— Я обещаю вам сейчас же по освобождении моей невесты уплатить тысячу рублей.
Полковник рассмеялся.
— Вы, должно быть, прибыли из-за границы, Божий человек?
— Золотых рублей, — поправил Эльвенгрейн.
Полковник обернулся:
— Я знаю, Эльвенгрейн, что вы неисправимый оптимист. Но посудите сами, что мне делать с золотыми рублями? Я могу взять только драгоценности… Настоящее золото. Чистое золото!
— Такого рода плата для меня легче, чем какая-либо другая, — ответил Бренкен. — Разве бумажные деньги больше ничего не стоят?
— Нет, — ответил Эльвенгрейн, — бумажными деньгами сейчас можно оклеивать комнаты.
— Ну, в таком случае, хорошо! — сказал полковник. — Мы, следовательно, договорились. Что я должен сделать?
Бренкен вкратце рассказал. Подал полковнику приказ комиссара. Полковник бегло прочел бумагу.
— Это подпись Кришны, — сказал он. — Как вы раздобыли ее?
— Я вынудил у него подпись.
— Вы? У Кришны? этого упрямого буйвола? В таком случае, вы герой! Итак, пойдемте!
Они пошли. Все произошло, как по нотам.
Так как приказ комиссара был передан офицером красной армии, то ни у кого не мелькнуло подозрения. Прошло, однако, несколько часов, пока Анастасию Урбанову удалось найти в одном из переполненных казематов.
Эльвенгрейн и Бренкен тем временем в состоянии крайнего возбуждения, переходя от надежды к отчаянию, сидели, съежившись, в квартире Эльвенгрейна.
На следующий день, когда взошло солнце, полковник привел молодую девушку со впалыми щеками, усталыми глазами и измученную духом и телом.
Любящие без слов упали друг другу в объятия. Но теперь не время было для разговоров. Полковник торопил. Бренкен заявил, что он без промедления должен ехать в Екатеринбург, чтобы отдаться в распоряжение царицы. О судьбе своей сестры Александры он ни у кого не мог ничего узнать. Но теперь он и не смел интересоваться этим. Он был солдат и чувствовал себя обязанным служить Александре Федоровне до последнего издыхания. Настя заявила, что будет сопровождать своего возлюбленного на любом пути, и вообще ничто больше не будет в состоянии еще раз разлучить ее с ним.
— Если нам суждено умереть, — сказала она, — то мы умрем вместе. Одна мысль о том, что я еще раз могу потерять тебя, в состоянии заставить меня умереть.
Бренкен согласился. Друзья разными дорогами отправились в квартиру Насти. В то время, как она поспешила к себе в комнату, отделываясь несколькими словами от знакомых, обрадовавшихся ее возвращению, офицеры ожидали в подъезде напротив. Настя собрала все деньги и драгоценности, которые у нее были. Там же, в подъезде, полковник Горленко получил свою долю. Настя передала также несколько дорогих колец Эльвенгрейну — на всякий случай. Бренкен показал своим товарищам романовский бриллиант. Полковник предложил сопровождать его во время опасной поездки в Екатеринбург. Эльвенгрейн тоже не хотел оставаться в Петрограде. Таким образом они решили вместе пробраться на место изгнания царицы и сделать попытку собрать верных царю людей, о которых шел слух, что они стоят уже в боевой готовности в Тюмени. Среди офицеров не было секретом, что в Тюмени Борис Соловьев, зять Распутина, подготовлял все, что нужно, для освобождения царя и его семьи. Член Государственной Думы Марков II был душой заговора. Но до сих пор все его попытки сводились к нулю.
— Я должен предостеречь вас от поручика Соловьева! — сказал Эльвенгрейн. — Этот зять Распутина ничуть не лучше самого старца. У меня был хороший товарищ по фамилии Соколов, ротный командир одного из крымских полков. Он был послан в Тюмень для того, чтобы примкнуть к якобы собравшимся там войскам, для освобождения их величеств. С тех пор о нем долго ничего не было слышно. Но я потом встретил его в Петрограде, совершенно растерянного. Он рассказал мне, что Соловьев предатель, который доносил советским властям на всех офицеров, желавших примкнуть к нему, как на заговорщиков. Соколову только с большим трудом удалось спастись от ареста.
— Мы не примкнем ни к какой группе, — решил Бренкен. — Мы сперва должны будем своими глазами убедиться в том, действительно ли грозит жизни царской семьи опасность. Если непосредственной опасности не грозит, то мы найдем время создать новую организацию.
Сроком отъезда он назначил следующий же день. Эльвенгрейн должен был сходить за билетами. Полковник должен был запастись фальшивыми удостоверениями для всех четырех. Ухмыляясь, он заявил, что это для него мелочь.
— Но почему же ждать до завтрашнего дня? — спросил он. — Я должен еще зайти в дом Лу де Ли — сказал Бренкен. — Я все-таки озабочен тем, что по моей вине могут погибнуть несколько человеческих жизней.
Эльвенгрейн разразился громким хохотом:
— Ну и принципы же у тебя, как раз для нашего времени! Да пусть предательница сдохнет с голоду, Бренкен! Только без ложной сентиментальности!
Но полковник стал возражать, и Вольдемар фон Бренкен тоже не был человеком, способным отделаться отговоркой от своих убеждений.
— Я солдат и никогда не стану колебаться принести в жертву человека, если это так должно быть, — сказал он.
— Здесь этого не должно быть. Я не подвергаюсь ни малейшей опасности, заботясь о том, чтобы пленники были вовремя найдены и освобождены.
Эльвенгрейн заметил, что цели можно было бы достигнуть путем анонимного заявления в ближайший комиссариат милиции. Но Бренкен настаивал на своем намерении, почему — это ему самому не было вполне ясно. Какая-то таинственная сила притягивала его обратно к доме Луде Ли. Он никогда не был бы в состоянии объяснить себе, чего ради он собирался совершить этот безумно смелый поступок и еще раз подвергнуться такой серьезной опасности, Эльвенгрейн, не пропускавший ни одного приключения, объявил, наконец, что если Бренкен настаивает на своем плане, то он будет сопровождать его. Таким образом Настя осталась под охраной полковника. Оба делали вид, что невинно гуляют без определенной цели по улице. В действительности они очень ловко скрывались от шпиков и патрулей.
Бренкен и Эльвенгрейн тем временем приблизились к дому танцовщицы. Развалины взорванного флигеля все еще лежали печальные и покинутые…
— Этакая стерва! — заметил Эльвенгрейн. — Сколько человеческих жизней у нее на совести!
Они вошли. Никто не вышел им навстречу. Лу де Ли предпочитала не пользоваться услугами швейцара. Она вполне доверяла японке, которая была ее единственной прислугой. Дверь конторы была все еще закрыта с тех пор, как Бренкен запер ее. Он вынул ключ из кармана. Оба друга тихо прошли по коридору. Эльвенгрейн держал наготове заряженный револьвер.
Ни малейших признаков жизни!
Бренкен осторожно открыл дверь комнаты, в которой он оставил пленных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51