Чем больше они соприкасались с эллинизмом, тем сильнее нарастали подспудные тенденции к партикуляризму, исключительности, порой прорываясь наружу. Нарастал экстремизм по отношению к неверным. Написанная в III веке до н.э. «Книга пророка Ионы» отличалась либеральным подходом и считалась с различиями между иудеями и неиудеями. И даже в Иродовы времена великий фарисей Гиллель, как и более позднее раввины, следовавшие его традиции, считал, что нет ничего невозможного в том, что и неверные могут быть праведниками. Однако многие писания, особенно найденные близ Мертвого моря свитки из кумранской библиотеки, содержат яростные нападки и отвергают малейшие контакты с этими «кичливыми язычниками». В Судный день их на выстрел не подпустят к Святому престолу. Даже тесно сотрудничавший с греко-римским миром Иосиф считал себя обязанным диктовать своим греческим писцам довольно язвительные замечания в адрес их соотечественников.
Царство Ирода, разумеется, никоим образом не было чисто иудейским. Оно включало чистых иудеев, неортодоксальных иудеев, таких, как самаритяне, новообращенных, как галилеяне и идумеи, и много других народов — греков, сирийцев и арабов, — которые не являлись иудеями ни в каком смысле этого слова. Это, как уже отмечалось, было именно тем, чего добивался Август, надеясь получить нечто вроде образцового эллинистического государства-клиента.
В неиудейских частях своей территории Ирод считал себя совсем свободным от иудейских условностей, позволив, например, воздвигнуть свою статую перед самым настоящим языческим храмом Зевса (Баалшамин) в Сиа на северо-востоке. Но что ему справедливо ставили в вину, так это проявлявшееся во всем предпочтение грекам, а не иудеям. Другая причина для беспокойства — это, должно быть, наводнение иудейской части территории ордами чужеземных переселенцев. Конечно, в отличие от вождей, насаждавших эллинизм в предыдущем столетии, Ирод не пытался силой навязывать эллинизм евреям, проживающим на иудейских землях. Тем не менее, как только смерть избавила иудеев от его тяжелой руки, вся подспудная ненависть к иноземцам выплеснулась конкретно на греков.
Суд Ирода по всем правовым терминам и по своей градации был греческим. Как и во всяком эллинском суде, в нем присутствовали его «родственники», люди, которые воспитывались вместе с его детьми (Syntrophoi), и четыре ранга «друзей», входивших в состав его главных советников. Его главный министр тоже носил греческий титул «управляющего делами царства», в котором сочеталась терминология греков и селевкидов и предполагалось особое касательство к финансам. На протяжении большей части царствования Ирода эту должность занимал некто Птолемей. Достойно сожаления, что древние историки в погоне за драматическими событиями уделяли мало внимания лицам, занимавшимся серьезным делом, поэтому Птолемей остается довольно туманной личностью. Правда, известно, что Ирод даровал ему плантацию в Ароус (Арис), в горах, в 20 милях к югу от Себасты, так как до нас дошли сведения, что после смерти царя она была разграблена арабами. Известно также, что в той критической обстановке Птолемей был одним из тех, кто заявил о своей верности избранному Иродом царю.
По имени Птолемея нельзя судить, был ли он греком или иудеем. Но совершенно ясно, что в суде Ирода находились греки и эллинизированные уроженцы Востока. Упоминаются имена преподавателя риторики Иренея, а также Андромаха и Гемеллы (последний, возможно, римлянин), обучавших царских сыновей. Но самой выдающейся фигурой в его окружении был Николай Дамасский, грек или эллинизированный сириец, одаренный и прославленный литератор, второй сын двух состоятельных и занимавших видное место жителей своего города; отец занимал много важных постов и выполнял многочисленные дипломатические поручения. Так получилось, что мы больше знаем о его внешности, нежели о внешности самого Ирода, ибо, как пишут, Николай был высок ростом, худ и отличался не в меру багровым лицом. До нас дошли лишь отрывки его сочинений. Может быть, он не был литературным гением, но во всяком случае обладал разносторонними знаниями и несомненно талантом, так что, уцелей его труды, они стояли бы выше многих дошедших до нас трудов других авторов. Кроме музыкальных произведений, он писал трагедии и комедии, философские и антропологические очерки, написал автобиографию, биографию Августа и всемирную историю. Последняя представляет особый интерес, потому что была главным источником для работ Иосифа об этом периоде (см, главу 19).
Николай был секретарем Ирода в самом высоком смысле этого слова, его постоянным собеседником, которого царь ставил выше всех остальных друзей (его брат входил в тот же круг друзей). Нет никакого сомнения, что именно в честь Николая Ирод подарил его родному городу — Дамаску — новый гимнасий и театр.
Николай пришел к Ироду с неожиданной стороны — до этого он учил детей Клеопатры и Антония. После смерти его прежних хозяев он в возрасте 34 лет перешел на службу к Ироду, с которым, как видно, уже был знаком в течение десяти лет. Однако влияние Николая достигло вершины лишь примерно к 20 году до н.э. когда Ирод попросил его давать ему уроки греческой философии и риторики. Сам царь практически не получил законченного образования. В детстве он посещал начальную школу, в десять лет его отослали для безопасности к арабскому двору. В детстве ему, должно быть, пришлось стать свидетелем многих ужасных событий, но в то же время он приобрел космополитические культурные пристрастия; несмотря на отрывочное образование, он, хотя и неосознанно, испытывал сильную тягу к эллинизму. Особый смысл приобретает посвящение ему Николаем своего труда об иноземных обычаях, ибо как советник он наверняка поощрял и формировал это увлечение.
В зрелые годы и позднее Николай сопровождал Ирода в его поездках, и тот поручал ему возглавлять трудные переговоры. Его положение в огромной мере упрочилось также благодаря тому, что он не только нравился Ироду, но и пользовался расположением самого Августа. Император познакомился с ним после битвы при Акции, скорее всего на Родосе, и ученый произвел на него впечатление. Он называл Николая своим товарищем — обращение, по существу приравнивавшееся к титулу, — и высоко ставил его в ряду друзей; очень высокая и красивая финиковая пальма, подаренная Николаем Августу в Риме, так и называлась «Николаевой пальмой». Более того, Николай пользовался влиянием и у замещавшего Августа Марка Агриппы, к которому он позднее обратился от имени попавшего в беду маленького городка Илион (Троя), где чуть не утонула жена Агриппы. Николай также успешно защищал перед Агриппой иудеев Малой Азии (см, главу 12), хотя сам и не был иудеем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61