конечно, я не окружил его удовольствиями, — добавил язвительно констабль, — но все-таки если бы мне вздумалось употребить полное мое право, то де Пуа был бы теперь уже мертвым, и все нашли бы это естественным.
— Убийство я допускаю, потому что вы убили бы, спасая свою честь, но подобное медленное мучение, к которому вы его приговорили, Монморанси, это уж слишком жестоко.
— Поверьте, государь, что я охотно бы поменялся мучениями, которые переносит граф де Пуа в своей тюрьме, с теми, которые пять лет терзают мою душу, — проговорил герцог.
Эта громкая фраза была произнесена с полным достоинством и величием и весьма тронула Франциска.
— Итак, — сказал он, — что вы от меня хотите?
— Я? Ничего. Вот уже пять лет, как вы позволили мстить моему оскорбителю, и единственно, о чем я могу просить вас, это не мешать моему праву и не дозволять другим, вмешиваться в частное дело первого дворянина Франции. И больше я не буду беспокоить ваше высочество ни малейшей просьбой.
— Но я, герцог, которая первая открыла и донесла, что Бомануар еретик и изменник, я просила бы еще что-нибудь, — сказала Диана.
— Что же, графиня? — резко заметил Франциск. — Может быть, вы желаете, чтобы я уступил полцарства монсеньеру Монморанси, с правом высшего и низшего суда над гражданами?
Монморанси заметил, что игра зашла слишком далеко и что нужно ее прекратить.
— Ваше высочество, позвольте уверить вас, — сказал он с низким поклоном, — что я ничего не желаю и счастлив служить интересам вашим и вашему царству.
— Вот именно, для интереса и для славы нашего государя, — воскликнула Диана, — я нахожу необходимым, чтобы король дал вам письмо, герцог, в котором он одобряет ваши действия и тем ставит преграду попыткам ваших врагов.
— Но ведь я дал слово Бомануару… — сказал Франциск.
— Разве можно считать действительным обещание, данное еретику? Ведь вы знаете, государь, что святая церковь разрешает верным католикам не соблюдать обещаний, когда эти обещания доставляют пользу еретикам.
— Ну, пусть будет по-вашему, Диана, — проговорил король. — Дайте мне мой письменный прибор, и я напишу герцогу письмо.
Воспользовавшись минутой, когда Франциск уселся писать, Диана победительно взглянула на герцога, который ответил ей взглядом, полным благодарности.
— Вот вам, герцог, — сказал Франциск, передавая констаблю письмо, — то, что вам нужно. Прочтите.
Приняв письмо с глубоким поклоном, констабль стал читать:
«Кузен! Бумага сия дана в знак удостоверения, что действия ваши против графа де Пуа вполне нам известны и получили наше одобрение, в чем и дано вам сие свидетельство, с полным сознанием, нашей королевской властью. Затем, кузен, прошу Бога не оставить вас Своим святым покровительством.
Франциск».
Констабль поцеловал письмо и спрятал его; затем, сделав глубокий поклон королю и графине, он с достоинством вышел.
— Слава тебе, Господи! — воскликнул монарх, бросаясь как бы усталый на диван около графини. — Наконец мы можем поболтать вместе свободно.
— Вы это вполне заслужили, мой милый государь, — сказала ласково Диана, протягивая ему обе руки, которые король покрыл поцелуями…
В то время, когда графиня де Брезей награждала своими ласками измену и подлость своего короля-любовника, два дворянина, одетые в скромные темные одежды, явились к замку де Монморанси и просили доложить о них.
Констабль, услыша, что маркиз де Бомануар и виконт де Пуа желают его видеть, язвительно улыбнулся и приказал попросить их тотчас же войти в приемную залу.
— Будьте, мой сын, осторожны! — уговаривал маркиз де Бомануар своего молодого любимца. — Забудьте пока, что констабль убийца вашего отца, и помните, что констабль здесь в своем доме, а потому сдерживайте себя, чтобы не наделать беды.
Виконт холодно улыбнулся.
— Как мало вы меня знаете, отец мой! — сказал он. — Поверьте, я не хочу быть виновным, если наша миссия окончится неудачно.
Бомануар успокоился, зная твердый характер молодого человека. В это время вошел Монморанси и, поклонившись им с напускной вежливостью, попросил их сесть. Они ответили ему поклоном, но остались стоять.
— Господин герцог, вероятно, догадывается о цели нашего посещения? — спросил Бомануар.
— Я точно не знаю причины оказанной мне чести вашим посещением, — ответил, продолжая тоже стоять, Монморанси. — Услыхав имя одного из вас, я мог предполагать, но, тем не менее, я буду очень обязан вам, если вы потрудитесь объяснить мне все подробнее.
