Мне нужно было держать себя крайне тактично. Как посмеется судьба надо мной, если я вздумаю влюбиться в нее! Но ничто не могло быть безумнее такого предположения и ее не следовало принимать во внимание.
– Любопытство, – сказал я, – является следствием одного из двух побуждений: или желания стать в дружеские отношения, или желания оскорбить. Заметьте это, пожалуйста, если только вам дадут на это время. Я вижу там целую дюжину молодых людей, которые жаждут сказать вам, что вы прекрасны. Не допускайте, чтобы я запретил им это. Так как мы остановились в одном и том же отеле...
– Как? Вы остановились в Пале?
– Неужели в Диеппе есть еще другой дом, где вас можно найти?
Она вспыхнула слегка и отвернулась от меня. Я видел, что испугал ее, и, подумав о том, сколько недоразумений может вызвать иногда так называемая тактика, я придумал какой-то предлог и оставил ее.
Да, положительно глаза ее бросили мне вызов. А мужчине, сказал я себе, не подобает колебаться и следует поднять перчатку, брошенную ему так храбро молодой девушкой девятнадцати лет.
VI
Мой друг Мак-Шанус. Перед завесой тайны
Я думал, что никого не знаю в Диеппе, но ошибся, как вы это увидите. Не успел я ступить в отель, как натолкнулся на Тимофея Мак-Шануса, журналиста с Флит-Стрит, и в следующую минуту слушал уже его рассказы, представлявшие причудливую смесь фактов и фантазии. В первый раз в течение многих лет не понадобился ему немедленный заем.
– Клянусь, – воскликнул он, – лучше этого ты ничего и никогда не слышал! Здешний лорд-мэр устроил бал в честь провинциальных членов Совета и... между ними очутился я, Тимофей Мак-Шанус. Надо тебе сказать, что здесь в парламенте есть другой Мак-Шанус, которого они пригласили на веселье. Письмо попало по ошибке в другие руки, и я сказал себе, что Мак-Шанус должен присутствовать на этом обеде как почетный гость от имени старой Ирландии...
Я поспешил умерить его пыл и пригласил его отобедать со мной, на что он немедленно согласился. Когда через некоторое время он присоединился ко мне за обеденным столом, первое лицо, которое бросилось ему в глаза, была Анна Фордибрас, сидевшая рядом с грозной на вид дамой на расстоянии трех столов от нас. Выражение, появившееся при этом на его лице, не поддается никакому описанию. Я боялся, чтобы сидевшие в этой комнате не услышали последовавшего взрыва с его стороны.
– Клянусь матерью своих предков! – воскликнул он. – Ведь это она, маленькая пастушка. Ин Фабос, тебе стыдно признаться в том, что к этому берегу влекли тебя не звезды неба и не красота окружающей природы. О, Тимофей Мак-Шанус, как падают великие! Не далее...
Я усадил его на место и открыто высказал ему свое неудовольствие. Анна Фордибрас не слышала его слов, но ее рассмешили его манеры, равно как француженок и англичанок, сидевших вокруг нас. Держу пари, что нет такого профессора, который в состоянии был бы противостоять этому легкомысленному ирландцу или сердиться, а не удивляться его забавным выходкам.
– Фабос, мой мальчик, выпьем шампанского за ее здоровье, – шепнул он мне, когда подали суп. – Супружество равносильно этому вину: хорошая вещь в самом начале, но далеко не так хороша, если переполнить меру. Я сам едва не женился на леди Кларе Ловенлоу из Кильдара... Ай! И несчастный был бы я теперь, сделай я это. Представь себе только Мак-Шануса в туфлях среди семьи и дочерей, поющих ему «Погибшую страну»! Его, этот свет Гольдсмит-Клуба! Да, подумай об этом, мой мальчик, и скажи, что он счастливо отделался от этой девицы...
Я не прерывал его болтовни. Говоря откровенно, я был очень рад его обществу. Я не желал, чтобы Анна Фордибрас подумала, будто я один в отеле и у меня нет знакомых в Диеппе, вследствие чего не мог бы отрицать своего желания возобновить с нею знакомства во время отсутствия ее отца. Теперь же присутствие этого дородного ирландца могло служить ширмой моим намерениям. Как бы там ни было, я очень был рад этой встрече.
– Мак-Шанус, – сказал я, – не говори глупостей и не причисляй меня к семье подобного рода. Ну разве я похож на человека, которому дочери осмелятся петь «Погибшую страну»?
– По наружному виду трудно судить, доктор! У моего друга Люка о'Бриена, того самого, что написал «Философию уединения», семь детей в графстве Корк и граммофон. «Люк, – говорю я ему, – ты, я вижу, в полном уединении здесь». Он выругался, и с тех пор мы больше не говорим с ним об этом.
– Кстати, Мак-Шанус! Позволь мне успокоить твои чувства сообщением, что завтра вечером сюда приедет за мной моя яхта «Белые крылья».
