— Кстати, маэстро Соломон, прошу извинить, я вам не представил моего лучшего друга Альфонса Пикколомини, герцога Монтемарчиано.
Последний снял маску и обнажил свое страшное лицо. Еврей с ужасом невольно отступил перед этим человеком, имя которого было грозой для всего Рима. Малатеста продолжал:
— Предки моего приятеля когда-то имели на этом месте замок, там наверху есть небольшое отверстие, через которое мы проникли. После нашего визита вы, конечно, замуруете это отверстие, хотя, сказать откровенно, это будет немножко поздно.
— Что же вы от меня хотите? — спросил дрожащим голосом еврей.
— О, вы это сейчас увидите, любезный маэстро Соломон, — отвечал Малатеста. — В эту минуту мы изображаем собой жандармов его святейшества.
— Вам, маэстро Соломон, конечно, хорошо известно, — прервал своего приятеля Пикколомини, — что его святейшество строго запрещает скрывать капиталы и не пускать их в обращение.
— Что касается мешков с золотом, — заметил Малатеста, — мы можем их оставить маэстро Соломону.
— Ты с ума сошел, Ламберто! — прошептал герцог Монтемарчиано на ухо своему другу. — Оставить все это золото… Но ведь тут дело идет о королевском богатстве.
— А ты, Альфонс, потерял голову, — отвечал Малатеста. — Разве есть возможность нам двоим унести такую тяжесть? Затем — как же можно сделать это незаметно? Самое лучшее — мы наполним наши карманы драгоценностями из сундука. Их хватит для нас обоих. Ты можешь выкупить свое герцогство, а я мою синьорию.
— Ты прав, — прошептал Пикколомини. — Итак, маэстро Соломон, — продолжал он громко, — будет шутить. Открой сундук с драгоценностями. Живо!
Между тем еврей уже несколько оправился от страха и сказал:
— Вы можете разделить это золото, потому что оно мое, плод моих пятидесятилетних трудов, хотя и подло грабить беззащитного старика, но что же делать, я уступаю силе; что же касается сокровищ, спрятанных в сундуке, я не могу их отдать, потому что они не мои. Вы можете убить меня, но сундука я не отопру.
— Как, мы не будем иметь сокровищ, скрытых в сундуке? — вскричал Пикколомини, подступая к еврею.
— Нет! — повторил решительно старик.
— А если мы перережем твою глотку вот этим кинжалом?
— Можете не только убить меня, но подвергнуть самой ужаснейшей пытке, и все-таки не получите ничего из этого сундука.
— Ну, полно, Соломон, — сказал кротко Малатеста. — Твое предложение для нас вовсе не подходящее. Куда мы денем твое золото? Не слоны же мы, чтобы могли поднять на своих спинах такую тяжесть. Да если бы мы и в состоянии были это сделать, то нам неудобно тащить по улице мешки с золотом, ты же сам это хорошо знаешь.
— Я предлагаю вам то, что мне принадлежит, — отвечал еврей. — Повторяю, сокровища, скрытые в сундуке, не мои, часть из них мне отдана на хранение, а часть находится в залоге. Не могу же я вам отдать вещи, не принадлежащие мне.
— Хорошо. Но позволь мне сделать тебе еще одно предложение, — продолжал Малатеста. — Сколько золота в этих мешках?
— В каждом мешке двадцать тысяч скуди, — отвечал еврей, — и так как их семнадцать, то все вместе составит триста сорок тысяч скуди.
— Теперь выслушай же меня, мы хорошо понимаем, что ты скорее готов умереть, чем открыть сундук, и не требуем от тебя этого. Мы готовы положиться на твою совесть: выбери сам из этих сокровищ бриллиантов на сумму двести тысяч скуди, и мы оставим тебя в покое навсегда. Видишь, какие мы честные!
Соломон своим ушам не верил. Ему казалось, что сам Саваоф послал ангелов с небес спасти его. Жертва была велика, но она представлялась ничтожною перед потерей всего богатства.
— И вы говорите правду? — спросил умоляющим голосом еврей. — Получив бриллиантов на двести тысяч скуди, вы оставите меня в покое?
— В этом ты можешь не сомневаться, — сказал Пикколомини.
— А вы, синьор Малатеста, даете мне слово благородного человека, что сдержите обещание? Вам я верю, вы никогда не изменяли вашему слову.
— Даю тебе слово, — сказал Малатеста. — Отпирай же скорее, у нас нет времени дожидаться.
Еврей подошел к сундуку и, помедлив, обратился к бандитам:
— Простите, синьоры, но мне хотелось бы скрыть мой секрет. Я бы попросил вас отойти в противоположную сторону подземелья.
Соломон смерил расстояние между ним и бандитами и сразу смекнул, что в случае нападения он всегда будет иметь возможность захлопнуть крышку сундука, наклонился и стал отворять его. Но лишь только он поднял крышку, Пикколомини, как тигр, прыгнул на него и погрузил кинжал в бок несчастного ростовщика; он упал, обливаясь кровью, но, падая, успел захлопнуть сундук.
