– Можете поглядеть сами.
Викинги направились к каяку и обнаружили там завернутые в тюленью шкуру топоры. Они были сделаны из красного металла, насажены на раскрашенные деревянные рукоятки и украшены разноцветными перьями.
– Удивительно красивые вещи, – сказал Груммох. – Правда на мой вкус они чересчур легкие. Но если бы у меня был такой топор, только размером побольше, неизвестно какие подвиги я бы еще совершил.
На что Харальд заметил:
– Ты отлично управляешься и с простым костяным колышком, названный братец!
Но Груммох продолжал:
– Хотел бы я встретить этих красных людей и прикупить у них парочку таких топориков. Я бы с ними поторговался!
– Как бы не выяснилось, что они умеют торговаться половчее, чем ты, Грумох Великан, – заметил Торнфинн Торнфиннссон, – и где ты тогда окажешься, неизвестно!
– Помру и успокоюсь, и буду счастлив, дружище! – отозвался Груммох. Ничего более разумного он к этим словам не прибавил. Но в этот вечер, когда все с изумлением рассматривали пестрые бусы и медные браслеты, привезенные братьями, Груммох завел беседу с Яга-Kara, убеждая его позволить викингам предпринять путешествие на «Длинном Змее» в эти неведомые страны, о которых рассказывали приплывшие в стойбище братья.
Попервоначалу старик только качал головой и даже плакал. Он сказал, что полюбил викингов и теперь считает их своей семьей. Но под конец Груммох все-таки убедил его, и тот согласился отпустить викингов с тем, однако, условием, что они обещают вернуться обратно.
И вот иннуиты отвезли норвежцев на санях к «Длинному Змею». Корабль был в целости, как они его оставили, а все их оружие лежало в хижине, которую они сами построили прошлой весной.
И вот викинги снова отправились в путь, и снова весной, и ветер надувал их сшитые из тюленьих шкур паруса.
– Если я вернусь к иннуитам, – заметил Торнфинн Торнфиннссон, – то Один может заявить свои права на мою голову!
– Мало выгоды извлек бы Один из твоей головы, – пробурчал Гудбруд Гудбрудссон. – Потому что она набита китовым жиром. Как, впрочем, и твое толстое брюхо.
– Не забывайте про быка, которого я встретил в поле над Ягесгардом! – напомнил Харальд Сигурдссон. – А также не забывайте про большой палец моей правой ноги!
И тогда все замолчали и стали махать руками, прощаясь с иннуитами, которые плакали на берегу и тоже махали руками и кивали своими опушенными мехом головами. Даже собаки казались опечаленными, расставаясь с Груммохом и его «стаей». Они лежали на мокрой, оттаивающей траве, уткнув морды в передние лапы, и так громко и жалобно скулили, как не скулили никогда до этих пор.
10. ЗЕМЛЯ
Весна была в самом разгаре, когда «Длинный Змей» развернулся носом в сторону новых неизведанных земель.
Викинги, покинув страну иннуитов, ни о чем другом не могли говорить, как только о раскрашенных топорах, о диковинных ожерельях и шлемах с перьями. Правда, иногда они вспоминали родную свою Норвегию, но это воспоминание быстро вытеснялось из головы мыслями о том, что ожидает их впереди.
– Если там есть золото, – мечтательно заметил Харальд, – то мы сделаемся богатыми, хоть ты и говоришь, что это редко удается людям, Груммох.
– Золото было упрятано под землю и в речной песок единственно к человеческому соблазну, вот что я думаю, братец. Кто берет себе это золото, берет с ним вместе и свою смерть. Подумай-ка о случае с Турвальдом Никлассоном из Йомсбю, который добыл целый ящик золота в стране франков и приволок его в свой дом в норвежском фьорде. А для чего? Только для того, чтобы какой-то жалкий мужичонка, прятавшийся в стволе дерева, перерезал ему глотку, не успела его ладья причалить к берегу.
– Зачем это я стану о нем думать? – отрезал Харальд. – Лучше я подумаю о Груммохе и Харальде Сигурдссоне, у которых хватит ума не быть захваченными врасплох какими-то мужичонками из древесных стволов. Турвальд Никлассон из Йомсбю обладал умом барана. Он стащил золото у франков из церкви, а это было священное золото и принадлежало Христу, Человек, который перерезал горло Турвальду, и был послан франкскими священниками, чтобы вдолбить ему это.
– Да не вдолбил он ему, а нож воткнул, чудило ты! – воскликнул Груммох. – И ножечек-то был, видать, острый, если вспомнить, как притих Турвальд Никлассон.
И тут они увидели прямо по носу корабля несколько полосок земли. Зеленых-презеленых.
