Там, укрывшись от посторонних глаз, он с восторгом поведал мне, что более всего восхитило его в первом христианском городе, в который он попал, выехав за пределы Индий. Его особенно поразили огромные церкви, а также благочестивый трепет, который выказывали христиане, припадая к изображениям распятия и Пресвятой Девы. Сикотепек уверял, что запах ладана и воска вселяет мир и покой в души входящих в храм.
— Хотя в Лиссабоне множество церквей, построенных и украшенных искуснейшими зодчими и мастерами, в Мексике храмов гораздо больше, — однажды заявил он.
Нельзя было отказать ему в правоте, ведь у индейцев, по крайней мере в тех местах, где я побывал, святилища встречаются буквально на каждом шагу. Богов у них множество, для каждого возводят свой храм, и таким образом число их необыкновенно велико повсюду, и строятся они не только в городах и селениях, но и в полях, лесах и даже на скалах, наподобие наших отшельнических скитов. Почти всегда мексиканские храмы выполнены с большим искусством, а иные из них столь величественны и грандиозны, что вполне могут сравниться с нашими соборами.
Вот только воздвигнуты они для поклонения сатане и суть рассадники злодейства и кровавых жестокостей, потому-то многие из них были разрушены с нашим приходом в Новую Испанию.
По прошествии нескольких дней я уговорился с одним богатым торговцем о том, чтобы снять у него по сходной пене небольшой домик с прислугой за городом примерно в полулиге от Лиссабона. Он сделал мне такое выгодное предложение в расчете на то, что вскорости мы начнем совместное дело в Африке и в Индиях, причем не только португальских, но и испанских, поскольку я постарался убедить его, что у меня есть для этого все возможности.
Наше новое жилище находилось к северу от Лиссабона. Дом стоял у моря, долину вокруг покрывали виноградники, дававшие хорошие урожаи для доброго вина. Расположившись там, мы решили наконец навестить Мартина ду Мелу и постараться что-нибудь разузнать о тех отношениях, что связывали его с Тристаном.
Однажды поутру мы отправились к его дому, который, как рассказал нам хозяин постоялого двора, находился неподалеку от пристани на реке Тахо на крутой, темной улочке. Гарсиа довольно точно описал нам это место. К нам вышел слуга и, проводив в комнату, отправился доложить хозяину. Вскоре появился и сам Мартин ду Мелу: слуга наверняка сообщил ему, что посетитель — богатый человек, а у того был исключительно тонкий нюх на все, что пахло большими деньгами.
Он был со мной отменно любезен, даже пригласил к столу откушать и угоститься вином и всячески выказывал свое расположение — не столько, впрочем, к моей особе, сколько к моим деньгам: вся эта приветливость показалась мне насквозь фальшивой. Было ясно, что его интересует только одно: постараться как можно глубже залезть в мой кошелек.
Когда наконец поток его льстивых слов несколько иссяк, я смог перейти к делу, ради которого и пришел. Стараясь не выдавать своих истинных намерений, я осторожно начал:
— Мне бы очень хотелось начать дело во Франции, чтобы поставлять туда товары из Индий и из Африки: я уверен, что дело это прибыльное и принесет немалые барыши. Вылазки корсаров и захват испанских судов все же не могут вполне обеспечить спрос на ткани и драгоценности, столь ценимые француженками, или на экзотические яства, способные украсить обед вельможи.
Эти мои речи удивили португальца, который, будучи просто-напросто вороватым ростовщиком, никак не мог усмотреть для себя выгоды в таких делах, как торговля с французами.
— Не вижу, чем бы я мог быть вам полезен.
— Неужели? — Я разыграл удивление. — Так, значит, у вас нет полезных знакомств во Франции?
— Нет и никогда не было.
— Так, значит, мне дали ложные сведения! Какая досада: ведь сюда уже направляются несколько кораблей, которые везут из Индий немало ценностей, так что человек сметливый, ловкий и имеющий хорошие связи смог бы развернуть такую торговлю, которая прежде никому и не снилась.
— А кто вам посоветовал обратиться ко мне, сеньор? — спросил ду Мелу, глаза которого уже загорелись жадным блеском.
— К чему продолжать разговор, раз вы, видимо, не тот человек, про которого мне рассказали на Кубе, — с деланным безразличием проговорил я, изобразив, что собираюсь уходить.
— Нет-нет, сеньор, постойте! Зачем же сдаваться так быстро? Все-таки скажите, кто вам рассказал обо мне?
