Там войско не будет испытывать затруднений с водой. Хороший командир в первую очередь заботится о своих воинах.
Харальд улыбнулся:
– Я давно командую людьми и равно усвоил этот урок, Маниак. Скажи-ка, а Багдад мы захватим? Это как раз по дороге.
Византиец прошелся по шатру, потом сказал:
– Ты что, обезумел? У императора договор с калифом. Нам Багдад и пальцем нельзя тронуть.
На это Харальд ответил:
– Мой вопрос самый невинный. Я воин, не политик. Мне ли знать о том, какие договоры император заключил, а какие расторг.
Маниак в бешенстве повернулся к нему:
– Его Величество никогда не расторгает договоров. Предполагать иное – предательство. Если бы ты сказал мне такое в Византии и при свидетелях, ты был бы наказан.
Харальд кивнул:
– Ты, малыш, наверное приказал бы своим булгарам запереть меня в хлеву, а потом, конечно, пожалел бы об этом.
После этой встречи они расстались не в самых лучших отношениях.
А на закате Маниак призвал к себе военачальников-ромеев и сказал им:
– Эти варяги мне что бельмо на глазу. Не могу больше терпеть их наглость. Предстоит опаснейшая кампания, и многие из тех, кто сейчас жив и весел, падут и станут добычей стервятников. По-моему, пусть лучше грифам достанутся варяги, чем ромеи. Поэтому я считаю, что мой долг перед императором во время битв направлять их на самые опасные участки. Это следует учитывать уже при разработке планов сражений. Понятно?
Его подчиненные молча кивнули. Если хочешь получить повышение, начальству лучше не перечить.
Так случилось, что как раз в тот момент, когда Маниак излагал этот свой план, мимо его шатра проходил Гирик из Личфилда, который тугоухостью не отличался, хоть и был крив на один глаз. Так что он услышал все, что нужно, а, услышав, сразу же пошел и рассказал Харальду. Тот с улыбкой хлопнул его по плечу:
– Кто предостережен, тот вооружен, дружище. Нам надо смотреть в оба, чтобы лукавые ромеи не скормили нас стервятникам. Мне, например, жуть как хочется снова увидеть Трондхейм. Мне недавно пришла мысль построить там церковь. Сейчас у трондхеймцев там только старенькая покосившаяся деревянная церквушка. С тех пор, как увидел византийские церкви, только и думаю о том, что хорошо бы у нас, на Севере, устроить такую красоту.
– Я до церквей не охоч, – ответил Гирик. – Это твое дело, Харальд. Меня больше занимают битвы.
Харальд рассмеялся:
– По правде сказать, меня тоже. Предоставь это дело мне. Я позабочусь о том, чтобы ромеи не подставили нас туркам. Надо показать Маниаку, что северяне воюют по-своему, и никому не позволено указывать им, где и как биться. Благодаря твоему предупреждению ясно, что нам надо делать: честно отрабатывая жалование, которое нам платит византийский император, мы должны выходить из битв без потерь. А если убьют кого из ромеев, тем хуже для них.
Гирик улыбнулся:
– Я сам не смог бы сказать лучше.
На это Харальд ответил:
– Не обманывай себя, англичанин. Ты не смог бы сказать и вполовину так же хорошо.
Они рассмеялись и обнялись. В силу богатырского сложения, со стороны они были похожи на облапивших друг друга медведей.
ТУРКОПОЛЫ
На третий день после выступления из Алеппо войско, пополнившееся реквизированными конями и взятыми под залог кораблей повозками, вступило в небольшую зеленую долину, ведшую к Евфрату. Там устроили привал. Накормили и напоили уставших лошадей, и принялись готовить еду себе. Воины двух составлявших войско полков расположились отдельно друг от друга.
Не успели они пообедать, как вдруг на холме, прямо над ними, появился, поднимая клубы пыли, конный отряд, примерно сотня копейщиков в белых бурнусах и тюрбанах, и тут же двинулся вниз по склону прямо на них.
Было так жарко, что большинство варягов и все до единого ромеи сняли доспехи. Харальд крикнул своим воинам:
– Только шлемы! Только шлемы надевайте! На другое нет времени. Построиться в три ряда! Лучших топорников в первый ряд. Остальные смотрите, куда опускаете меч, под него может попасть ваш же товарищ. Рубите только темнолицых.
Он огляделся по сторонам и широко улыбнулся:
– Среди нас есть арабы?
Светловолосые варяги только рассмеялись в ответ и побежали строиться в боевой порядок, а один, долговязый шотландец, чьи волосы были белы, как снег, хотя ему только-только сравнялось девятнадцать лет, крикнул:
– Эй, командир, я – араб. Ты что, не знал?
Харальд прокричал ему в ответ:
– После дела зайди ко мне в шатер. Тебе полагается двойное жалование за то, что ты воюешь в одном полку с плутами-скандинавами.