— Проклятье! — вскричал бандит.
— Да, по милости твоей все потеряно! А я еще дал слово этому несчастному, — с горечью сказал Малатеста.
— Бросим эти сожаленья и примемся за работу, — отвечал Пикколомини. — Через несколько часов рассветет, а таким воинам, как мы с тобой, неудобно при свете дня показываться на улице; попробуем оттащить сундук от стены и унесем его.
— Пробуйте! Пробуйте!.. Подлые воры, грабители! — говорил умирающий еврей, заливаясь кровью. — Но вам не удастся открыть сундук… Будьте вы прокляты! — добавил старик и испустил дух.
С минуту в подземелье царила гробовая тишина. Пикколомини прервал ее:
— Мы у входа оставили лопаты, — сказал он. — Пойдем за ними.
— А если мы лопатами ничего не сделаем?
— Тогда знаешь что? Я выстрелю из пистолета в замок, — отвечал Пикколомини. — Идем!
Двое бандитов ушли.
Полчаса спустя они вернулись с лопатами в руках и лишь сделали несколько шагов, как вскрикнули и отступили с ужасом: сундук был открыт, и в нем ничего не было, даже самого незначительного колечка; мешки с золотом также исчезли. Среди подземелья лежал только труп зарезанного еврея с открытыми остекленевшими глазами, смотревшими на разбойников с какой-то злобной иронией. Злодеи, обезумев от страха, со всех ног кинулись из подземелья.
ДВОРЯНИН
— Фронтино?
— Господин кавалер!
— Кажется, уже давно день, который час?
— Уже за полдень. Господин кавалер так хорошо спал, что я не осмелился беспокоить.
— Ты, милый Фронтино, мне постоянно говоришь одно и то же. Помоги мне одеться.
Лакей приступил к одеванию своего барина. В то время это дело было не легкое. Тогда мужчины носили то же, что теперь носят дамы: ожерелья, браслеты, ленты, кружева и т.д. Пока будет происходить процедура одевания, познакомимся с кавалером и его помещением. Комнаты кавалера Гербольда были в доме, стоящем на «Frinita dei Monti» против дворца Тосканского посольства. Они были убраны весьма роскошно. Владелец их, которого товарищи в насмешку называли D'herbault, принадлежал к разряду тех мужчин, которые до сорокалетнего возраста носят название прекрасных молодых людей, после сорока лет их называют bell’hom’ами, а в старости симпатичными старичками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Последний снял маску и обнажил свое страшное лицо. Еврей с ужасом невольно отступил перед этим человеком, имя которого было грозой для всего Рима. Малатеста продолжал:
— Предки моего приятеля когда-то имели на этом месте замок, там наверху есть небольшое отверстие, через которое мы проникли. После нашего визита вы, конечно, замуруете это отверстие, хотя, сказать откровенно, это будет немножко поздно.
— Что же вы от меня хотите? — спросил дрожащим голосом еврей.
— О, вы это сейчас увидите, любезный маэстро Соломон, — отвечал Малатеста. — В эту минуту мы изображаем собой жандармов его святейшества.
— Вам, маэстро Соломон, конечно, хорошо известно, — прервал своего приятеля Пикколомини, — что его святейшество строго запрещает скрывать капиталы и не пускать их в обращение.
— Что касается мешков с золотом, — заметил Малатеста, — мы можем их оставить маэстро Соломону.
— Ты с ума сошел, Ламберто! — прошептал герцог Монтемарчиано на ухо своему другу. — Оставить все это золото… Но ведь тут дело идет о королевском богатстве.
— А ты, Альфонс, потерял голову, — отвечал Малатеста. — Разве есть возможность нам двоим унести такую тяжесть? Затем — как же можно сделать это незаметно? Самое лучшее — мы наполним наши карманы драгоценностями из сундука. Их хватит для нас обоих. Ты можешь выкупить свое герцогство, а я мою синьорию.
— Ты прав, — прошептал Пикколомини. — Итак, маэстро Соломон, — продолжал он громко, — будет шутить. Открой сундук с драгоценностями. Живо!
Между тем еврей уже несколько оправился от страха и сказал:
— Вы можете разделить это золото, потому что оно мое, плод моих пятидесятилетних трудов, хотя и подло грабить беззащитного старика, но что же делать, я уступаю силе; что же касается сокровищ, спрятанных в сундуке, я не могу их отдать, потому что они не мои. Вы можете убить меня, но сундука я не отопру.
— Как, мы не будем иметь сокровищ, скрытых в сундуке? — вскричал Пикколомини, подступая к еврею.
— Нет! — повторил решительно старик.
— А если мы перережем твою глотку вот этим кинжалом?
— Можете не только убить меня, но подвергнуть самой ужаснейшей пытке, и все-таки не получите ничего из этого сундука.
