Эта великолепная птица, по величине несколько крупнее индейки, была покрыта как бы прекрасной мантией, состоявшей из длинных черных перьев с беловатыми и красноватыми полосками и с такими же глазками, какие существуют на хвосте павлина, но глазки эти светлее и не имеют прекрасного голубого и золотистого отблеска павлиньих перьев. Вдоль спины у нее шло возвышение из красноватых с черными точками перьев, а хвост оканчивался двумя перьями, длиной почти в пятьдесят сантиметров; перья эти были черного цвета и слегка изогнуты. Птица казалась огромной, хотя голова ее была очень мала, но старый моряк вскоре убедился, что и сама она весила очень мало и была в сущности очень не велика.
— В этой птице только и есть, что перья, — сказал он с досадой. — Я думал, что она гораздо больше.
— Но она великолепна! — воскликнул рассматривавший птицу с живейшим любопытством Кардосо.
— А вон тот уродлив, как обезьяна! — вскричал Диего, внезапно обернувшись в другую сторону и поспешно взводя курок.
— Кто уродлив? — спросили в один голос доктор и Кардосо.
В это время под сводами гигантских деревьев раздался какой-то чрезвычайно странный, продолжительный крик.
— Кооо-мооо-хооо-э-э-э!..
— Тысяча молний! — воскликнул Диего. — Этот дурень похож на людоеда и поет хуже охрипшего попугая!
Близ огромного эвкалипта, поднимавшего свою верхушку на высоту ста пятидесяти метров, внезапно появился темнокожий дикарь.
Он был так уродлив, что, глядя на него, невольно становилось страшно: рост его был средний, цвет кожи бронзовый, но все тело было покрыто чрезвычайно странными белыми, голубыми и желтыми рисунками, волосы его были черны, но они не стояли шапкой, как у негров, хотя слегка и курчавились. Голова его сильно напоминала голову шимпанзе, она была продолговата, имела сжатый лоб, приплюснутый нос и большой рот, показывавший ослепительно белые зубы. Тело его было страшно худо, но живот выдавался вперед, а ноги тонки и у них совершенно недоставало икр.
Словом, это был настоящий образчик выродившейся расы, живущей в сердце австралийского материка.
Одежда его состояла из пояса, сделанного из кожи поссума, за которым был заткнут каменный топор, бумеранг и коротенькое метательное копье. Сверх того на нем было надето нечто вроде сумки, в которой он, быть может, держал краски, служащие для татуировки, и жир для смазывания тела, и накинут был плащ, сделанный из кожи кенгуру.
Позади него матросы, к величайшему изумлению, увидели огромную птицу, похожую на небольшого страуса, в полтора метра высоты, с темными, но зато более тонкими, нежели у африканских страусов, перьями, с костистым наростом на голове, с большими сильными лапами, с короткими кожистыми крыльями, на которых было лишь очень небольшое количество перьев, и с опущенным книзу хвостом. Он нес на спине что-то похожее на ящик из коры камедиеносного дерева, заключавший в себе неизвестно какую чертовщину.
— Тысяча молний! — воскликнул Диего. — Как безобразен этот дикарь! Горилла в сравнении с ним настоящая красавица. Эй, Коко, что это за четверорукое, от которого так сильно пахнет дичью, что этот запах слышно за целую милю?
— Это вьередан, — ответил Ниро Варанга, не скрывая некоторого беспокойства.
— Что такое вьередан?
— Это колдун, то есть какой-нибудь шарлатан, и вместе с тем знахарь, — ответил доктор.
— Пусть он держится подальше от нас. Я вовсе не хочу, чтобы он нас сглазил, — поспешно сказал Диего.
— Ой, ой, старина! — воскликнул Кардосо. — Да ты, кажется, суеверен?
— Как всякий моряк! Но что это за птицу ведет за собой этот колдун?
— Это эму, или австралийский страус, — ответил доктор.
— Быть может, он несет на себе хирургические инструменты своего хозяина?
— Я думаю, напротив, что эта шкатулка содержит в себе разные принадлежности колдовства, — сказал доктор, смеясь и глядя на Диего. — Там, вероятно, находятся краски для татуировки, камедь для прикрепления каменных наконечников и тому подобные вещи. А что, если бы мы пригласили его позавтракать с нами и приготовить нам нашего кенгуру? Говорят, что австралийцы умеют очень хорошо готовить кушанья из этих животных.
— Эй ты, обезьяна, ступай сюда, — закричал Диего, — но ты можешь оставить свою чертовщину подальше от драя.
Колдун, вероятно, не понял его, и поэтому не двинулся с места, но после приглашения, переданного ему Ниро Варанга, он начал медленно приближаться, таща за собой своего эму, и наконец подошел потереть свой нос о нос доктора. Последний ответил такой же любезностью, хотя от дикаря несло очень резким запахом пота и дичины.
Узнав, что его приглашают позавтракать, он раздвинул рот до ушей и разразился каким-то конвульсивным хохотом, хлопая при этом себя по животу обеими руками. Бедняга, должно быть, был очень доволен, что ему представляется случай набить свою утробу, так как, судя по его страшной худобе, можно было угадать, что ему часто и подолгу приходится поститься, — это очень часто случается с австралийцами, начинающими бороться с голодом чуть ли ни со дня рождения-
Ниро Варанга сбросил с драя кенгуру и растолковал своему соотечественнику, что его хозяева просят приготовить кушанье из кенгуру на австралийский манер. Колдун уже заранее расправлял челюсти; он толкнул своего страуса ногой, отпустив его пастись на свободе, и затем начал помогать проводнику, с усердием показывая, что он очень голоден.
— Внимание, Кардосо, — сказал старый матрос, — посмотрим, как эти дикари готовят свое национальное кушанье. Но не следует ли опасаться, сеньор доктор, что они пережарят или каким-либо иным образом сделают его несъедобным?
— Не бойся, старина, — ответил Альваро, — уверяю тебя, что ты оближешь себе пальчики.
— Хм! А я все-таки сомневаюсь, чтобы они сумели его приготовить. Буду присматривать за ними и, если увижу, что оно может подгореть, тотчас же отправлю пинком ко всем чертям этого колдуна. Ну, Коко, скорей за работу: у меня просто волчий аппетит!
Впрочем, не было никакой надобности поощрять усердие двух поваров, они и сами, казалось, с нетерпением ожидали того момента, когда можно будет запустить зубы в приготовляемое ими сочное мясо. Колдун и Ниро Варанга в несколько минут вырыли яму в полметра глубиной, причем они использовали для рытья две палки, заостренные на одном конце и закаленные для крепости на огне, затем вымостили дно ямы камнями, собранными на дне высохшего ручья, стараясь при этом выбирать лишь плоские камни, покрыли яму сухими ветвями и тотчас же зажгли их.
Приготовив таким образом печь, они, не сдирая с кенгуру кожи, разрезали ей живот, вынули внутренности и отдали их страусу, а в кенгуру положили ее детенышей, прибавили каких-то листьев, ароматических трав и кусочки жира, издававшие очень аппетитный запах, затем зашили разрез растительной ниткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56