– Никогда еще глазам моим не представлялась такая красота! – воскликнул Ямсгар Хавварссон, – а я уже тридцать лет плаваю по морям, и море – это моя стихия! Наконец-то ветры были к нам милостивы. И Фрейя – будь благословенна! – к нам благосклонна. Разрази меня гром, если я хоть когда-нибудь в жизни съем еще кусочек сырой рыбы или китового жира, или проглочу глоток мутной иннуитской воды или ягодного вина.
На что Гудбруд Гудбрудссон возразил:
– Истинный викинг – это зверь, лишенный желудка. Истинному викингу пять недель подряд должно быть достаточно только вдыхать морской воздух, он от этого и сыт и пьян. Викинг думает о морских походах, а вовсе не о жратве.
– Тогда истинный викинг – просто дурак, – заметил Торнфинн Торнфиннссон, – потому что это одно из истинных удовольствий – съесть хороший кусок жареной свинины да толстый ломоть ячменного хлеба с маслом, да поторопить это все кружкой на славу забродившего пива.
– Ммда, – вмешался в разговор Харальд. – Слегка удивительно, как это скальд воспевает жратву и питье. Мне-то казалось, что скальды думают только о легких облачках на небосклоне, где души испытанных воинов, облокотившись о свои щиты, слушают песнопения снежных дев.
– Но, Харальд, поэту ведь тоже надо жить.
– А зачем? – буркнул Гудбруд,
Корабль приближался к земле.
– Эту первую полосу земли я назову «Землей плоских камней», вторую – «Лесной», а третью – «Виноградной». Я уверен, что там растет виноград, как в Миклагарде, где также щедро светит солнце, – заявил Харальд.
– А как ты назовешь лодку, которая скользит по волнам нам навстречу? – спросил Груммох, доставая боевой топор.
Харальд присмотрелся к узкой лодке с высоким носом и высокой кормой, на вид легкой, как ракушка. Пятеро обнаженных до пояса гребцов гребли слаженно и ритмично. Они были раздеты до пояса. Их черные волосы украшали перья.
Лодка неожиданно появилась из-за высокой волны и оказалась не дальше, чем на расстоянии двух выстрелов из лука.
Харальд сказал:
– Назовем ее лодка «Добро пожаловать».
Однако и он не поленился достать из ножен свой меч.
Теперь каноэ было уже так близко, что любой на «Длинном Змее» мог без труда добросить до нее свой шлем.
Было не трудно разглядеть, что кожа людей в лодке красного цвета, а точнее – отливала медью.
– Какие-то новые иннуиты, – сказал Гудбруд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Викинги направились к каяку и обнаружили там завернутые в тюленью шкуру топоры. Они были сделаны из красного металла, насажены на раскрашенные деревянные рукоятки и украшены разноцветными перьями.
– Удивительно красивые вещи, – сказал Груммох. – Правда на мой вкус они чересчур легкие. Но если бы у меня был такой топор, только размером побольше, неизвестно какие подвиги я бы еще совершил.
На что Харальд заметил:
– Ты отлично управляешься и с простым костяным колышком, названный братец!
Но Груммох продолжал:
– Хотел бы я встретить этих красных людей и прикупить у них парочку таких топориков. Я бы с ними поторговался!
– Как бы не выяснилось, что они умеют торговаться половчее, чем ты, Грумох Великан, – заметил Торнфинн Торнфиннссон, – и где ты тогда окажешься, неизвестно!
– Помру и успокоюсь, и буду счастлив, дружище! – отозвался Груммох. Ничего более разумного он к этим словам не прибавил. Но в этот вечер, когда все с изумлением рассматривали пестрые бусы и медные браслеты, привезенные братьями, Груммох завел беседу с Яга-Kara, убеждая его позволить викингам предпринять путешествие на «Длинном Змее» в эти неведомые страны, о которых рассказывали приплывшие в стойбище братья.
Попервоначалу старик только качал головой и даже плакал. Он сказал, что полюбил викингов и теперь считает их своей семьей. Но под конец Груммох все-таки убедил его, и тот согласился отпустить викингов с тем, однако, условием, что они обещают вернуться обратно.
И вот иннуиты отвезли норвежцев на санях к «Длинному Змею». Корабль был в целости, как они его оставили, а все их оружие лежало в хижине, которую они сами построили прошлой весной.
И вот викинги снова отправились в путь, и снова весной, и ветер надувал их сшитые из тюленьих шкур паруса.
– Если я вернусь к иннуитам, – заметил Торнфинн Торнфиннссон, – то Один может заявить свои права на мою голову!
– Мало выгоды извлек бы Один из твоей головы, – пробурчал Гудбруд Гудбрудссон. – Потому что она набита китовым жиром. Как, впрочем, и твое толстое брюхо.
– Не забывайте про быка, которого я встретил в поле над Ягесгардом! – напомнил Харальд Сигурдссон. – А также не забывайте про большой палец моей правой ноги!
