Не так ли?
— Все это так, сэр. — Вильяме Бак догадывался, к чему клонит банкир. — Русские охотнее промышляют на Груманте. Но я сомневаюсь…
— Не будет ли разумным в таком случае, дорогой Бак, отвадить их от этого острова? Я думаю… гм… следует потопить несколько промысловых кораблей где-нибудь поблизости от Шпицбергена, и тогда русские мужики попадут в тиски: с одной стороны, разорительная монополия графа Шувалова, а с другой — вы, дорогой Бак. Вам не следует забывать: корабельный лес необходим для Англии, — посмотрев внимательно на купца, добавил Бенджамин Вольф. — Я уверен, королевское правительство оценит ваш патриотизм и сможет забыть некоторые досадные стороны вашей деятельности на родине. Надеюсь, вы согласны? А впрочем, это неважно, согласны вы или нет, — отрезал банкир, увидев на лице Бака колебание, -так или иначе, все это вы возьмете на себя.
Вильямс Бак в крайнем замешательстве вытер пот со лба.
— Позволю себе заметить, сэр, — робко вставил он, — местное купечество относится к нам недоброжелательно. В Петербург на высочайшее имя написана жалоба…
Банкир усмехнулся.
— Жалоба. Да кто сейчас в Петербурге будет разбираться в делах, происходящих на Севере! Императрица Елизавета доживает последние дни. Сановники заняты вопросами престолонаследия. Мы постараемся создать мнение при дворе, что русским мужикам опасно заниматься мореплаванием. — И, не давая Баку вымолвить слово, банкир продолжал: — С открытием навигации в Архангельске к вам явится шкипер купеческого судна с письмом от торгового дома «Вольф и сыновья». С подателем письма вы можете вести переговоры, он поможет вам найти лесорубов.
Банкир поднялся и небрежно подал руку Баку.
— Желаю удачи.
Юркий краснощекий трактирщик был уже тут как тут и помогал знатному гостю одеваться.
Стараясь избежать любопытных глаз, торопливо проскользнул Бенджамин Вольф через шумный зал. Звякнул колокольчик — за банкиром захлопнулась дверь.
Задумавшись, Вильямс Бак долго сидел в таверне. Он не слышал, как буйствовал свирепый ветер, завывая в трубах, шевеля отставшей на крыше доской, хлопая где-то совсем рядом открытой ставней.
Глава десятая. У ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ
Вонючий дым солдатского табака ест глаза. Петр Федорович в куцем мундире голштинского офицера, попыхивая любимой глиняной трубкой, вышагивает взад и вперед по тесноватому, устланному коврами кабинету. Поворачиваясь, он каждый раз резко звякает шпорами.
Непринужденно развалясь в удобном кресле, сидит розовощекий Роберт Кейт, английский посланник; он в задумчивости дымит душистой сигарой, изредка взглядывая на щуплую фигурку наследника.
Веселые огоньки камина тускло отсвечивают на лакированной мебели, на эфесе шпаги князя, вспыхивают в доспехах медного тевтонского рыцаря, застывшего у дверей на бессменной вахте. Для великого князя Петра-Ульриха из Голштинии рыцарское чучело олицетворяло воинственное высокопочитаемое пруссачество. Наследник российского престола, будущий император, презирал все русское. Даже восковые и деревянные солдатики на большом длинном столе, которыми великий князь неизменно «одерживал победы» над датскими полководцами, были в прусских цветистых мундирах.
С заседания военной конференции Петр Федорович вернулся огорченный, расстроенный. И недаром: над головой короля Фридриха, кумира недалекого князя, собрались грозные тучи. Русская императрица посылает новые полки на прусскую землю, русские фельдмаршалы готовят коварные планы…
«Очень кстати, — раздумывал князь, — пришел этот напыщенный болван Кейт. Он всегда начинен новостями, как шоколадная бонбоньерка сюрпризами».
И сегодня Кейт обрадовал князя весточкой о большом друге Фридрихе. Развеселившись, Петр Федорович много и, как казалось ему, остроумно высмеивал генералов, выступавших на военном совете.
Хитрый англичанин, умевший ловить рыбку в мутной воде, был отменно доволен. Теперь он ждал удобного случая распрощаться с князем.
— Ваше высочество, анекдоты о сегодняшнем совещании были особенно остроумны, и я уверен: слова ваши окажутся пророческими, — посланник зашевелился, собираясь встать.
Уткнувшись в угол, великий князь звякнул шпорами и, круто повернувшись, зашагал прямо на Роберта Кейта.
«А князь и вправду придурковат», — удивлялся Кейт, глядя на покрасневшее от напряжения и выпитой водки маленькое злое лицо князя.
Наследник наступал, четко отбивая шаг и грозно выпучив глаза. У самого кресла, где сидел Кейт, Петр Федорович, стукнув каблуками, застыл в неподвижной позе.