– Слава Богу, ты будешь в безопасности на море. Я не доверяю ей. Взгляни в ее глаза. Не видишь разве, как они то выглянут, то спрячутся... «Точно мышки из-под юбочки», – говорит поэт. Ей не терпится показать свою маленькую ножку и дать тебе понять, что обувь ее не дорого обойдется. Отвернись в сторону, Ин, мой мальчик, когда она смеется. Плохой это смех, он ведет к погибели человека...
– Я запомню это, Мак-Шанус! Не желаешь ли заняться старой леди, пока я побеседую с ней?
– Как? С той кошкой, у которой мужские волосы и телескоп на носу? Спаси меня, Господи, и помилуй! Лучше каторжные работы.
– Ну, полно тебе! Не видишь разве по ее взгляду, что она пользуется авторитетом на этом полуострове, Мак-Шанус? Я знаю, она играет в мяч. Я видел ее с палками сегодня днем.
– Чтобы проломить голову кому-нибудь. Неужели Тимофей Мак-Шанус так низко пал? Неужели он пойдет по пятам женщины с палками в руках? Прекрасное это зрелище будет, право, настоящий праздник!
– Выпей еще шампанского, это укрепит твои нервы, Тимофей.
Он покачал головой и погрузился в грустное раздумье. Нервы его, однако, успокоились после нескольких стаканов. По окончании обеда мы вышли на веранду, где застали мисс Фордибрас и ее компаньонку мисс Астон – они пили кофе. Они встали нам навстречу, точно ждали нашего прихода, и я тотчас же представил им Мак-Шануса.
– Мистер Тимофей Мак-Шанус, автор «Ирландии и ее королей» и потомок одного из последних, сколько мне помнится. Не правда ли, Мак-Шанус?
– Не одного, а всех, доктор Фабос! Мой отец правил когда-то Ирландией, а сыновья мои будут править ею впоследствии. Ваш слуга, прелестная леди! Прошу не называть меня историком. Я поэт, когда не присутствую на суде.
Мисс Астон, леди с короткими волосами и в очках, отнеслась, кажется, серьезно к словам Мак-Шануса и сейчас же заговорила с ним о Броунинге, Уолте Уитмэне и других. Я подвинул стул ближе к мисс Фордибрас и также принял участие в общем разговоре.
– Никто не читает теперь поэзии, – сказал я. – Мы сделались слишком циничны. Даже Мак-Шанус и тот не считает свои оды достойными печати.
– Они погибнут вместе со мной в могиле аббатства, – ответил он. – И только спустя тысячу лет какой-нибудь профессор из Новой Зеландии поведает миру о том, что написал Мак-Шанус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Любопытство, – сказал я, – является следствием одного из двух побуждений: или желания стать в дружеские отношения, или желания оскорбить. Заметьте это, пожалуйста, если только вам дадут на это время. Я вижу там целую дюжину молодых людей, которые жаждут сказать вам, что вы прекрасны. Не допускайте, чтобы я запретил им это. Так как мы остановились в одном и том же отеле...
– Как? Вы остановились в Пале?
– Неужели в Диеппе есть еще другой дом, где вас можно найти?
Она вспыхнула слегка и отвернулась от меня. Я видел, что испугал ее, и, подумав о том, сколько недоразумений может вызвать иногда так называемая тактика, я придумал какой-то предлог и оставил ее.
Да, положительно глаза ее бросили мне вызов. А мужчине, сказал я себе, не подобает колебаться и следует поднять перчатку, брошенную ему так храбро молодой девушкой девятнадцати лет.
VI
Мой друг Мак-Шанус. Перед завесой тайны
Я думал, что никого не знаю в Диеппе, но ошибся, как вы это увидите. Не успел я ступить в отель, как натолкнулся на Тимофея Мак-Шануса, журналиста с Флит-Стрит, и в следующую минуту слушал уже его рассказы, представлявшие причудливую смесь фактов и фантазии. В первый раз в течение многих лет не понадобился ему немедленный заем.
– Клянусь, – воскликнул он, – лучше этого ты ничего и никогда не слышал! Здешний лорд-мэр устроил бал в честь провинциальных членов Совета и... между ними очутился я, Тимофей Мак-Шанус. Надо тебе сказать, что здесь в парламенте есть другой Мак-Шанус, которого они пригласили на веселье. Письмо попало по ошибке в другие руки, и я сказал себе, что Мак-Шанус должен присутствовать на этом обеде как почетный гость от имени старой Ирландии...
Я поспешил умерить его пыл и пригласил его отобедать со мной, на что он немедленно согласился. Когда через некоторое время он присоединился ко мне за обеденным столом, первое лицо, которое бросилось ему в глаза, была Анна Фордибрас, сидевшая рядом с грозной на вид дамой на расстоянии трех столов от нас. Выражение, появившееся при этом на его лице, не поддается никакому описанию. Я боялся, чтобы сидевшие в этой комнате не услышали последовавшего взрыва с его стороны.