Бомануара всего передернуло, когда он услыхал ответ герцога, не предвещавший ничего хорошего.
— Мы были сегодня утром у его высочества, короля Франциска, — прибавил старый дворянин, — и получили новое доказательство его неистощимой доброты.
— Это мне не удивительно, господа; король знает лучших дворян своего царства и обходится с ними по их заслугам.
— Его доброта относилась к нам только как к просителям. Мы объяснили монарху бедствия, столько лет обременяющие несчастного графа де Пуа; и король своей королевской волей обещал дать свободу несчастному мученику.
— И так как, — сказал констабль с насмешливой иронией, — по вашему мнению, виновник этого несчастья герцог де Монморанси, то я могу думать, что вы пришли велеть мне дать свободу моему пленнику. Не так ли?
— Мы пришли просить вас, герцог, по крайней мере, не ждать приказа короля и сделать из вежливости то, что придется делать по приказанию.
— По приказу короля?! — притворно удивляясь, воскликнул герцог. — Но уверены ли вы в том, господа, что король даст мне такое приказание?
— Его высочество дал нам свое королевское слово час назад.
— Это вещь неизъяснимая… — начал де Монморанси.
— Как, вы не доверяете моему слову? — крикнул, покраснев от гнева, Бомануар.
— Сохрани меня Боже, господин маркиз. Но позвольте мне предположить, что здесь произошло недоразумение, потому что, как же я иначе могу понять ваш рассказ, получив это письмо от его высочества полтора часа назад?
Сказав это, он подал маркизу знакомое уже нам письмо. Холодный пот выступил на лице честного дворянина. Это письмо было не только приговором, а и доказательством, что первый человек Франции, тот, в котором дворяне олицетворяли честность и великодушие, был не кто иной, как негодяй, плут, лгун, подлец, которому измена своему слову была шуткой.
— Читайте, сын мой, — сказал маркиз, подавая письмо виконту.
— Бесполезно, господин маркиз, я знаю, в чем дело, — ответил молодой человек, отстраняя рукой письмо.
Звук этого чистого, спокойного и твердого голоса кольнул де Монморанси, и он в первый раз пристально взглянул на это мраморное лицо, взгляд которого выражал непоколебимую решительность.
В первый раз на него подействовал человеческий взгляд, который затронул его каменное сердце, и он подошел к виконту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Убийство я допускаю, потому что вы убили бы, спасая свою честь, но подобное медленное мучение, к которому вы его приговорили, Монморанси, это уж слишком жестоко.
— Поверьте, государь, что я охотно бы поменялся мучениями, которые переносит граф де Пуа в своей тюрьме, с теми, которые пять лет терзают мою душу, — проговорил герцог.
Эта громкая фраза была произнесена с полным достоинством и величием и весьма тронула Франциска.
— Итак, — сказал он, — что вы от меня хотите?
— Я? Ничего. Вот уже пять лет, как вы позволили мстить моему оскорбителю, и единственно, о чем я могу просить вас, это не мешать моему праву и не дозволять другим, вмешиваться в частное дело первого дворянина Франции. И больше я не буду беспокоить ваше высочество ни малейшей просьбой.
— Но я, герцог, которая первая открыла и донесла, что Бомануар еретик и изменник, я просила бы еще что-нибудь, — сказала Диана.
— Что же, графиня? — резко заметил Франциск. — Может быть, вы желаете, чтобы я уступил полцарства монсеньеру Монморанси, с правом высшего и низшего суда над гражданами?
Монморанси заметил, что игра зашла слишком далеко и что нужно ее прекратить.
— Ваше высочество, позвольте уверить вас, — сказал он с низким поклоном, — что я ничего не желаю и счастлив служить интересам вашим и вашему царству.
— Вот именно, для интереса и для славы нашего государя, — воскликнула Диана, — я нахожу необходимым, чтобы король дал вам письмо, герцог, в котором он одобряет ваши действия и тем ставит преграду попыткам ваших врагов.
— Но ведь я дал слово Бомануару… — сказал Франциск.
— Разве можно считать действительным обещание, данное еретику? Ведь вы знаете, государь, что святая церковь разрешает верным католикам не соблюдать обещаний, когда эти обещания доставляют пользу еретикам.
— Ну, пусть будет по-вашему, Диана, — проговорил король. — Дайте мне мой письменный прибор, и я напишу герцогу письмо.
Воспользовавшись минутой, когда Франциск уселся писать, Диана победительно взглянула на герцога, который ответил ей взглядом, полным благодарности.