Всадники остановились, едва видные в тучах поднятой ими пыли. Их предводитель спешился и, смеясь, пошел вниз по склону. За его спиной развевался широкий плащ.
– Матерь Божья, мы приняли вас за египтян, – сказал он. – Кто еще так беспечно усядется обедать в этом гиблом месте?
Харальд подошел к нему первым, оставив Маниака далеко позади.
– Господи Иисус! А вы-то кто?
Араб отвечал с улыбкой:
– Мы – люди императора, англичанин. Пытаемся разжиться в этих местах чем Бог послал, хотя нам полагается держаться возле порта; мы должны его охранять. Но кто поставит воину в вину желание не надолго свернуть с дороги и добыть что-нибудь для себя?
– Только не я, – сказал Харальд. – Виноват ты разве что тем, что назвал меня англичанином. Я ничего не имею против англичан, но вообще-то я норвежец.
– Для нас вы все на одно лицо, – белозубо улыбнулся араб. – Да и речь ваша схожа. Но если ты не хочешь называться англичанином, это твое право.
Харальд согласился с этим рассуждением и спросил араба, регулярно ли поступает из Византии жалование его воинам.
Тот покачал головой.
– Мы уже три месяца не видели ни одного византийца. Если старушка Зоя знает свое дело, она без промедления должна прислать нам что-нибудь, а то воины помоложе вспомнят Магомета, пойдут на север и присоединятся к туркам.
– При первой же возможности пошлю весть об этом в Константинополь, – сказал Харальд. – А пока заходи в моей шатер, выпьем пива. Ты ведь тоже христианин?
Тут к ним подошел Маниак.
– Он недостоин того, чтобы предлагать ему гостеприимство, – задыхаясь от ярости, прорычал он. – Он не ромей, а всего лишь наемник Его Величества. Скажи ему, чтобы отвел своих вшивых всадников к Алеппо, где им положено быть, и впредь честно отрабатывал свое жалование, как пристало воину.
Араб, поджав губы, отступил назад, посмотрел на Маниака, потом на Харальда, поклонился преувеличенно вежливо и сказал:
– Как скажешь, ромей. Но, да будет тебе известно, мы – не наемники, мы – туркополы, и по своему положению мы ничуть не ниже ромеев. Мы веруем в Христа не меньше вашего, если не больше. Да будет тебе также известно, что мы больше трех месяцев рыщем по пустыне, как шакалы, перебиваясь чем Бог пошлет, потому что за это время не получили из Константинополя ни единой монеты на пропитание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Харальд улыбнулся:
– Я давно командую людьми и равно усвоил этот урок, Маниак. Скажи-ка, а Багдад мы захватим? Это как раз по дороге.
Византиец прошелся по шатру, потом сказал:
– Ты что, обезумел? У императора договор с калифом. Нам Багдад и пальцем нельзя тронуть.
На это Харальд ответил:
– Мой вопрос самый невинный. Я воин, не политик. Мне ли знать о том, какие договоры император заключил, а какие расторг.
Маниак в бешенстве повернулся к нему:
– Его Величество никогда не расторгает договоров. Предполагать иное – предательство. Если бы ты сказал мне такое в Византии и при свидетелях, ты был бы наказан.
Харальд кивнул:
– Ты, малыш, наверное приказал бы своим булгарам запереть меня в хлеву, а потом, конечно, пожалел бы об этом.
После этой встречи они расстались не в самых лучших отношениях.
А на закате Маниак призвал к себе военачальников-ромеев и сказал им:
– Эти варяги мне что бельмо на глазу. Не могу больше терпеть их наглость. Предстоит опаснейшая кампания, и многие из тех, кто сейчас жив и весел, падут и станут добычей стервятников. По-моему, пусть лучше грифам достанутся варяги, чем ромеи. Поэтому я считаю, что мой долг перед императором во время битв направлять их на самые опасные участки. Это следует учитывать уже при разработке планов сражений. Понятно?
Его подчиненные молча кивнули. Если хочешь получить повышение, начальству лучше не перечить.
Так случилось, что как раз в тот момент, когда Маниак излагал этот свой план, мимо его шатра проходил Гирик из Личфилда, который тугоухостью не отличался, хоть и был крив на один глаз. Так что он услышал все, что нужно, а, услышав, сразу же пошел и рассказал Харальду. Тот с улыбкой хлопнул его по плечу:
– Кто предостережен, тот вооружен, дружище. Нам надо смотреть в оба, чтобы лукавые ромеи не скормили нас стервятникам. Мне, например, жуть как хочется снова увидеть Трондхейм. Мне недавно пришла мысль построить там церковь. Сейчас у трондхеймцев там только старенькая покосившаяся деревянная церквушка. С тех пор, как увидел византийские церкви, только и думаю о том, что хорошо бы у нас, на Севере, устроить такую красоту.
– Я до церквей не охоч, – ответил Гирик. – Это твое дело, Харальд. Меня больше занимают битвы.
