал дать ему сотню розог. С его этической позиции, убийство предателя было важнее, нежели победа над армией врага.
Уж как беспощадна была война между Ши Лэ и Лю Яо! Все сыновья последнего погибли. Но дочь Лю Яо, захваченная в плен, не только не была убита, а стала любимой женой Ши Ху, ибо женщины в хуннских кочевьях были неприкосновенны при самых жестоких распрях. Зато в китайских дворцах женщин бросали в тюрьмы на голодную смерть или замучивали пытками.
Таких примеров можно привести много, но смысл их в том, что сопряжение двух разных стереотипов этнического поведения создало совершенно нежизнеспособное общество-химеру. Поэтому ответственность за разорение Северного Китая и гибель южных хуннов следует возложить на Лю Юаня, который, увлекшись гуманистическими иллюзиями, не ведал, что творил.
Пожалуй, более прав был Лю Сюань, предлагавший войти в союз с сяньбийцами, отвоевать у Китая нужную хуннам территорию и создать там подобие державы Хунну, какой она была до подчинения империи Хань. Именно по этому пути пошли хуннские князья Ордоса, оставшиеся после 350 г. последними представителями хуннской культуры, смертный час которой еще не пробил.
Но последними ли? Ведь сяньбийцы-муюны остались кочевым народом, объединили вокруг себя родственных им юйвэньских татабов, киданей и остатки дуаньских ухуаней. Китайцев они привлекали с разбором, использовали их как специалистов и отнюдь им не подчинялись. Захваченные земли с китайским населением были не слишком обширны и опустошены за время войн настолько, что внутри Китая на местах покинутых пашен образовались пастбища. Население муюнской империи Янь исчислялось всего в 2 460 тыс. семейств, т.е. составляло около 45% населения империи Цзинь перед ее гибелью. При этом значительная часть кочевого населения империи Янь жила в Маньчжурии и с китайцами общалась мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62