— Да здравствует мой друг великий Фридрих! — вдруг тонким голосом крикнул наследник.
Подгибая длинные журавлиные ноги, с охапкой березовых поленьев вошел слуга Василий Помазкин и бесшумно свалил их у камина.
Старик хитрил: не охапка дров привела его сегодня в кабинет наследника. Вчера он виделся с дорогими земляками — Петром Савельевым и Амосом Корниловым, прочитал поморскую жалобу и долго расспрашивал морехода о тамошних делах. Вспомнив молодость, родные далекие края, Студеное бескрайное море, Василий Помазкин всплакнул и твердо решил помочь землякам.
— Василий, жарко, отставить, — повернув голову в сторону лакея, отрывисто сказал князь, — зачем здесь… не звал.
Василий Помазкин, закинув голову, вытянулся.
— Батюшка Петр Федорович, дозволь старику слово молвить. — Он с мольбой глядел на князя.
— Что? Говори, говори, — проскрипел наследник, вытаращив глаза. — Что, а?
Наследник не сердился, он по-своему любил преданного слугу Василия Помазкина. Злое лицо князя сделалось будто проще, добрее.
Вынув из-за пазухи плотный белый пакет, бывший гвардеец рухнул на мягкий бухарский ковер.
— Милостивец, родимец наш, возьми. — Старик стукнул об пол головой. — Жалоба матушке императрице.
— Обидели тебя? Кто? — Петр сделал свирепое лицо.
— Ежели б меня, батюшка, — не вставая с колен, ответил Помазкин, — и просить бы не стал. Поморян, мореходов наших, злодеи извести умыслили. Корабельщину без разума рубят, в заморье отправляют, а без леса-то, сам знаешь, батюшка, ни кораблей, ни мореходов… Престолу поруха.
Английский посланник, с невозмутимым видом разглядывавший восковых солдат, расставленных на подступах к игрушечным крепостям, при этих словах насторожился.
— Кто смеет?! — сорвался на визг наследник. — Встань, Василий! — Он, нагнувшись, схватил старика за ворот. — Передам, сегодня передам… Как смеют? — Он вырвал пакет из рук Помазкина и бросил на стол.
Василий поднялся и со слезами благодарности кинулся целовать руки наследнику.
— Петр Федорович, да за это, за такую твою милость мы… — голос старика дрогнул, — я, то есть, жизнь… — Глаза помора затуманились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— Все это так, сэр. — Вильяме Бак догадывался, к чему клонит банкир. — Русские охотнее промышляют на Груманте. Но я сомневаюсь…
— Не будет ли разумным в таком случае, дорогой Бак, отвадить их от этого острова? Я думаю… гм… следует потопить несколько промысловых кораблей где-нибудь поблизости от Шпицбергена, и тогда русские мужики попадут в тиски: с одной стороны, разорительная монополия графа Шувалова, а с другой — вы, дорогой Бак. Вам не следует забывать: корабельный лес необходим для Англии, — посмотрев внимательно на купца, добавил Бенджамин Вольф. — Я уверен, королевское правительство оценит ваш патриотизм и сможет забыть некоторые досадные стороны вашей деятельности на родине. Надеюсь, вы согласны? А впрочем, это неважно, согласны вы или нет, — отрезал банкир, увидев на лице Бака колебание, -так или иначе, все это вы возьмете на себя.
Вильямс Бак в крайнем замешательстве вытер пот со лба.
— Позволю себе заметить, сэр, — робко вставил он, — местное купечество относится к нам недоброжелательно. В Петербург на высочайшее имя написана жалоба…
Банкир усмехнулся.
— Жалоба. Да кто сейчас в Петербурге будет разбираться в делах, происходящих на Севере! Императрица Елизавета доживает последние дни. Сановники заняты вопросами престолонаследия. Мы постараемся создать мнение при дворе, что русским мужикам опасно заниматься мореплаванием. — И, не давая Баку вымолвить слово, банкир продолжал: — С открытием навигации в Архангельске к вам явится шкипер купеческого судна с письмом от торгового дома «Вольф и сыновья». С подателем письма вы можете вести переговоры, он поможет вам найти лесорубов.
Банкир поднялся и небрежно подал руку Баку.
— Желаю удачи.
Юркий краснощекий трактирщик был уже тут как тут и помогал знатному гостю одеваться.
Стараясь избежать любопытных глаз, торопливо проскользнул Бенджамин Вольф через шумный зал. Звякнул колокольчик — за банкиром захлопнулась дверь.
Задумавшись, Вильямс Бак долго сидел в таверне. Он не слышал, как буйствовал свирепый ветер, завывая в трубах, шевеля отставшей на крыше доской, хлопая где-то совсем рядом открытой ставней.
