– Если мы пойдем в Византию, нас всех перебьют. Раз, и нет нас.
При слове «раз» он щелкнул пальцами. Звук при этом получился примерно такой же, как у Марии, только много громче, резче и холодней.
ВТОРАЯ ПЕСНЬ
За время плавания от Геллеспонта до Золотого Рога Харальд сложил десять песен. Это были не самые лучшие из его песен, но одна из них была удачнее других. Вот она:
Мы, други, летали по бурным морям,
От родины милой летали далеко!
На суше, на море мы бились жестоко;
И море и суша покорствуют нам!
О други, как сердце у смелых кипело,
Когда мы, сдвинув стеной корабли,
Как птицы неслися станицей веселой
Вкруг пажитей тучных Сиканской земли!
А дева русская Гарольда презирает!
О други, я младость не праздно провел!
С сынами Дронтгейма вы помните встречу?
Как вихорь пред вами я мчался навстречу
Под камни и тучи свистящие стрел.
Напрасно сдвигались народы; мечами
Напрасно стучали о наши щиты;
Как бледные класы под ливнем, упали
И всадник, и пеший, владыка и ты!
А дева русская Гарольда презирает!
Нас было лишь трое на легком челне;
А море вздымалось, я помню, горами;
Ночь черная в полдень нависла с громами,
И Гела зияла в соленой водеволне.
Но волны, напрасно, яряся, хлестали;
Я черпал их шлемом, работал веслом;
С Гарольдом, о други, вы страха не знали
И в мирную пристань влетели с челном!
А дева русская Гарольда презирает!
Вы, други, видали меня на коне?
Вы зрели, как рушил секирой твердыни,
Летая на бурном питомце с пустыни
Сквозь пепел и вьюгу в пожарном огне?
Железом я ноги мои окрыляя,
И лань упреждая по звонкому льду;
Я, хладную влагу рукой рассекая,
Как лебедь отважный по морю иду…
А дева русская Гарольда презирает!
Я в мирных родился полночи снегах;
Но рано отбросил доспехи литые –
Лук грозный и лыжи – и в шумные битвы
Вас, други, с собой умчал на судах.
Не тщетно за славой летали далеко
От милой отчизны по диким морям;
Не тщетно мы бились мечами жестоко;
И море и суша покорствуют нам!
А дева русская Гарольда презирает!
Услыхав ее, Мария сказала:
– Если вернешься в Византию, свободным тебе уже не бывать. Что же до оков, то они будут, причем самые настоящие, железные.
Хельге, сидевший подле мачты, стругая палку, рассмеялся:
– Это совсем не то, что стишки придворных поэтов, к которым ты привыкла. У норманнов песни простые, да и поют их лишь для того, чтобы задать ритм гребцам. Никаких красот и мудрых мыслей в наших песнях ты не найдешь. Это песни для воинов.
– Тем более обидно, – заметила Мария. – Харальду следовало бы сложить такую песню, чтобы у воинов возникло непреодолимое желание вернуться домой, чтобы они и помыслить не могли о том, чтобы зайти в какую-либо гавань до того, как войдут в устье Днепра, и, оказавшись в безопасности, направят свои корабли прямиком к Киеву.
Наблюдавший за работой Хельге Халльдор сказал:
– В безопасности? В безопасности? Найдется ли воин, который не лишится сна и аппетита, зная, что оказался в безопасности прежде, чем исполнил свой воинский долг?
– Всего лишь несколько дней назад ты советовал Харальду пройти мимо Константинополя и отправиться прямиком в Черное море, – напомнила ему Мария. – Теперь же ты запел совсем по-иному.
– Вот именно, – мрачно согласился Халльдор. – Так всегда и бывает. Ветер не может дуть в одном направлении три дня кряду.
– Когда же вы, северяне, научитесь быть благоразумными? – воскликнула Мария, в раздражении сжимая кулаки.
– Никогда, – ответил Ульв, – на то мы и северяне.
Оставив попытки переспорить викингов, Мария удалилась вместе с Эвфемией к себе помолиться за их спасение. Ее убеждение в том, что все северяне – это дети неразумные, после этого случая только окрепло.
Харальдовы корабли вошли в бухту Золотой Рог через месяц после отплытия из Палестины. После долгого плавания Константинополь со своими великолепными белокаменными дворцами и башнями показался варягам особенно величественным.
– Моя тетка Зоя тоже царственна на вид, – заметила Мария, – но за великолепной внешностью кроется сердце столь же жестокое, как у египетского крокодила.
– Недолго ей осталось творить свои черные дела, – рассмеялся Харальд. – Когда мы вломимся во дворец, она будет пресмыкаться перед нами, совсем как малые мира сего. Вот увидишь, она будет со слезами молить нас о пощаде. Великие императрицы сделаны из того же теста, что простые смертные. При виде обнаженного меча все ведут себя одинаково.
Ульв, давно уже не сводивший глаз с берега, сказал:
– Похоже, пол-Константинополя пришло встретить нас. Я никогда прежде не видел такого скопления народа. Должно быть, наши подвиги снискали нам всеобщее восхищение.
– Им просто больше нечего делать, – проговорил Халльдор. – Они готовы толпиться на городских стенах, чтобы поглядеть на то, как играют дельфины. Когда я стану правителем Византии, то издам закон о том, чтобы каждый византиец выполнял каждый день определенный объем работ. Это будет касаться и женщин. У нас, в Исландии, люди добывают хлеб насущий в поте лица своего, так почему же византийцы должны бездельничать? Хельге, вырежи на своей палке руну, чтобы не забыть напомнить мне об этом, когда я стану правителем Византии.
– Тебе никогда не бывать правителем какого бы то ни было государства, Халльдор, – вдруг промолвила Мария серьезным, даже торжественным голосом. – Ты станешь мертвецом, как только сойдешь на берег.
– Не стоит так горячиться, госпожа, – потрепав ее по руке, с мрачной улыбкой проговорил Харальд. – Халльдор молод и честолюбив, так зачем же его разочаровывать? Ты, видать, плохо знаешь исландцев. Если исландец говорит, что он станет калифом Кадиза, так оно и будет, а если и нет, то он сможет придумать подробное объяснение причин своей неудачи.
Лицо Марии уже приняло выражение, подобающее представительнице императорской фамилии, ведь она собиралась сойти с корабля на берег.
– Он никогда не сможет объяснить причин своей неудачи, – прошептала она, – да и ты тоже, сын Сигурда.
На набережную с «Жеребца» была перекинута сходня, и мореходы сошли на берег, причем с самым важным видом (надо же было порадовать охочих до зрелищ византийцев).
Едва они закончили это свое представление, как вперед выступил высокий светловолосый молодой человек в форме варяжской гвардии и, подняв руку, поприветствовал их.
– Я – Гутторм Фис из Швеции, капитан варяжской гвардии Миклагарда, – громко, чтобы все слышали, сказал он.
– А где же Торгрим Скалаглюм? – поинтересовался Халльдор. – Мы его оставили за главного перед отплытием.
Свей холодно улыбнулся.
– В этом мире ничто не вечно, и капитан варягов – не исключение. Человек, о котором ты говоришь, отправился покататься на четверке коней на Ипподроме и назад уже не вернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50