— Ну, полно, Соломон, — сказал кротко Малатеста. — Твое предложение для нас вовсе не подходящее. Куда мы денем твое золото? Не слоны же мы, чтобы могли поднять на своих спинах такую тяжесть. Да если бы мы и в состоянии были это сделать, то нам неудобно тащить по улице мешки с золотом, ты же сам это хорошо знаешь.
— Я предлагаю вам то, что мне принадлежит, — отвечал еврей. — Повторяю, сокровища, скрытые в сундуке, не мои, часть из них мне отдана на хранение, а часть находится в залоге. Не могу же я вам отдать вещи, не принадлежащие мне.
— Хорошо. Но позволь мне сделать тебе еще одно предложение, — продолжал Малатеста. — Сколько золота в этих мешках?
— В каждом мешке двадцать тысяч скуди, — отвечал еврей, — и так как их семнадцать, то все вместе составит триста сорок тысяч скуди.
— Теперь выслушай же меня, мы хорошо понимаем, что ты скорее готов умереть, чем открыть сундук, и не требуем от тебя этого. Мы готовы положиться на твою совесть: выбери сам из этих сокровищ бриллиантов на сумму двести тысяч скуди, и мы оставим тебя в покое навсегда. Видишь, какие мы честные!
Соломон своим ушам не верил. Ему казалось, что сам Саваоф послал ангелов с небес спасти его. Жертва была велика, но она представлялась ничтожною перед потерей всего богатства.
— И вы говорите правду? — спросил умоляющим голосом еврей. — Получив бриллиантов на двести тысяч скуди, вы оставите меня в покое?
— В этом ты можешь не сомневаться, — сказал Пикколомини.
— А вы, синьор Малатеста, даете мне слово благородного человека, что сдержите обещание? Вам я верю, вы никогда не изменяли вашему слову.
— Даю тебе слово, — сказал Малатеста. — Отпирай же скорее, у нас нет времени дожидаться.
Еврей подошел к сундуку и, помедлив, обратился к бандитам:
— Простите, синьоры, но мне хотелось бы скрыть мой секрет. Я бы попросил вас отойти в противоположную сторону подземелья.
Соломон смерил расстояние между ним и бандитами и сразу смекнул, что в случае нападения он всегда будет иметь возможность захлопнуть крышку сундука, наклонился и стал отворять его. Но лишь только он поднял крышку, Пикколомини, как тигр, прыгнул на него и погрузил кинжал в бок несчастного ростовщика; он упал, обливаясь кровью, но, падая, успел захлопнуть сундук.
— Проклятье! — вскричал бандит.
— Да, по милости твоей все потеряно! А я еще дал слово этому несчастному, — с горечью сказал Малатеста.
— Бросим эти сожаленья и примемся за работу, — отвечал Пикколомини. — Через несколько часов рассветет, а таким воинам, как мы с тобой, неудобно при свете дня показываться на улице; попробуем оттащить сундук от стены и унесем его.
— Пробуйте! Пробуйте!.. Подлые воры, грабители! — говорил умирающий еврей, заливаясь кровью. — Но вам не удастся открыть сундук… Будьте вы прокляты! — добавил старик и испустил дух.
С минуту в подземелье царила гробовая тишина. Пикколомини прервал ее:
— Мы у входа оставили лопаты, — сказал он. — Пойдем за ними.
— А если мы лопатами ничего не сделаем?
— Тогда знаешь что? Я выстрелю из пистолета в замок, — отвечал Пикколомини. — Идем!
Двое бандитов ушли.
Полчаса спустя они вернулись с лопатами в руках и лишь сделали несколько шагов, как вскрикнули и отступили с ужасом: сундук был открыт, и в нем ничего не было, даже самого незначительного колечка; мешки с золотом также исчезли. Среди подземелья лежал только труп зарезанного еврея с открытыми остекленевшими глазами, смотревшими на разбойников с какой-то злобной иронией. Злодеи, обезумев от страха, со всех ног кинулись из подземелья.
ДВОРЯНИН
— Фронтино?
— Господин кавалер!
— Кажется, уже давно день, который час?
— Уже за полдень. Господин кавалер так хорошо спал, что я не осмелился беспокоить.
— Ты, милый Фронтино, мне постоянно говоришь одно и то же. Помоги мне одеться.
Лакей приступил к одеванию своего барина. В то время это дело было не легкое. Тогда мужчины носили то же, что теперь носят дамы: ожерелья, браслеты, ленты, кружева и т.д. Пока будет происходить процедура одевания, познакомимся с кавалером и его помещением. Комнаты кавалера Гербольда были в доме, стоящем на «Frinita dei Monti» против дворца Тосканского посольства. Они были убраны весьма роскошно. Владелец их, которого товарищи в насмешку называли D'herbault, принадлежал к разряду тех мужчин, которые до сорокалетнего возраста носят название прекрасных молодых людей, после сорока лет их называют bell’hom’ами, а в старости симпатичными старичками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75