— Вот вам, герцог, — сказал Франциск, передавая констаблю письмо, — то, что вам нужно. Прочтите.
Приняв письмо с глубоким поклоном, констабль стал читать:
«Кузен! Бумага сия дана в знак удостоверения, что действия ваши против графа де Пуа вполне нам известны и получили наше одобрение, в чем и дано вам сие свидетельство, с полным сознанием, нашей королевской властью. Затем, кузен, прошу Бога не оставить вас Своим святым покровительством.
Франциск».
Констабль поцеловал письмо и спрятал его; затем, сделав глубокий поклон королю и графине, он с достоинством вышел.
— Слава тебе, Господи! — воскликнул монарх, бросаясь как бы усталый на диван около графини. — Наконец мы можем поболтать вместе свободно.
— Вы это вполне заслужили, мой милый государь, — сказала ласково Диана, протягивая ему обе руки, которые король покрыл поцелуями…
В то время, когда графиня де Брезей награждала своими ласками измену и подлость своего короля-любовника, два дворянина, одетые в скромные темные одежды, явились к замку де Монморанси и просили доложить о них.
Констабль, услыша, что маркиз де Бомануар и виконт де Пуа желают его видеть, язвительно улыбнулся и приказал попросить их тотчас же войти в приемную залу.
— Будьте, мой сын, осторожны! — уговаривал маркиз де Бомануар своего молодого любимца. — Забудьте пока, что констабль убийца вашего отца, и помните, что констабль здесь в своем доме, а потому сдерживайте себя, чтобы не наделать беды.
Виконт холодно улыбнулся.
— Как мало вы меня знаете, отец мой! — сказал он. — Поверьте, я не хочу быть виновным, если наша миссия окончится неудачно.
Бомануар успокоился, зная твердый характер молодого человека. В это время вошел Монморанси и, поклонившись им с напускной вежливостью, попросил их сесть. Они ответили ему поклоном, но остались стоять.
— Господин герцог, вероятно, догадывается о цели нашего посещения? — спросил Бомануар.
— Я точно не знаю причины оказанной мне чести вашим посещением, — ответил, продолжая тоже стоять, Монморанси. — Услыхав имя одного из вас, я мог предполагать, но, тем не менее, я буду очень обязан вам, если вы потрудитесь объяснить мне все подробнее.
Бомануара всего передернуло, когда он услыхал ответ герцога, не предвещавший ничего хорошего.
— Мы были сегодня утром у его высочества, короля Франциска, — прибавил старый дворянин, — и получили новое доказательство его неистощимой доброты.
— Это мне не удивительно, господа; король знает лучших дворян своего царства и обходится с ними по их заслугам.
— Его доброта относилась к нам только как к просителям. Мы объяснили монарху бедствия, столько лет обременяющие несчастного графа де Пуа; и король своей королевской волей обещал дать свободу несчастному мученику.
— И так как, — сказал констабль с насмешливой иронией, — по вашему мнению, виновник этого несчастья герцог де Монморанси, то я могу думать, что вы пришли велеть мне дать свободу моему пленнику. Не так ли?
— Мы пришли просить вас, герцог, по крайней мере, не ждать приказа короля и сделать из вежливости то, что придется делать по приказанию.
— По приказу короля?! — притворно удивляясь, воскликнул герцог. — Но уверены ли вы в том, господа, что король даст мне такое приказание?
— Его высочество дал нам свое королевское слово час назад.
— Это вещь неизъяснимая… — начал де Монморанси.
— Как, вы не доверяете моему слову? — крикнул, покраснев от гнева, Бомануар.
— Сохрани меня Боже, господин маркиз. Но позвольте мне предположить, что здесь произошло недоразумение, потому что, как же я иначе могу понять ваш рассказ, получив это письмо от его высочества полтора часа назад?
Сказав это, он подал маркизу знакомое уже нам письмо. Холодный пот выступил на лице честного дворянина. Это письмо было не только приговором, а и доказательством, что первый человек Франции, тот, в котором дворяне олицетворяли честность и великодушие, был не кто иной, как негодяй, плут, лгун, подлец, которому измена своему слову была шуткой.
— Читайте, сын мой, — сказал маркиз, подавая письмо виконту.
— Бесполезно, господин маркиз, я знаю, в чем дело, — ответил молодой человек, отстраняя рукой письмо.
Звук этого чистого, спокойного и твердого голоса кольнул де Монморанси, и он в первый раз пристально взглянул на это мраморное лицо, взгляд которого выражал непоколебимую решительность.
В первый раз на него подействовал человеческий взгляд, который затронул его каменное сердце, и он подошел к виконту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79