– Клянусь матерью своих предков! – воскликнул он. – Ведь это она, маленькая пастушка. Ин Фабос, тебе стыдно признаться в том, что к этому берегу влекли тебя не звезды неба и не красота окружающей природы. О, Тимофей Мак-Шанус, как падают великие! Не далее...
Я усадил его на место и открыто высказал ему свое неудовольствие. Анна Фордибрас не слышала его слов, но ее рассмешили его манеры, равно как француженок и англичанок, сидевших вокруг нас. Держу пари, что нет такого профессора, который в состоянии был бы противостоять этому легкомысленному ирландцу или сердиться, а не удивляться его забавным выходкам.
– Фабос, мой мальчик, выпьем шампанского за ее здоровье, – шепнул он мне, когда подали суп. – Супружество равносильно этому вину: хорошая вещь в самом начале, но далеко не так хороша, если переполнить меру. Я сам едва не женился на леди Кларе Ловенлоу из Кильдара... Ай! И несчастный был бы я теперь, сделай я это. Представь себе только Мак-Шануса в туфлях среди семьи и дочерей, поющих ему «Погибшую страну»! Его, этот свет Гольдсмит-Клуба! Да, подумай об этом, мой мальчик, и скажи, что он счастливо отделался от этой девицы...
Я не прерывал его болтовни. Говоря откровенно, я был очень рад его обществу. Я не желал, чтобы Анна Фордибрас подумала, будто я один в отеле и у меня нет знакомых в Диеппе, вследствие чего не мог бы отрицать своего желания возобновить с нею знакомства во время отсутствия ее отца. Теперь же присутствие этого дородного ирландца могло служить ширмой моим намерениям. Как бы там ни было, я очень был рад этой встрече.
– Мак-Шанус, – сказал я, – не говори глупостей и не причисляй меня к семье подобного рода. Ну разве я похож на человека, которому дочери осмелятся петь «Погибшую страну»?
– По наружному виду трудно судить, доктор! У моего друга Люка о'Бриена, того самого, что написал «Философию уединения», семь детей в графстве Корк и граммофон. «Люк, – говорю я ему, – ты, я вижу, в полном уединении здесь». Он выругался, и с тех пор мы больше не говорим с ним об этом.
– Кстати, Мак-Шанус! Позволь мне успокоить твои чувства сообщением, что завтра вечером сюда приедет за мной моя яхта «Белые крылья».
– Слава Богу, ты будешь в безопасности на море. Я не доверяю ей. Взгляни в ее глаза. Не видишь разве, как они то выглянут, то спрячутся... «Точно мышки из-под юбочки», – говорит поэт. Ей не терпится показать свою маленькую ножку и дать тебе понять, что обувь ее не дорого обойдется. Отвернись в сторону, Ин, мой мальчик, когда она смеется. Плохой это смех, он ведет к погибели человека...
– Я запомню это, Мак-Шанус! Не желаешь ли заняться старой леди, пока я побеседую с ней?
– Как? С той кошкой, у которой мужские волосы и телескоп на носу? Спаси меня, Господи, и помилуй! Лучше каторжные работы.
– Ну, полно тебе! Не видишь разве по ее взгляду, что она пользуется авторитетом на этом полуострове, Мак-Шанус? Я знаю, она играет в мяч. Я видел ее с палками сегодня днем.
– Чтобы проломить голову кому-нибудь. Неужели Тимофей Мак-Шанус так низко пал? Неужели он пойдет по пятам женщины с палками в руках? Прекрасное это зрелище будет, право, настоящий праздник!
– Выпей еще шампанского, это укрепит твои нервы, Тимофей.
Он покачал головой и погрузился в грустное раздумье. Нервы его, однако, успокоились после нескольких стаканов. По окончании обеда мы вышли на веранду, где застали мисс Фордибрас и ее компаньонку мисс Астон – они пили кофе. Они встали нам навстречу, точно ждали нашего прихода, и я тотчас же представил им Мак-Шануса.
– Мистер Тимофей Мак-Шанус, автор «Ирландии и ее королей» и потомок одного из последних, сколько мне помнится. Не правда ли, Мак-Шанус?
– Не одного, а всех, доктор Фабос! Мой отец правил когда-то Ирландией, а сыновья мои будут править ею впоследствии. Ваш слуга, прелестная леди! Прошу не называть меня историком. Я поэт, когда не присутствую на суде.
Мисс Астон, леди с короткими волосами и в очках, отнеслась, кажется, серьезно к словам Мак-Шануса и сейчас же заговорила с ним о Броунинге, Уолте Уитмэне и других. Я подвинул стул ближе к мисс Фордибрас и также принял участие в общем разговоре.
– Никто не читает теперь поэзии, – сказал я. – Мы сделались слишком циничны. Даже Мак-Шанус и тот не считает свои оды достойными печати.
– Они погибнут вместе со мной в могиле аббатства, – ответил он. – И только спустя тысячу лет какой-нибудь профессор из Новой Зеландии поведает миру о том, что написал Мак-Шанус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61