— Сеньор Феликс де Оржеле, с которым мы познакомились на Кубе. Он-то и направил меня к вам, сказав, что вы — его доверенное лицо в Лиссабоне и что всегда сможете сообщить мне, как его найти, если мне понадобится его помощь в ведении дел. В то время я не думал возобновлять торговлю: я был болен и с большим трудом смог восстановить свое состояние, немалая часть которого погибла при кораблекрушении. Но, впрочем, зачем все это рассказывать, если вы ничем не можете помочь мне.
Я умолк, поклонился на прощание и направился к двери в сопровождении Сикотепека, который все это время молчаливо ожидал меня в глубине комнаты, как заправский лакей. Португалец ответил не сразу, и я было подумал, что придется так и покинуть этот дом, не сумев войти в доверие хозяину. Но когда я уже выходил на улицу, ду Мелу вдруг бросился за мной и ухватил меня за рукав.
— Подождите же, дон Родриго! — завопил он, испугавшись, что я и впрямь уйду и ускользнет возможность нажиться на этом деле. — Не торопитесь уходить: я действительно могу кое-что сообщить вам об этом сеньоре.
— Правда? — вопросил я, прикинувшись изумленным. — А я подумал, что вы никак с этим французом не связаны.
— Нет, я знаком с ним, но он запретил мне признаваться в этом и просил соблюдать осторожность. Видите ли, у него здесь есть кое-какие дела, которые он не может вести самолично…
— В чем же причина такой таинственности? Я вел торговлю во многих гаванях и никогда не просил моих помощников, чтобы они скрывали свои отношения со мной или стыдились их.
— Это не одно и то же, — произнес ростовщик, понизив голос. — Те дела, которые ведет маркиз де Оржеле, нельзя сравнивать с вашими. У него есть кое-какие интересы в Испании, и это требует соблюдения секретности, ведь Испания и Франция ведут войну.
Меня удивило, что португалец величает Тристана маркизом, и я притворился, что не расслышал этого, не зная, следует ли принимать как должное то, что он, оказывается, имеет такой титул, или же, напротив, выразить удивление. Я решил последовать правилу Кортеса, учившему нас, что на войне внезапная атака часто приносит успех, и как ни в чем не бывало заявил:
— Все это мне отлично известно, приятель, я, конечно, три года был болен, но с головой у меня по-прежнему все в порядке.
— Конечно, конечно. Постарайтесь понять меня правильно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Хотя в Лиссабоне множество церквей, построенных и украшенных искуснейшими зодчими и мастерами, в Мексике храмов гораздо больше, — однажды заявил он.
Нельзя было отказать ему в правоте, ведь у индейцев, по крайней мере в тех местах, где я побывал, святилища встречаются буквально на каждом шагу. Богов у них множество, для каждого возводят свой храм, и таким образом число их необыкновенно велико повсюду, и строятся они не только в городах и селениях, но и в полях, лесах и даже на скалах, наподобие наших отшельнических скитов. Почти всегда мексиканские храмы выполнены с большим искусством, а иные из них столь величественны и грандиозны, что вполне могут сравниться с нашими соборами.
Вот только воздвигнуты они для поклонения сатане и суть рассадники злодейства и кровавых жестокостей, потому-то многие из них были разрушены с нашим приходом в Новую Испанию.
По прошествии нескольких дней я уговорился с одним богатым торговцем о том, чтобы снять у него по сходной пене небольшой домик с прислугой за городом примерно в полулиге от Лиссабона. Он сделал мне такое выгодное предложение в расчете на то, что вскорости мы начнем совместное дело в Африке и в Индиях, причем не только португальских, но и испанских, поскольку я постарался убедить его, что у меня есть для этого все возможности.
Наше новое жилище находилось к северу от Лиссабона. Дом стоял у моря, долину вокруг покрывали виноградники, дававшие хорошие урожаи для доброго вина. Расположившись там, мы решили наконец навестить Мартина ду Мелу и постараться что-нибудь разузнать о тех отношениях, что связывали его с Тристаном.
Однажды поутру мы отправились к его дому, который, как рассказал нам хозяин постоялого двора, находился неподалеку от пристани на реке Тахо на крутой, темной улочке. Гарсиа довольно точно описал нам это место. К нам вышел слуга и, проводив в комнату, отправился доложить хозяину. Вскоре появился и сам Мартин ду Мелу: слуга наверняка сообщил ему, что посетитель — богатый человек, а у того был исключительно тонкий нюх на все, что пахло большими деньгами.
