Илиодор и ранее обвинял власти в «потакательстве революционерам». Теперь, перед тысячными толпами, он, как своего рода царицынский Гапон, обличал промышленников, купцов, дворян, чиновников, что они эксплуатируют народ и скрывают от царя — единственного заступника — бедствия народные. Татищев, раздраженный демагогией Илиодора и опасаясь беспорядков, обратился к Столыпину. В марте 1909 года обер-прокурор Синода С. М. Лукьянов провел через Синод постановление о переводе Илиодора в Минск. Илиодор бросился в Петербург, к своему учителю Феофану, но тот ответил, что «часто обращаться с просьбами к царям опасно». Нашел он, однако, покровителя в Распутине.
Тот сказал, что, несмотря на уже подписанный царем указ о переводе, Илиодор останется в Царицыне, не надо только нападать на власти, как это делал Филипп Московский при Иоанне Грозном, «теперь, дружок, времена не те». У Вырубовой с Илиодором встретилась Александра Федоровна. "Высокая, вертлявая, с какими-то неестественно вычурными ужимками и прыжками, совсем не гармонировавшая с моим представлением о русских царицах… Государыня… засыпала, как горохом, или, лучше сказать, маком: «Вас отец Григорий прислал?… Вы привезли мне расписку по его приказанию, что вы не будете трогать наше правительство… Да, да, вот, вот… Да смотрите, слово отца Григория, нашего общего отца, спасителя, наставника, величайшего современного подвижника, соблюдите, соблюдите…» После этого Николай II повелел: «Разрешаю иеромонаху Илиодору возвратиться в Царицын на испытание в последний раз».
Летом 1909 года Распутин отправился в Казань, оттуда в сентябре в Саратов к Гермогену, а в ноябре они оба к Илиодору в Царицын. Гермоген произнес в монастырской церкви проповедь; затем Илиодор вызвал Распутина на амвон и сказал: "Дети! Вот наш благодетель. Благодарите его. И весь «народ, как один человек, низко поклонился Распутину». «Никогда ни прежде, ни после он не был для меня так противен как в этот раз», — пишет Илиодор, сваливая это чувство на «бесовские козни». Сам же Распутин так растрогался, что сел писать царям: «Миленькие папа и мама! Здеся беда, прямо беда, за мною тышшы бегают. А Илиодорушке нужно метру…»
Из Царицына Распутин и Илиодор поехали в Покровское, в дороге Григорий простодушно рассказывал ему о своей дружбе с царями, об отношениях с женщинами. Дома он показал ему письма царицы и великих княжон — по словам Илиодора, Распутин подарил ему несколько писем, по словам Матрены Распутиной, он эти письма украл. Посетил он местного священника, отозвавшегося о Распутине как мерзавце и развратнике", который «петербургских дур… в баню водит голыми», так что жена их потом «за косы вытаскивает». "Врет он, косматый, никогда ничего подобного не было! — закричала рассерженная Прасковья Федоровна, Илиодор же рассудил, что «попы вообще злы и клеветливы».
В конце декабря оба друга вернулись в Царицын, где Распутин устроил раздачу подарков — собралось в монастыре тысяч пятнадцать. Распутин сказал, что он, как опытный садовник, приехал «подрежать и подчистить» насаженный Илиодором «виноградник», и предупредил, что его подарки со значением — «кто что получит, тот то и в жизни испытает». Народ бросился за подарками, и каждый, «считая Григория прозорливым, желал по подарку угадать скорее свою судьбу. Кто получал платок, то тут же начинал плакать. За сахар, хотя он и означал сладкую жизнь, мало кто хватался, как за слишком уж неценный подарок. Девушки-невесты почти сами хватали из рук Распутина кольца и неприятно конфузились, когда Григорий совал им в руки иконку, что значило: идти в монастырь… Если кто получил подарок нехорошего значения, то закапывал его в землю, а потом шел служить молебен», чтобы предсказанное не сбылось.
На следующий день две тысячи человек торжественно проводили Распутина на вокзал. С площадки вагона он произнес бессвязную речь, в ответ стал говорить один из его царицынских поклонников. Завистливый Илиодор остановил его, но Распутин сделал Илиодору «жест рукою, такой, какой обыкновенно делает генерал солдату», а прерванному оратору "гордо, покровительственно, в духе придворного этикета, промолвил: «Продолжайте, продолжайте, пожалуйста».
Глава ХI

НАВИСАЮТ ЧЕРНЫЕ ТУЧИ
Царицынский триумф Распутина был недолог. Начиналась уже между ним и выдвинувшими его церковниками подпольная борьба, затем разразившаяся всероссийским скандалом с навсегда прилипшими к Распутину кличками «хлыста», «развратника», «мошенника», «темной силы».
С середины 1909 года охладел к нему ставший епископом Феофан, ранее горячо принимавший Распутина и ездивший к нему в Покровское. «Скромный, тихий, молчаливый, ходивший всегда с опущенными глазами, избегавший даже вида женщин, застенчивый, как девушка», Феофан избран был исповедником не очень застенчивыми бывшими поклонницами Распутина. Рассказали они ему правдивые или нет, но достаточно «соблазнительные» истории, а Хиония Берландская передала свою «исповедь». Состоялось резкое объяснение, и Распутина очень беспокоило, что Феофан и новый инспектор академии архимандрит Вениамин сумеют настроить царицу против него.
В августе 1909 года Александра Федоровна послала Анну Вырубову в Покровское, проверить, как живет Распутин. «Конечно, нужно было бы выбрать кого-нибудь опытнее и умнее меня», — заметила Вырубова впоследствии. Она и «еще две дамы» провели несколько дней в Покровском, «спали в довольно большой комнате наверху, на тюфяках, которые расстилали на полу… водили нас на берег реки, где неводами ловили массу рыбы… пели псалмы и молитвы… ходили в гости в семьи „братьев“…». В общем Вырубова вынесла впечатление, что крестьяне к Распутину относились «безразлично, а священники враждебно». Ничего дурного она не увидела.
В ноябре Распутин послал Феофану примирительную телеграмму в Крым, где тот лечился от чахотки, но тот ничего не ответил и весной 1910 года решил, говоря его словами, «поведать все бывшему императору… Однако принял меня не император, а его супруга Александра Федоровна в присутствии фрейлины Вырубовой. Я говорил около часа и доказывал, что Распутин находится в состоянии „духовной прелести“. Бывшая императрица возражала мне, волновалась, говорила из книг богословских, причем видно было, что ее кто-то, скорее всего Распутин, научил так говорить». Распутин сделал еще одну попытку к примирению с Феофаном: «Ежели я огорчил, помолись и прости: будем помнить хорошую беседу, а худую забывать и молиться. А все-таки бес не столь грех, а милосердие Божие боле. Прости и благослови как прежний единомышленник. Писал Григорий». Феофан не простил.
"А Феофан-то, Феофан… достукался! — сказал в апреле Распутин Илиодору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81