И тогда все замолчали и стали махать руками, прощаясь с иннуитами, которые плакали на берегу и тоже махали руками и кивали своими опушенными мехом головами. Даже собаки казались опечаленными, расставаясь с Груммохом и его «стаей». Они лежали на мокрой, оттаивающей траве, уткнув морды в передние лапы, и так громко и жалобно скулили, как не скулили никогда до этих пор.
10. ЗЕМЛЯ
Весна была в самом разгаре, когда «Длинный Змей» развернулся носом в сторону новых неизведанных земель.
Викинги, покинув страну иннуитов, ни о чем другом не могли говорить, как только о раскрашенных топорах, о диковинных ожерельях и шлемах с перьями. Правда, иногда они вспоминали родную свою Норвегию, но это воспоминание быстро вытеснялось из головы мыслями о том, что ожидает их впереди.
– Если там есть золото, – мечтательно заметил Харальд, – то мы сделаемся богатыми, хоть ты и говоришь, что это редко удается людям, Груммох.
– Золото было упрятано под землю и в речной песок единственно к человеческому соблазну, вот что я думаю, братец. Кто берет себе это золото, берет с ним вместе и свою смерть. Подумай-ка о случае с Турвальдом Никлассоном из Йомсбю, который добыл целый ящик золота в стране франков и приволок его в свой дом в норвежском фьорде. А для чего? Только для того, чтобы какой-то жалкий мужичонка, прятавшийся в стволе дерева, перерезал ему глотку, не успела его ладья причалить к берегу.
– Зачем это я стану о нем думать? – отрезал Харальд. – Лучше я подумаю о Груммохе и Харальде Сигурдссоне, у которых хватит ума не быть захваченными врасплох какими-то мужичонками из древесных стволов. Турвальд Никлассон из Йомсбю обладал умом барана. Он стащил золото у франков из церкви, а это было священное золото и принадлежало Христу, Человек, который перерезал горло Турвальду, и был послан франкскими священниками, чтобы вдолбить ему это.
– Да не вдолбил он ему, а нож воткнул, чудило ты! – воскликнул Груммох. – И ножечек-то был, видать, острый, если вспомнить, как притих Турвальд Никлассон.
И тут они увидели прямо по носу корабля несколько полосок земли. Зеленых-презеленых.
– Никогда еще глазам моим не представлялась такая красота! – воскликнул Ямсгар Хавварссон, – а я уже тридцать лет плаваю по морям, и море – это моя стихия! Наконец-то ветры были к нам милостивы. И Фрейя – будь благословенна! – к нам благосклонна. Разрази меня гром, если я хоть когда-нибудь в жизни съем еще кусочек сырой рыбы или китового жира, или проглочу глоток мутной иннуитской воды или ягодного вина.
На что Гудбруд Гудбрудссон возразил:
– Истинный викинг – это зверь, лишенный желудка. Истинному викингу пять недель подряд должно быть достаточно только вдыхать морской воздух, он от этого и сыт и пьян. Викинг думает о морских походах, а вовсе не о жратве.
– Тогда истинный викинг – просто дурак, – заметил Торнфинн Торнфиннссон, – потому что это одно из истинных удовольствий – съесть хороший кусок жареной свинины да толстый ломоть ячменного хлеба с маслом, да поторопить это все кружкой на славу забродившего пива.
– Ммда, – вмешался в разговор Харальд. – Слегка удивительно, как это скальд воспевает жратву и питье. Мне-то казалось, что скальды думают только о легких облачках на небосклоне, где души испытанных воинов, облокотившись о свои щиты, слушают песнопения снежных дев.
– Но, Харальд, поэту ведь тоже надо жить.
– А зачем? – буркнул Гудбруд,
Корабль приближался к земле.
– Эту первую полосу земли я назову «Землей плоских камней», вторую – «Лесной», а третью – «Виноградной». Я уверен, что там растет виноград, как в Миклагарде, где также щедро светит солнце, – заявил Харальд.
– А как ты назовешь лодку, которая скользит по волнам нам навстречу? – спросил Груммох, доставая боевой топор.
Харальд присмотрелся к узкой лодке с высоким носом и высокой кормой, на вид легкой, как ракушка. Пятеро обнаженных до пояса гребцов гребли слаженно и ритмично. Они были раздеты до пояса. Их черные волосы украшали перья.
Лодка неожиданно появилась из-за высокой волны и оказалась не дальше, чем на расстоянии двух выстрелов из лука.
Харальд сказал:
– Назовем ее лодка «Добро пожаловать».
Однако и он не поленился достать из ножен свой меч.
Теперь каноэ было уже так близко, что любой на «Длинном Змее» мог без труда добросить до нее свой шлем.
Было не трудно разглядеть, что кожа людей в лодке красного цвета, а точнее – отливала медью.
– Какие-то новые иннуиты, – сказал Гудбруд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33