Он был со мной отменно любезен, даже пригласил к столу откушать и угоститься вином и всячески выказывал свое расположение — не столько, впрочем, к моей особе, сколько к моим деньгам: вся эта приветливость показалась мне насквозь фальшивой. Было ясно, что его интересует только одно: постараться как можно глубже залезть в мой кошелек.
Когда наконец поток его льстивых слов несколько иссяк, я смог перейти к делу, ради которого и пришел. Стараясь не выдавать своих истинных намерений, я осторожно начал:
— Мне бы очень хотелось начать дело во Франции, чтобы поставлять туда товары из Индий и из Африки: я уверен, что дело это прибыльное и принесет немалые барыши. Вылазки корсаров и захват испанских судов все же не могут вполне обеспечить спрос на ткани и драгоценности, столь ценимые француженками, или на экзотические яства, способные украсить обед вельможи.
Эти мои речи удивили португальца, который, будучи просто-напросто вороватым ростовщиком, никак не мог усмотреть для себя выгоды в таких делах, как торговля с французами.
— Не вижу, чем бы я мог быть вам полезен.
— Неужели? — Я разыграл удивление. — Так, значит, у вас нет полезных знакомств во Франции?
— Нет и никогда не было.
— Так, значит, мне дали ложные сведения! Какая досада: ведь сюда уже направляются несколько кораблей, которые везут из Индий немало ценностей, так что человек сметливый, ловкий и имеющий хорошие связи смог бы развернуть такую торговлю, которая прежде никому и не снилась.
— А кто вам посоветовал обратиться ко мне, сеньор? — спросил ду Мелу, глаза которого уже загорелись жадным блеском.
— К чему продолжать разговор, раз вы, видимо, не тот человек, про которого мне рассказали на Кубе, — с деланным безразличием проговорил я, изобразив, что собираюсь уходить.
— Нет-нет, сеньор, постойте! Зачем же сдаваться так быстро? Все-таки скажите, кто вам рассказал обо мне?
— Сеньор Феликс де Оржеле, с которым мы познакомились на Кубе. Он-то и направил меня к вам, сказав, что вы — его доверенное лицо в Лиссабоне и что всегда сможете сообщить мне, как его найти, если мне понадобится его помощь в ведении дел. В то время я не думал возобновлять торговлю: я был болен и с большим трудом смог восстановить свое состояние, немалая часть которого погибла при кораблекрушении. Но, впрочем, зачем все это рассказывать, если вы ничем не можете помочь мне.
Я умолк, поклонился на прощание и направился к двери в сопровождении Сикотепека, который все это время молчаливо ожидал меня в глубине комнаты, как заправский лакей. Португалец ответил не сразу, и я было подумал, что придется так и покинуть этот дом, не сумев войти в доверие хозяину. Но когда я уже выходил на улицу, ду Мелу вдруг бросился за мной и ухватил меня за рукав.
— Подождите же, дон Родриго! — завопил он, испугавшись, что я и впрямь уйду и ускользнет возможность нажиться на этом деле. — Не торопитесь уходить: я действительно могу кое-что сообщить вам об этом сеньоре.
— Правда? — вопросил я, прикинувшись изумленным. — А я подумал, что вы никак с этим французом не связаны.
— Нет, я знаком с ним, но он запретил мне признаваться в этом и просил соблюдать осторожность. Видите ли, у него здесь есть кое-какие дела, которые он не может вести самолично…
— В чем же причина такой таинственности? Я вел торговлю во многих гаванях и никогда не просил моих помощников, чтобы они скрывали свои отношения со мной или стыдились их.
— Это не одно и то же, — произнес ростовщик, понизив голос. — Те дела, которые ведет маркиз де Оржеле, нельзя сравнивать с вашими. У него есть кое-какие интересы в Испании, и это требует соблюдения секретности, ведь Испания и Франция ведут войну.
Меня удивило, что португалец величает Тристана маркизом, и я притворился, что не расслышал этого, не зная, следует ли принимать как должное то, что он, оказывается, имеет такой титул, или же, напротив, выразить удивление. Я решил последовать правилу Кортеса, учившему нас, что на войне внезапная атака часто приносит успех, и как ни в чем не бывало заявил:
— Все это мне отлично известно, приятель, я, конечно, три года был болен, но с головой у меня по-прежнему все в порядке.
— Конечно, конечно. Постарайтесь понять меня правильно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75