И внезапно поблизости послышался веселый и громкий голос, поющий «Боже, храни короля!»
Глава тридцатая
Шхуна
Измученное сердце Маргерит, казалось, перестало биться. Она скорее почувствовала, чем услышала, что солдаты приготовились к схватке, и что каждый пригнулся, держа в руке саблю.
Голос звучал все ближе и ближе. Среди пустынных утесов и на фоне шума прибоя было невозможно определить, на каком расстоянии находится и откуда идет веселый певец, просящий Бога хранить его короля, в то время как он сам находится в смертельной опасности. Голос становился все более громким, время от времени под ногами певца шуршала галька, скатывающаяся со скал на берег.
Услышав рядом с собой щелканье курка ружья Дега, Маргерит ощутила, что жизнь покидает ее тело.
Нет, нет, нет! Этого не должно быть! Пусть кровь Армана падет на ее голову, пусть ее заклеймят, как братоубийцу, пусть даже тот, кого она обожает, будет до конца дней презирать и ненавидеть ее за это, все равно, Господи, спаси его любой ценой!
С громким криком Маргерит вскочила на ноги и бросилась бежать вокруг скалы, за которой она сидела. Увидев красноватый свет, мерцавший сквозь щели хижины, она подбежала к ней и начала бешено колотить кулаками в ее деревянные стены, продолжая кричать:
— Арман! Ваш предводитель близко! Его предали! Стреляй, Арман, ради Бога!
Чьи-то руки схватили Маргерит и швырнули на землю, но она кричала, не обращая внимание на боль:
— Перси, муж мой, ради Бога, беги! Арман! Арман! Почему ты не стреляешь?
— Кто-нибудь пусть заставит эту женщину замолчать! — прошипел Шовлен, еле сдерживаясь, чтобы не ударить ее.
На голову Маргерит что-то набросили, она не могла дышать и была вынуждена умолкнуть.
Храбрый певец также замолчал, несомненно, предупрежденный об опасности криками Маргерит. Солдаты выскочили из укрытий — прятаться далее не имело смысла, так как душераздирающие женские вопли отозвались эхом по всем скалам,
Шовлен, пробормотав ругательство, не сулившее ничего хорошего той, кто расстроила бережно взлелеянные им планы, поспешно прокричал команду:
— Все в хижину, и не давайте никому уйти оттуда живым!
Луна вновь появилась из-за туч, и темнота уступила место серебристому свету. Несколько солдат бросились к деревянной двери хижины, один остался охранять Маргерит.
Дверь была приоткрыта, один из солдат распахнул ее настежь, но внутри хижины было темно, только в углу огонь в очаге тускло поблескивал красноватым светом. Солдаты замешкались у двери, ожидая дальнейших приказаний.
Шовлен, ожидавший, что четверо беглецов окажут отчаянное сопротивление под покровом темноты, на момент застыл от изумления, увидев солдат, стоящих наготове, словно часовые на посту, в то время как из хижины не доносилось ни звука.
Охваченный мрачными предчувствиями, он также подошел к двери и, устремив взгляд во мрак, осведомился:
— Что все это значит?
— Думаю, гражданин, что внутри никого нет, — невозмутимо отозвался один из солдат.
— Неужели вы позволили этим людям бежать? — угрожающе прогремел Шовлен. — Я же приказал вам никого не отпускать живым! Скорей бегите за ними!
Солдаты, послушные, как машины, бросились вниз по каменистому спуску и что было сил понеслись направо и налево по берегу.
— Вы и ваши люди заплатите жизнью за свою оплошность, гражданин сержант, — злобно прошипел Шовлен, — и вы тоже, — добавил он, обернувшись к Дега, — за невыполнение моих приказаний!
— Вы приказали нам, гражданин, ждать до тех пор, пока не появится высокий англичанин и не присоединится к людям в хижине. Но никто не появился, — сердито возразил сержант.
— Но когда женщина закричала, я приказал вам бежать в хижину и никого не выпускать живым!
— Но, гражданин, четверо, находившиеся здесь, по-моему, ушли раньше…
— По-вашему! — Шовлен задохнулся от бешенства. — Значит, вы позволили им уйти?
— Вы приказали нам ждать, гражданин, — запротестовал сержант, — и под страхом смерти повиноваться вашим приказаниям. Поэтому мы и ждали. Я слышал, как люди выбирались потихоньку из хижины, вскоре после того как мы засели в укрытии и задолго до того, как женщина закричала, — добавил он, пока Шовлен от гнева был не в силах произнести ни слова.
— Слушайте! — внезапно воскликнул Дега.
Издалека донеслись два выстрела. Шовлен устремил взгляд на берег, но луна в этот момент опять скрылась за облаками, и он ничего не увидел.
— Пусть кто-нибудь войдет в хижину и зажжет свет, — распорядился он наконец.
Сержант флегматично повиновался; подойдя к очагу, он зажег фонарик, висевший у него на поясе, и осветил им пустое помещение.
— Куда они пошли? — осведомился Шовлен.
— Не знаю, гражданин, — ответил сержант. — Они спустились с утеса и исчезли среди валунов.
— Тише! Что это?
Все трое внимательно прислушались. Вдалеке раздался постепенно замирающий звук полудюжины весел, плещущих о воду. Шовлен вытер платком пот со лба.
— Лодка со шхуны! — воскликнул он.
Очевидно, Арману Сен-Жюсту и его троим спутникам удалось пробраться вдоль берега, пока отлично вымуштрованные солдаты республиканской армии под страхом смерти слепо повиновались приказаниям Шовлена, предписывающим ждать высокого англичанина, арест которого является наиболее важной задачей.
Беглецы, несомненно, добрались до одного из ручейков, во множестве сбегавших к морю на этом участке побережья, где их поджидала шлюпка с «Мечты», и теперь они вот-вот очутятся в полной безопасности на борту британской шхуны.
Как бы подтверждая последнее предположение, с моря донесся пушечный выстрел.
— Шхуна отплывает, гражданин, — спокойно объяснил Дега.
Шовлену понадобилось все присутствие духа, чтобы удержаться от приступа недостойного и бессмысленного гнева. Ясно, что проклятый англичанин в очередной раз перехитрил его. Как ему удалось пробраться к хижине, оставшись незамеченным окружавшими ее тридцатью солдатами, Шовлен не мог понять. Безусловно, Алый Пимпернель раньше их добрался к тропинке, ведущей на утес, но как он смог проделать весь путь из Кале в повозке Рейбена Гольдштейна, не попавшись на глаза многочисленным патрулям, было невозможно представить. Отважного заговорщика словно оберегала сама судьба, и Шовлен, окидывая взглядом торчащие вверх утесы и пустынный берег, ощутил суеверную дрожь.
Тем не менее, все это произошло в действительности в 1792 году, без участия фей и домовых. Шовлен и его тридцать подчиненных своими ушами слышали голос, поющий «Боже, храни короля» спустя двадцать минут после того, как они заняли место в укрытии за хижиной. К этому времени четверо беглецов уже, должно быть, добрались до ручья и сели в шлюпку, а ближайший ручей находился более чем в миле от хижины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62