Выяснилось, что она ничего не понимала.
Желание было горячим черным водоворотом, оно разрывало ее на части и в то же время неумолимо, с рискованной быстротой затаскивало ее вниз, туда, где нет интеллекта, воли, стыда…
Джессика почувствовала, что он нетерпеливо дергает шнурки лифа, тот расстегивается, и ей захотелось закричать, дать ему то, чего он требует. Она чувствовала, как его дрожащие пальцы пробегают по оголенной коже, и она тоже задрожала, изгибаясь под этим сокрушительно нежным прикосновением.
– Baciami. – Голос был хриплый, прикосновение – сама нежность. – Поцелуй меня, Джесс. Еще раз. Как ты хочешь.
Она подняла руки, вплела пальцы в его густые кудри и притянула к себе его рот. Она целовала его со всем бесстыдством, которое в ней было. Она ответила на наглый толчок его языка так же горячо, как ее тело отвечало на мягкое насилие его ласк, поднимаясь и прогибаясь, чтобы вдавить ноющую грудь в его большую теплую руку.
Это ей было необходимо, этого она жаждала с того момента, как впервые его увидела. Он был монстр, но ей все равно его не хватало. Не хватало всех его ужасных штучек… и всего замечательного: вибрирующей мощи массивного мускулистого тела, самонадеянности, звериной грации… наглых черных глаз, то каменно-холодных, то пылающих адским пламенем… громыхания низкого голоса, колеблющегося от томления.
Она хотела его с самого начала, не понимая, что такое желание. Теперь он ее этому научил и заставил хотеть большего.
Она отодвинула его голову и поцеловала его прекрасный надменный нос, высокомерную бровь, очертила ртом твердую челюсть.
– О, Джесс! – Он застонал. – Si. Ancora. Baciami. Abbracciami.
Она ничего не слышала, только звучащую в его голосе потребность. Она ничего не чувствовала, только жар его желания. Она осознавала только упругую мощь его фигуры, теплые руки, двигавшиеся по ней, когда рот завладел ее ртом, и шорох шелка, когда он поднял юбки и скользнул рукой по колену, и тепло этой руки, когда она погладила ногу повыше чулка.
Затем рука замерла, а тело его обратилось в камень.
Он дернулся, и Джессика в испуге открыла глаза – как раз вовремя, чтобы увидеть, что огонь в его глазах умер и они стали холодными, как оникс на булавке в его галстуке.
И тогда, слишком поздно, она услышала и другие звуки: шелест платья, трущегося о кустарник, приглушенное перешептывание.
– Кажется, мы имеем зрителей, мисс Трент, – сказал Дейн. Голос был пропитан язвительностью.
Он холодно вздернул ее лиф, рывком опустил юбки. В этих жестах не было ничего от галантности или желания защитить. Как будто он посмотрел на то, что хотел, и решил, что приобретать это не стоит. Как будто она была тряпичной куклой на прилавке у Шантуа.
Так, по его плану, и должны были подумать наблюдатели, поняла Джессика. Он собирался бросить ее на съедение волкам. Это была его месть.
– Вы знаете, что мы виноваты в равной мере, – сказала она так тихо, чтобы не услышали зрители. – Я оказалась здесь с вашей помощью, Дейн. Вы можете помочь мне выбраться.
– Ах да, – заботливо сказал он. – Я должен объявить о нашей помолвке, не так ли? Но зачем, скажите мне, мисс Трент, я должен расплачиваться обручальным кольцом за то, что мог бы получить даром?
Она услышала, как за его спиной кто-то ахнул, потом хихикнул.
– Я погибну, – напряженно сказала она. – Это недостойно вас – и непростительно.
Он засмеялся:
– Тогда пристрелите меня. – И бросив насмешливый взгляд на фигуры, стоящие в кустах, ушел.
Унижение и ярость сверлили мозг. Ничего не видя, Дейн прошел через сад, сорвал с петель запертые ворота, по узкой аллее вышел на улицу, прошел ее, я следующую, и еще одну. Только когда он приближался к Пале-Роялю, дыхание стало возвращаться в норму, а черная ярость уступила место бурным мыслям.
Она как все женщины, как Сюзанна, только хуже, она оказалась лучшей актрисой и с большим мастерством расставила ловушку. И несмотря на многолетний опыт, он в нее угодил. Опять. Только обстоятельства стали хуже.
С Сюзанной было просто: он чмокнул ее в щечку на глазах у жадной семейки. На этот раз несколько самых утонченных зрителей из парижской элиты слушали, как он стонет, пыхтит, бормочете желании и преданности, словно охваченный горячкой школьник. Но даже тринадцатилетним школьником он не вел себя как одуревший щенок. Даже тогда он не плакал от желания.
О, Джесс!
У него сжалось горло. Он остановился и проглотил жгучую боль, взял себя в руки и продолжил путь.
В саду Пале-Рояль он подхватил трех пышных проституток и пеструю компанию мужчин и ударился в кутеж. Потаскушки, карты, шампанское – вот его мир. Здесь его место, говорил себе Дейн. Здесь он счастлив, уверял он себя.
И он пил, играл в карты, говорил похабные шутки, глотал отвращение от привычного запаха духов, пудры и краски, держал на коленях шлюх и, как всегда, прятал сердечную тоску за раскатистым смехом.
* * *
Еще не затих смех Дейна и он не скрылся в темноте, а Джессика уже вытаскивала себя из ямы унижения и отчаяния, куда он ее столкнул. Ей ничего не оставалось, кроме как вскинуть голову и встретить следующий момент и все, что будет дальше. Она посмотрела на зрителей, вызывая их на словесные оскорбления. Они повернулись к ней спиной и молча ретировались.
Только один выступил вперед. Глядя, как Джессика сползает с саркофага, сжимая края лифа, Ваутри стянул с себя сюртук и кинулся к ней.
– Я пытался, – убитым голосом сказал он, отводя глаза, пока она закутывалась в его сюртук. – Я им сказал, что Дейн ушел один, а вы пошли проведать бабушку, но один из слуг видел, как вы входили в солнечную гостиную… Извините.
– Я бы хотела уехать незаметно, – сказала она, выдерживая безразличную интонацию. – Не могли бы вы найти леди Пембури?
– Я не могу оставить вас одну.
– Я не потеряю сознание, не впаду в истерику. Все будет нормально.
Ваутри с беспокойством взглянул на нее и поспешил к дому.
Как только он ушел, Джессика сбросила с плеч сюртук и надела перчатки, насколько это было возможно сделать без горничной. Ей не удалось дотянуться до всех застежек, большая часть была на спине, но она нашла достаточно для того, чтобы можно было не держать лиф руками. Борясь с завязками и крючками, она с жестокой объективностью оценила ситуацию.
Она поняла – не имеет значения, что Дейн ее не изнасиловал. Важно то, что ее застали с Дейном, – этого достаточно, чтобы в глазах всего мира она стала порченым товаром.
Менее чем через сутки эта история достигнет каждого уголка Парижа. Через неделю она попадет в Лондон. Она хорошо видела, какое будущее ее ожидает.
Ни один уважающий себя джентльмен не запятнает имя семьи женитьбой на отбросах Дейна. У нее не будет шансов привлечь в свой магазин богатых респектабельных людей, от которых зависит успех и ее собственная респектабельность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75