Глава десятая. У ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ
Вонючий дым солдатского табака ест глаза. Петр Федорович в куцем мундире голштинского офицера, попыхивая любимой глиняной трубкой, вышагивает взад и вперед по тесноватому, устланному коврами кабинету. Поворачиваясь, он каждый раз резко звякает шпорами.
Непринужденно развалясь в удобном кресле, сидит розовощекий Роберт Кейт, английский посланник; он в задумчивости дымит душистой сигарой, изредка взглядывая на щуплую фигурку наследника.
Веселые огоньки камина тускло отсвечивают на лакированной мебели, на эфесе шпаги князя, вспыхивают в доспехах медного тевтонского рыцаря, застывшего у дверей на бессменной вахте. Для великого князя Петра-Ульриха из Голштинии рыцарское чучело олицетворяло воинственное высокопочитаемое пруссачество. Наследник российского престола, будущий император, презирал все русское. Даже восковые и деревянные солдатики на большом длинном столе, которыми великий князь неизменно «одерживал победы» над датскими полководцами, были в прусских цветистых мундирах.
С заседания военной конференции Петр Федорович вернулся огорченный, расстроенный. И недаром: над головой короля Фридриха, кумира недалекого князя, собрались грозные тучи. Русская императрица посылает новые полки на прусскую землю, русские фельдмаршалы готовят коварные планы…
«Очень кстати, — раздумывал князь, — пришел этот напыщенный болван Кейт. Он всегда начинен новостями, как шоколадная бонбоньерка сюрпризами».
И сегодня Кейт обрадовал князя весточкой о большом друге Фридрихе. Развеселившись, Петр Федорович много и, как казалось ему, остроумно высмеивал генералов, выступавших на военном совете.
Хитрый англичанин, умевший ловить рыбку в мутной воде, был отменно доволен. Теперь он ждал удобного случая распрощаться с князем.
— Ваше высочество, анекдоты о сегодняшнем совещании были особенно остроумны, и я уверен: слова ваши окажутся пророческими, — посланник зашевелился, собираясь встать.
Уткнувшись в угол, великий князь звякнул шпорами и, круто повернувшись, зашагал прямо на Роберта Кейта.
«А князь и вправду придурковат», — удивлялся Кейт, глядя на покрасневшее от напряжения и выпитой водки маленькое злое лицо князя.
Наследник наступал, четко отбивая шаг и грозно выпучив глаза. У самого кресла, где сидел Кейт, Петр Федорович, стукнув каблуками, застыл в неподвижной позе.
— Да здравствует мой друг великий Фридрих! — вдруг тонким голосом крикнул наследник.
Подгибая длинные журавлиные ноги, с охапкой березовых поленьев вошел слуга Василий Помазкин и бесшумно свалил их у камина.
Старик хитрил: не охапка дров привела его сегодня в кабинет наследника. Вчера он виделся с дорогими земляками — Петром Савельевым и Амосом Корниловым, прочитал поморскую жалобу и долго расспрашивал морехода о тамошних делах. Вспомнив молодость, родные далекие края, Студеное бескрайное море, Василий Помазкин всплакнул и твердо решил помочь землякам.
— Василий, жарко, отставить, — повернув голову в сторону лакея, отрывисто сказал князь, — зачем здесь… не звал.
Василий Помазкин, закинув голову, вытянулся.
— Батюшка Петр Федорович, дозволь старику слово молвить. — Он с мольбой глядел на князя.
— Что? Говори, говори, — проскрипел наследник, вытаращив глаза. — Что, а?
Наследник не сердился, он по-своему любил преданного слугу Василия Помазкина. Злое лицо князя сделалось будто проще, добрее.
Вынув из-за пазухи плотный белый пакет, бывший гвардеец рухнул на мягкий бухарский ковер.
— Милостивец, родимец наш, возьми. — Старик стукнул об пол головой. — Жалоба матушке императрице.
— Обидели тебя? Кто? — Петр сделал свирепое лицо.
— Ежели б меня, батюшка, — не вставая с колен, ответил Помазкин, — и просить бы не стал. Поморян, мореходов наших, злодеи извести умыслили. Корабельщину без разума рубят, в заморье отправляют, а без леса-то, сам знаешь, батюшка, ни кораблей, ни мореходов… Престолу поруха.
Английский посланник, с невозмутимым видом разглядывавший восковых солдат, расставленных на подступах к игрушечным крепостям, при этих словах насторожился.
— Кто смеет?! — сорвался на визг наследник. — Встань, Василий! — Он, нагнувшись, схватил старика за ворот. — Передам, сегодня передам… Как смеют? — Он вырвал пакет из рук Помазкина и бросил на стол.
Василий поднялся и со слезами благодарности кинулся целовать руки наследнику.
— Петр Федорович, да за это, за такую твою милость мы… — голос старика дрогнул, — я, то есть, жизнь… — Глаза помора затуманились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63