Харальд рассмеялся:
– По правде сказать, меня тоже. Предоставь это дело мне. Я позабочусь о том, чтобы ромеи не подставили нас туркам. Надо показать Маниаку, что северяне воюют по-своему, и никому не позволено указывать им, где и как биться. Благодаря твоему предупреждению ясно, что нам надо делать: честно отрабатывая жалование, которое нам платит византийский император, мы должны выходить из битв без потерь. А если убьют кого из ромеев, тем хуже для них.
Гирик улыбнулся:
– Я сам не смог бы сказать лучше.
На это Харальд ответил:
– Не обманывай себя, англичанин. Ты не смог бы сказать и вполовину так же хорошо.
Они рассмеялись и обнялись. В силу богатырского сложения, со стороны они были похожи на облапивших друг друга медведей.
ТУРКОПОЛЫ
На третий день после выступления из Алеппо войско, пополнившееся реквизированными конями и взятыми под залог кораблей повозками, вступило в небольшую зеленую долину, ведшую к Евфрату. Там устроили привал. Накормили и напоили уставших лошадей, и принялись готовить еду себе. Воины двух составлявших войско полков расположились отдельно друг от друга.
Не успели они пообедать, как вдруг на холме, прямо над ними, появился, поднимая клубы пыли, конный отряд, примерно сотня копейщиков в белых бурнусах и тюрбанах, и тут же двинулся вниз по склону прямо на них.
Было так жарко, что большинство варягов и все до единого ромеи сняли доспехи. Харальд крикнул своим воинам:
– Только шлемы! Только шлемы надевайте! На другое нет времени. Построиться в три ряда! Лучших топорников в первый ряд. Остальные смотрите, куда опускаете меч, под него может попасть ваш же товарищ. Рубите только темнолицых.
Он огляделся по сторонам и широко улыбнулся:
– Среди нас есть арабы?
Светловолосые варяги только рассмеялись в ответ и побежали строиться в боевой порядок, а один, долговязый шотландец, чьи волосы были белы, как снег, хотя ему только-только сравнялось девятнадцать лет, крикнул:
– Эй, командир, я – араб. Ты что, не знал?
Харальд прокричал ему в ответ:
– После дела зайди ко мне в шатер. Тебе полагается двойное жалование за то, что ты воюешь в одном полку с плутами-скандинавами.
Всадники остановились, едва видные в тучах поднятой ими пыли. Их предводитель спешился и, смеясь, пошел вниз по склону. За его спиной развевался широкий плащ.
– Матерь Божья, мы приняли вас за египтян, – сказал он. – Кто еще так беспечно усядется обедать в этом гиблом месте?
Харальд подошел к нему первым, оставив Маниака далеко позади.
– Господи Иисус! А вы-то кто?
Араб отвечал с улыбкой:
– Мы – люди императора, англичанин. Пытаемся разжиться в этих местах чем Бог послал, хотя нам полагается держаться возле порта; мы должны его охранять. Но кто поставит воину в вину желание не надолго свернуть с дороги и добыть что-нибудь для себя?
– Только не я, – сказал Харальд. – Виноват ты разве что тем, что назвал меня англичанином. Я ничего не имею против англичан, но вообще-то я норвежец.
– Для нас вы все на одно лицо, – белозубо улыбнулся араб. – Да и речь ваша схожа. Но если ты не хочешь называться англичанином, это твое право.
Харальд согласился с этим рассуждением и спросил араба, регулярно ли поступает из Византии жалование его воинам.
Тот покачал головой.
– Мы уже три месяца не видели ни одного византийца. Если старушка Зоя знает свое дело, она без промедления должна прислать нам что-нибудь, а то воины помоложе вспомнят Магомета, пойдут на север и присоединятся к туркам.
– При первой же возможности пошлю весть об этом в Константинополь, – сказал Харальд. – А пока заходи в моей шатер, выпьем пива. Ты ведь тоже христианин?
Тут к ним подошел Маниак.
– Он недостоин того, чтобы предлагать ему гостеприимство, – задыхаясь от ярости, прорычал он. – Он не ромей, а всего лишь наемник Его Величества. Скажи ему, чтобы отвел своих вшивых всадников к Алеппо, где им положено быть, и впредь честно отрабатывал свое жалование, как пристало воину.
Араб, поджав губы, отступил назад, посмотрел на Маниака, потом на Харальда, поклонился преувеличенно вежливо и сказал:
– Как скажешь, ромей. Но, да будет тебе известно, мы – не наемники, мы – туркополы, и по своему положению мы ничуть не ниже ромеев. Мы веруем в Христа не меньше вашего, если не больше. Да будет тебе также известно, что мы больше трех месяцев рыщем по пустыне, как шакалы, перебиваясь чем Бог пошлет, потому что за это время не получили из Константинополя ни единой монеты на пропитание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50